Джеральд Даррелл. Путешествие В Эдвенчер - Дуглас Боттинг

«Как я и подозревала, — вспоминала Джеки, — Джерри остался очень недоволен тем, что его указания не были исполнены, но его раздражение мигом улетучилось от сознания того, что его обожаемые африканские и южноамериканские животные могут жить рядом с ним». Зоопарк не отвечал требованиям Джеральда. «Джерри всегда очень четко представлял себе свой зоопарк, — писала Джеки. — Естественно, что определенные измене­ния, связанные с размещением, территорией и строениями, могли быть сделаны. Он оставил Смиту четкие и конкретные указания относительно Джерси, но Смит полностью игнорировал их». Смит утверждал, что Джер­ри оставил ему всего лишь несколько заметок, а он руководствовался сооб­ражениями времени и средств. Кен Смит со своей командой сумели создать зоопарк на пустом месте — по крайней мере, животные были накормлены, расселены по клеткам, о них заботились в меру сил.

Джеки и Джеральд с мамой поселились в хозяйском доме. По сравне­нию с квартиркой в доме Маргарет, здесь было очень просторно, но очень скоро их квартиру заполнили разнообразные животные, по большей части больные, которым требовалось тепло. Шимпанзе Чалмондейли после воз­вращения Джеральда был выдворен от своей приемной матери, но теперь его снова пришлось взять домой из-за смещения позвоночного диска. Вме­сте с ним появилась и его подружка Лулу, у которой возник нарыв за ухом, крупная черепаха с инфекцией ротовой полости, больной пекари, десяти­футовый питон со стоматитом, четыре бельчонка, отчаянно верещавших и требовавших корма, простуженный попугай, который печально что-то бор­мотал себе под нос, сидя у камина, и несколько чаек. Мама ухаживала за мармозеткой, которую назвали Вискерс. Она держала ее у себя в спальне. Вот что пишет о маме и Вискерс Джеральд:

«Мама стала приемной матерью чрезвычайно редкому крохотному соз­данию — императорскому тамарину, представителю семейства мармозе­ток, самых крохотных обезьянок на свете. Когда мы получили Вискерса, он был в очень плохом состоянии. Мы понимали, что он не выживет, если не получит полного внимания и заботы. Моя мама взяла на себя заботу о ми­ниатюрном создании, решившись подлечить его и восстановить его силы.

Когда Вискерс появился в нашем зоопарке, он свободно умещался в чайной чашке. Своим костлявым тельцем, огромными белыми усами, кото­рыми отличаются тамарины, он напоминал нам не обезьянку, а скорее по­старевшего лепрекона. Внимание и забота мамы сотворили чудеса. Он бы­стро набрал вес, шерстка его заблестела, а белоснежные усы стали такими роскошными и пышными, что вполне могли вызвать зависть любого от­ставного полковника.

Из запуганного и замученного создания Вискерс превратился в очень самоуверенного хозяина жизни, порой даже слишком самоуверенного. Он управлял мамой железной рукой. Стоило выпустить его из клетки, и он принимался хозяйничать в ее комнате, как диктатор. Если мама отдыхала, Вискерс забирался к ней под одеяло, а если он был не расположен к сиесте, то мама должна была предоставлять себя в его полное распоряжение. Он скакал и прыгал по ее постели, как ему хотелось, а мама безропотно сноси­ла это безобразие.

Вискерс постоянно разговаривал с мамой. Высокие, дрожащие звуки, которые он издавал, более всего напоминали птичий щебет. Мама всегда говорила, что немного вздремнуть, когда в твое ухо верещат двадцать рас­серженных канареек, дело нелегкое.

Каждый вечер Вискерс устраивался на маминой подушке, в надежде на то, что мы не заметим его отсутствия и он сможет провести ночь в постели. Когда же его обнаруживали и водворяли на ночь в его клетку, отчаянные крики протеста были слышны во всем доме. Прекращал кричать Вискерс, только когда оказывался внутри клетки. Тогда он спокойно укладывался спать в собственную постель, устроенную из старого одеяла и маминого фартука».

Основное преимущество маленького зоопарка в том, что можно уде­лить каждому животному достаточно внимания. Звери в таком зоопарке превращаются в некое подобие домашних животных, а не в выставочные экземпляры. С такой же, почти материнской заботой в Джерсийском зоо­парке отнеслись к Топси, детенышу южноамериканской шерстистой обезь­яны. Джеральд нашел ее почти умирающей в клетке у торговца животны­ми в Лондоне. Топси была простужена, страдала от энтерита, кашляла так, словно у нее было воспаление легких. «Обезьянка скорчилась на полу, — писал Джеральд, — обхватив лапами голову и тяжело дыша. Ко­гда я постучал по проволочной клетке, она повернула ко мне маленькое черное личико с таким трагическим выражением, что я сразу же понял, что должен спасти ее любой ценой…» Она была очень маленькой, и ей ну­жен был кто-то, к кому она могла бы привязаться. К сожалению, обезьян­ка была слишком напугана, чтобы избрать на эту роль человека. Джеральд купил ей плюшевого медвежонка, и на ближайшие три месяца он стал для Топси приемной матерью.

Лечить обезьянку Джеральд начал с регулярных инъекций хлоромице­тина и витамина В12 . Через неделю Топси стала выглядеть гораздо лучше: ее мех заблестел, она начала хорошо есть, набрала вес, а ее болезни отсту­пили. Очень скоро она переросла своего медвежонка и перенесла свою лю­бовь на дружелюбную морскую свинку. «Ночами она спала на спине несча­стного животного, — писал Джеральд, — более всего напоминая упитан­ного жокея на шетлендском пони. Семейная жизнь обезьянки и морской свинки складывалась — и складывается — очень счастливо, но, к сожале­нию, век морских свинок недолог, и мы готовим молодого рыжего с белым дублера на случай, если что-нибудь произойдет».

Другим приемышем, осиротевшим в раннем детстве, стал Пикколо, черноносый капуцин из Бразилии. В Англию его привез моряк, который продал обезьянку владельцу ресторана на Джерси. А ресторатор в 1960 году передал Пикколо в зоопарк. Пикколо был почти что калекой, потому что его держали в слишком маленькой для него клетке и совершенно не­правильно кормили. Несмотря на все усилия ветеринаров, он так оконча­тельно и не поправился. Но Пикколо обладал удивительным даром к вы­живанию. Он не мог сосуществовать с другими обезьянами, но очень лю­бил людей и со многими из них подружился. Приятели Пикколо навещали его с завидной регулярностью. Пикколо прожил очень долго, он умер лишь в 1997 году в весьма преклонном (по обезьяньим меркам) возрасте сорока пяти лет.

Когда Джеральд впервые поделился с Дэвидом Эттенборо планами соз­дания собственного зоопарка, Эттенборо счел его сумасшедшим. Но очень скоро ему пришлось изменить свое мнение. Эттенборо писал: «Джеральд трудится неустанно и настойчиво. У него золотые руки, и он отлично умеет обращаться с животными. Посмотрите, как он относится к ним и как его питомцы относятся к своему хозяину. Вы сразу же почувствуете, что он инстинктивно чувствует, что нужно сделать, чтобы они были счастливы и довольны. Он обладает даром убеждать. Ему удалось собрать вокруг себя команду единомышленников и заразить их собственным энтузиазмом».