Всё перемелется в прах - Ирина Игоревна Голунцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Куросаки Ичиго поведал, что Айзен бросил вас, когда вы отказались покидать раненного офицера Аясегаву, который попытался атаковать его. И после этого вы объединились с Куросаки, верно?
Хм-м, вот, значит, как он решил трактовать события. Удивляюсь твоей доброте, Ичиго, ведь я открытым текстом сказала, что ты мог рассказать правду. Хотя в глубине души подозревала, надеялась, что ты защитишь меня. Такой ты, да? Герой. Добрый правильный парень. Кто ищет в людях хорошее. Только теперь вопрос, какой окажется версия Юмичики?
— Верно, все так.
Сухой ответ с моей стороны вновь заставил беседу прерваться напряженной тишиной, из-за чего я рискнула поднять взгляд и осмотреть присутствующих. Даже не понятно, что творилось в их головах, какие мысли их преследовали. Все очень сложно и запутано — вот, пожалуй, в чем они сходились во мнении.
— Капитан Унохана?
Помолчав долгий миг и наградив меня мрачным взглядом, женщина вернула себе спокойствие и сообщила:
— Все так, главнокомандующий, офицер Аясегава подтвердил эту историю.
Ого. Стоило дорогого сохранить выражение лица невозмутимым с моей любовью к ярким реакциям. Это действительно так? Хоть не могло не радовать, что Юмичика как минимум пришел в себя, однако закрадывались сильные сомнения на тот счет, что он пересказал версию Ичиго слово в слово. На вряд ли Унохана также для начала поделилась с парнем одной из версий произошедшего, с чем бы он поспешно согласился, если б захотел защитить меня.
Я напряглась. Посмотрела на капитана четвертого отряда, которая смотрела куда-то в сторону невозмутимым взглядом. Затем заметила, что Укитаке едва скрывает не то разочарование, не то негодование. Кьёраку, как и Генрюсай, оставались сосредоточены на моей персоне.
Вот оно что… Она меня покрывает. И они об этом прекрасно знают.
— Что ж, прежде чем огласить решение Совета 46-ти, я хотел услышать от вас некоторые ответы, и я их услышал, — заключил главнокомандующий. — То, что вы делали, как поступили, даже с учетом мотивов, Готей 13 должен рассматривать, как предательство и несанкционированную операцию. Однако, учитывая, что мы говорим об Айзене, остановить которого не удалось ни одному из капитанов, ситуация приобретает иной оборот. По закону вас бы ждало изгнание или заключение в тюрьме… но как тогда объяснить офицерам и другим шинигами, почему мы заключили в тюрьме человека, который нас спас? Куросаки Ичиго и его друзья постарались, чтобы эта новость дошла до лейтенантов и офицеров, а там слухи уже разлетелись, и контролировать их оказалось невозможно.
И действительно, довольно забавно получается. У верховного командования нет прямых доказательств, что я добровольно помогала Айзену, а обернулась против него лишь потому, что он заигрался в бога и посягнул на то, что мне было дорого. Единственного свидетеля, кто искренне желал бы мне всего плохого, я убила собственными руками. Ичиго принял для себя решение молчать, поняв, что я не собираюсь причинять вред его близким. Урахара, конечно, мог поделиться опасениями, но у него также не имелось доказательств, к тому же я деликатно намекнула о том, что знаю куда больше, чем следовало. И эта информация могла навредить как минимум репутации его любимой подруги.
Правда, тут меня могли грохнуть аристократы, случайно скинув рояль на голову, обставив все несчастным случаем, но…
А вот как обстояли дела с Юмичикой — один черт. Он либо упрямо молчал, либо его запугали… а если запугали, то…
— Беря во внимание все вышеперечисленное, Совет 46-ти оставил право за Готеем решать вашу судьбу, — заключил Генрюсай. — С одной стороны, нам не до конца понятны ваши мотивы. С трудом верится, что вам, юной шинигами, удалось бы обмануть Айзена Соуске. Вы также можете являться частью его плана, троянским конем. Вам есть, что сказать на это?
— Не думаю, что Айзен при любом раскладе позволил бы дать себя запечатать, — озадаченно рассудила я, пожав плечами. — Как вы и сказали, я всего лишь юная шинигами, и позволить даже слух пустить, что такой, как мне удалось остановить столь могущественного и грозного врага, для Айзена было бы унизительно. Ведь его, по сути, одолел Ичиго, я же воспользовалась возможностью.
Все так, в этом был план — показать, что маленькое существо, которое все недооценивают, способно стать причиной краха любого крупномасштабного действа.
— И весьма удачно, смею заметить, — в хриплом голосе Генрюсая пробилась нотка раздражения. — Буду с вами откровенен. Я ни разу не верю, что вы искренне желали защитить свою гордость шинигами, я даже сомневаюсь в вашем желании отомстить Айзену. Но все же вы его остановили, нарочно или нет, уже не играет роли. Руководствуйся я лишь писанным законом и праведными действиями, Готею, да и Серейтею, если не Обществу душ, мог бы давно прийти конец. Вы не юная шинигами, лейтенант Хинамори, вы инструмент, который можно и нужно правильно использовать.
Настроение мужчины кардинально изменилось, спокойствие в его голосе сменилось давящей решимостью, и смотрел он на меня уже без былой безмятежности.
— Раз Совет передал мне власть решать вашу судьбу, я распоряжусь ею по-своему. Минувшая битва показала, что даже капитаны порой могут оказаться слабы против сильного врага, и разбрасываться военной мощью для меня непозволительная роскошь. Тем более, как я могу рассудить, вы слились с материализованной формой занпакто, и даже если это временный эффект, игнорировать подобное глупо.
Помолчав секунду, мужчина заключил:
— Я восстановлю вас в должности лейтенанта, а также дам возможность сдать экзамен на позицию капитана пятого отряда. Вы станете нашим псом, которого предстоит выдрессировать и напомнить, кто здесь хозяин. Этому псу будет надет ошейник, который в случае неповиновения оторвет голову с плеч. Насчет последнего я выразился буквально — вы будете носить метку, которую смогут снять или взорвать те капитаны, что находятся в этой комнате.
Какая, блин, удача… А если вы все подохните, то что? Как минимум трое из вас через пару лет отправятся на тот свет. Или, правильнее сказать, угодят прямо в ад.
Что ж… могло быть и хуже. Наверное.
— Есть, что сказать, лейтенант?
Мужчина определенно желал запугать меня, да только его угрозы после всего дерьма, которое происходило со мной, как-то не впечатляли. Вызывали угнетающее разочарование, недовольство, которое пришлось спрятать под смиренным взглядом.
— Если мне будет позволено
