По ступеням «Божьего трона» - Григорий Грум-Гржимайло

– Да откуда же вы его получаете?

– Его привозят тагчи… Хотите проехаться к ним?

И нас проводили в тань, в котором мы действительно нашли несколько бравых мо́лодцев, поспешивших вытащить нам напоказ несколько туш таких же точно архаров, каких привез брат из своей поездки в Чоль-таг.

– Где же вы бьете этих животных?

– А вот там…

И один из тагчей указал мне пальцем на юго-восток.

– На востоке здесь везде горы. От Шаманэ (Бая) до Мын-шуя и дальше на юг нет места, где бы не было гор, но архары держатся преимущественно там. – И он опять указал на юго-восток.

– И далеко это отсюда?

– На хорошей лошади дня в два, пожалуй, доедете…

Мы купили у них две туши и, приказав доставить их вслед за нами в Мор-гол, выехали туда же.

К югу от Чинь-шэня подымались горы. Мы направились к ним и с первых же шагов в этом направлении почувствовали под собой крепкую почву. Действительно, снег лежал здесь тонким слоем, и уже с полкилометра дальше из-под него то там, то сям стал обнажаться гранит. Дорога шла краем Таш-булакской долины, поросшей чием и заваленной снегом. Впереди долина эта суживалась и превращалась в широкое ущелье, стены которой падали очень круто. При устье последнего мы натолкнулись на ключ, носивший название Мо-пан-цзы. Отсюда местность стала понижаться заметно, и так как в ущелье снег лежал уже только местами, то лошади пошли очень ходко, не забывая, однако, при этом срывать по пути колосья чия, который вместе с кустами гребенщика составлял преобладающую здесь растительность.

Ущелье не оказалось совсем безжизненным. Нам попалось в нем несколько штук каракуйрюков и зайцев, в кустах то и дело шныряли пустынные сойки, а в горах раздавались голоса кекликов. Но нам некогда было увлекаться охотой. Мы спешили засветло добраться до поселка Мор-гол, а до него, по-видимому, еще было неблизко… Ущелье, по которому мы ехали, оказалось сквозным, и стены его сложены из одной породы – красного гранита, только в одном месте прорванного плотным хлоритовым диабазом. При выходе из гор сухое русло Таш-булака разбилось на множество росточей, а впереди перед нами развернулась необъятная равнина, на противоположном конце которой и должен был находиться Мор-гол.

– О, да ведь это еще далеко!

– Да, иолов тридцать…

Мы прибавили ходу, и, по мере того как продвигались вперед, горы стали показываться со всех краев горизонта. Вот они узкой полоской поднялись перед нами, вот впереди их мы увидали деревья, а вот, наконец, и Мор-гол! Наш караван пришел туда задолго до нас.

Поселков с названием Мор-гол два: северный – таранчинский и южный – китайский. Оба стоят на ключах, из коих северный, менее обильный водой, носит название Ходжам-булак.

Благодаря могиле самаркандского выходца Султана-Улеми-Рахмета, схороненного на вершине Мор-голской гряды (Мазар-тага), местность эта пользуется исключительной известностью в мусульманском мире. Улеми-Рахмет был первым просветителем китайского Востока, святым, стяжавшим себе громкую славу.

Под старость он удалился в пустыню и умер здесь, на границе же, окруженный своими учениками. Кажется, в 1712 г. Мор-гол подвергся нападению джунгаров, которые не оставили здесь камня на камне; еще позднее он был приписан к числу земель, введенных под китайские поселения в Хами (к этому времени относится основание китайского Mop-гола); и наконец, выкупленный по дунганской инициативе у китайского правительства, потупил уже в ведение хамийских ванов, которые, выстроив над могилой этого святого роскошный мазар [мавзолей], в то же время поселили здесь и несколько семейств таранчей, обязанных, взамен других повинностей, охранять и ремонтировать это здание. Таким образом положено было основание современному таранчинскому поселению.

Одновременно с нами в Mop-гол прибыл караван верблюдов из Су-чжоу.

– Ну, как?

– Вам не пройти… На первом переходе снег небольшой, но со второй уже станции тропинка становится глубокой и узкой. Еще дальше она совсем исчезает, и тут легко заблудиться. К тому же чем вы будете кормить лошадей? Ведь все пастбища теперь завалены снегом?

Мы составили совещание и по совету вожака каравана решили повернуть на Янь-дунь и Куфи.

Часть вторая. ПОПЕРЕК БЭЙ-ШАНЯ И НАНЬ-ШАНЯ В ДОЛИНУ ЖЕЛТОЙ РЕКИ

Глава двадцать первая. Поперек Бэй-Шаня

Утро 13 февраля было теплое, светлое, радостное. В 6 часов, при слабом северо-западном ветре, термометр показывал еще 13° мороза, но едва выше поднялось солнце, как лучи его стали разливать давно забытое нами тепло; в 8 часов утра подул ветерок с юга, в 0 часов термометр стоял уже на 0°, а к полудню поднялся до 6,5°.

Пройдя Мазар-таг по сквозному ущелью, мы вышли в каменистую пустыню, в которой, мало-помалу, терялось русло ключа Ходжам-булак, разбившись на несколько веерообразно расходившихся рукавов. Здесь, как и в ущелье, еще виднелась местами растительность: чахлый саксаул (Haloxylon arrmodendron) и хвойник (Ephedra sp.?), но дальше и эти признаки органической жизни пустыни исчезли, и только небольшие наметы грязного снега местами разнообразили монотонный ландшафт широко раскинувшейся перед нами равнины.

Однообразие пустыни не нарушалось на всем протяжении пройденных нами в этот день 37 км. Только уже к концу пути на южном краю горизонта обозначилась черная полоска высот левого берега Яньдунского протока. В последний мы спустились по круче и очутились в глубоко врезанном, широком русле периодической реки, обставленном причудливо изваянными стенами, сложенными из красной глины, в порах коей отложилась кристаллами соль. Это русло и вывело нас к Гэ-цзы-янь-дуню, первой станции Хамийской пустыни, в столь мрачных красках описанной Пржевальским[122].

Казенный тань[123], в котором мы остановились, оказался огромным, но уже пришедшим в достаточную ветхость зданием. Воды было много, хотя и не совсем хорошего качества; она добывалась из неглубоких колодцев, находившихся по соседству.

С вечера подул восточный ветер, который ночью усилился, нагнал тучи и вскоре перешел в снежный буран. Снег держался до 9 часов утра следующего дня и стаял, едва из-за туч выглянуло солнце. К 10 часам последние облака скрылись за горизонтом, ветер стих, и мы, пообедав наскоро, стали сбираться в дальнейший путь.

Мы выступили из Янь-дуня в час пополудни. Выбравшись на левый берег протока и миновав пикет, расположенный на пригорке, мы увидели перед собой безбрежную, слегка волнистую равнину, на которой то там, то сям подымались столообразные возвышения, сложенные из таких же ханхайских отложений – красной глины с примесью гравия и мелкой гальки, какие обнажались и в бортах яньдунского русла. Эти столообразные возвышения, показывающие прежний уровень равнины, являются конечным результатом работы господствующих здесь восточных ветров, которые, оставив на месте крупную гальку, кое-где теперь сплошным ковром устилающую вязкую, бурую почву пустыни, унесли на запад более мелкие отложения Ханхайского моря.