Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах

– Мне об этом неизвестно, – сказал Альберто. – А почему это важно?

– Бывает, что умирающие всеми силами цепляются за жизнь, потому что хотят дожить до определенного дня – дня рождения, юбилея, дня смерти супруги…

– Наша мать умерла в мае 1976 года, это не то, – произнес Грегорио. Достал календарь, поразмыслил, вглядываясь в него, затем покачал головой. – Нет, мне ничего не приходит в голову.

И они продолжали ждать. Урсулу поселили в комнате для гостей, Джона тоже, для телохранителей, которые не поместились в доме, сняли номера в деревенской гостинице. Они сидели рядом, Вакки рассказывали о былых временах, ели и пили то, что готовила Джованна, а это было немало: словно они могли спасти жизнь padrone, опустошив весь подвал запасов. Ночь сменялась новым утром, padrone еще жил, дышал, часами неотрывно глядел в окно на небо, ни с кем не хотел говорить; ничего.

И в эти часы в доме, во всем поместье словно расстилался глубокий покой, который был, казалось, уже не от мира сего. Казалось, что на них накладывается некое заклятие, из-за которого все вокруг погружается куда-то и время застывает.

Но за переделами семейной резиденции заклинание, похоже, не действовало.

– Прошу вас, не сочтите меня непочтительным, – обратился к врачу Грегорио Вакки, – но дело в том, что жизнь не стоит на месте, есть дела, которые не так-то просто отложить…

– Ничего не могу вам сказать, – ответил врач. – Я не знаю, сколько это еще будет продолжаться. Никто не сможет сказать. Еще несколько дней назад я был уверен, что вы сможете не беспокоиться относительно назначенных на следующую неделю встреч, но теперь… Вполне вероятно, что это продлится до октября. По крайней мере, я бы не удивился.

И они снова ждали. Тем для разговоров находилось все меньше; они предавались своим мыслям или бесцельно бродили по округе, из-за напряженной атмосферы сдавали нервы.

– Вы тоже думаете, что он чего-то ждет? – спросила Урсула Вален, когда встретила Джона в саду ближе к вечеру, в его самом дальнем конце, там, где было видно море.

Джон пожал плечами.

– Понятия не имею. Надеюсь только, что он не ждет того, чтобы мне пришла в голову гениальная идея относительно того, как исполнить пророчество.

– Звучит так, как будто вы верите в это пророчество.

– Не знаю, во что я должен верить. Но он верит в любом случае.

Она кивнула.

– Да, я знаю. – Она повернулась и тоже стала смотреть на море. Над побережьем тянулась тонкая полоска тумана. Осень приближалась, это чувствовалось даже здесь.

Джон изучал ее со стороны. Она была красива какой-то грубоватой красотой. Во время первой встречи он этого даже не заметил. Почувствовал желание сделать ей комплимент, но не внял ему, вспомнив, как вел себя в прошлый раз.

– Вы проводили исследования в архиве, я полагаю, – вместо этого произнес он. – Для своей книги. Вы ведь хотели написать книгу, если я правильно помню?

– Да, когда-то хотела. – Она бросила на него мимолетный взгляд, скрестила руки на груди и снова уставилась вдаль. Великолепно, теперь он заставил ее вспомнить о том споре в конторе. Именно то, чего он хотел избежать.

Она обернулась и вгляделась в дом.

– По-моему, мы стоим прямо напротив окна мистера Вакки. Там, где толстые шторы. Верно?

Джон посмотрел туда, куда она показывала, попытался воссоздать в памяти планировку дома. Вспомнил тяжелые, золотистого цвета шторы.

– Вполне может быть.

– Как думаете, он нас здесь видит?

– Я думаю, что из своей постели он видит только небо. – Во время паузы он осознал двусмысленность своих слов. – В некотором роде я ему завидую, – признался он и тут же спросил себя, зачем рассказывает ей это.

– Умирающему?

– Он умирает с осознанием выполненного долга, которому посвятил свою жизнь. Хотелось бы мне, чтобы когда-нибудь я мог почувствовать то же самое. Мне хотелось бы, по крайней мере, знать, в чем вообще состоит мой долг.

Похоже, ей это не понравилось.

– А разве у нас у всех не одна задача? Прожить жизнь?

Джон поглядел на траву под ногами, на сухие застывшие травинки.

– Честно говоря, не знаю, что это означает.

– Что в жизни нет ничего сложного. Просто живешь. Любишь. Смеешься. Или плачешь, если это уместно.

– Люди делают это на протяжении столетий, и если будут продолжать делать то же самое, то через несколько десятилетий людей больше не останется. – Он покачал головой. – Нет. Это не ответ.

Теперь она посмотрела на него. Глаза ее были похожи на большие темные озера. Бездонные. Но ему понравилось, как она смотрела на него. Что она на него смотрела.

– Вы многовато на себя берете, – заметила она.

– Это не я. Это положили на мои плечи вместе с безумной кучей денег – денег, которые поработили целый мир. Об этом лучше не думать.

– Полагаю, – сказала она, – есть кое-что, что я срочно должна вам показать.

– Удивительное открытие?

– Оно более чем удивительно. – Девушка огляделась по сторонам. – Для этого нам нужно поехать во Флоренцию, в контору.

Он вдруг заметил, насколько вокруг тихо. В кустах звенели цикады, но даже они, казалось, ждали чего-то. Как и облака в небе, неподвижные и бледные.

– Врач сказал, что это может продлиться еще долго, – сказала она.

Джон колебался.

– И только потому, что я любопытен, рисковать…

– Разве это риск? Умирает в любом случае каждый в одиночку.

Имей он что сказать, возможностей было более чем достаточно, да. Джон смотрел на нее и испытывал странное чувство, что знает ее уже целую вечность. Он ощутил, что на глаза набежали слезы, и скрывать их не было нужды.

Молодой человек поднял глаза к окну, за которым ждал смерти старик, и почувствовал, как его пронизывает глубокое согласие. Что бы вы ни сделали, это будет правильно.

– Идемте, – сказал он.

На втором этаже конторы царил хаос. Были открыты стеклянные шкафы, драгоценные фолианты бесцеремонно сложены в стопки, на столах лежали раскрытые справочники, горы записей, даже на стенах висели листы бумаги с номерами годов, сумм, ключевые слова на немецком языке, которые он не мог прочесть. Должно быть, она провела здесь уже немало времени.

– Вот, посмотрите для начала на это. – Она вынула книгу из климатизированного шкафа, который слегка запотел, когда она его открыла, и положила ее перед ним, раскрыв в нужном месте.

– Это одна из счетоводческих книг Джакомо Фонтанелли. В ней примечательны две вещи. Во-первых, в пятнадцатом столетии в Италии развилось то, что сегодня мы называем двойной бухгалтерией. Тогда это называлось бухгалтерией a la veneziana[65], и эта новая методика была одной из причин привилегированного положения, которое занимали тогда итальянские купцы. Но Фонтанелли ее не использует, он ведет нечто вроде делового дневника, и то, мягко выражаясь, довольно несистематично. Посмотрите на почерк – закругленные, плавные неровные буквы. Это тот же самый почерк, что и в завещании.

Джон посмотрел на бледные каракули, сравнил их с почерком завещания, по-прежнему лежащего на своем месте под стеклом. Там автор больше старался писать красиво, но, не считая этого, вне всякого сомнения, это был тот же самый почерк.

– Ну да, – произнес он. – Этого следовало ожидать, разве не так?

Урсула Вален мимоходом кивнула.

– Позднее это станет важным. На данный момент важно то, что этот способ, скажем так, хаотичного ведения записей, не помогает быстро разобраться с состоянием дел купца. Поэтому никто долгое время не замечал, что книги Фонтанелли заканчиваются не тремястами флоринами прибыли, а тремястами флоринами убытков. Если быть точной, то первой это заметила я, не далее как три месяца назад. – Она положила перед ним другую счетную книгу, последнюю из ряда, открытую на последней исписанной странице. – Пункт второй.

– Убытки? – Джон нахмурил лоб, изучая цифры. Они ничего ему не говорили. Он должен поверить ей, положиться на то, что она знает, о чем говорит. – Но как он мог оставить состояние, если у него его не было?

– Этот вопрос я тоже задала себе. Поэтому я охотилась за остальными документами Джакомо Фонтанелли – кстати, с помощью Альберто Вакки, который, похоже, знает в этой стране всех, – сказала она, подняла крышку старого на вид металлического ящичка и вынула оттуда столь же старый на вид листок бумаги. – И наконец нашла вот это.

Там было несколько листков с колонками чисел. Джон уставился на них, попытался понять, что именно он видит. Цифры были странными, двойка напоминала волну…

– Это годы? – вдруг дошло до него. – Вот, 1525, 1526… – Он пролистал до конца. – Заканчивается 1995 годом.

– Бинго! – сказала Урсула. – Это расчет того, как будет развиваться состояние с учетом простых и сложных процентов. И обратите внимание