Такой я была - Эмбер Смит

– Я делал доклад по жизненному циклу одуванчиков. – Парень кивает на голый стебелек в моей руке. Кажется, во втором классе.

Такой реплики я не ожидала. Перебираю возможные ответы: нет, мне нечего сказать. Он тянется назад и срывает цветок; я слышу, как обламывается хрупкий стебель. Я молчу, задевая желтый сорняк мыском ботинка.

– Сначала они желтые. Потом лепестки опадают, и открывается белая пушистая сердцевина – семена, которым предстоит разлететься по ветру. – Джош рассматривает сорванный одуванчик.

Я киваю.

– Видишь, этот… где-то посередине. – Он подносит одуванчик ближе к моему лицу, чтобы я лучше его разглядела. – Желтые лепестки облетели, белое уже виднеется, но семена еще слишком тяжелые и не разлетаются. – Парень дует на одуванчик, но ничего не происходит.

Мы сидим так близко. Я чувствую на коже его дыхание, ощущаю тепло его тела. Глядя мне прямо в глаза, он ждет реакции. Но его дыхание, тепло, глаза лишают меня способности нормально соображать, говорить или думать о чем-либо, кроме его дыхания, тепла и глаз. Наконец я приказываю себе отвернуться.

– Так вот, – продолжает он, не дождавшись от меня ответа, – эти промежуточные одуванчики найти непросто – мне же пришлось искать цветок на каждой стадии роста для доклада. А такие встречаются очень редко.

Я осмеливаюсь снова посмотреть ему в глаза, но долго не выдерживаю и перевожу взгляд на одуванчик.

– Наверное, это не очень интересно? – Джош опускает локти на колени и вертит одуванчик между пальцев.

Я улыбаюсь. На самом деле мне интересно, но я не собираюсь в этом признаваться.

– Хорошо сегодня на улице. – Он смотрит в небо.

– Да, – отвечаю я.

– Да. – Он вздыхает.

Мне его жаль: парень, наверное, думал, что у него хорошо получается разговаривать с девчонками ни о чем. А тут я. Но он не виноват.

– А ты почему еще не ушла? – спрашивает Джош, когда молчание становится невыносимым.

– Жду подругу. А ты?

– За мной должны заехать. Я только что с тренировки.

– Ты повредил колено? – спрашиваю я, глядя на его наколенник.

– Нет, оно просто иногда побаливает. Ничего страшного. – Он смотрит на меня, и его губы медленно растягиваются в улыбке.

– Ясно. – Я отворачиваюсь, чтобы парень не подумал, будто меня слишком заботит его здоровье. Или что-то еще.

– Ну так что? – Джош нервно теребит пальцами одуванчик. – Ты так мне ничего определенного и не ответила, знаешь?

– Да, – отвечаю я. – Прости.

– Это значит «нет»? – Он по-прежнему улыбается. – Я не обижусь. Просто я не привык чувствовать себя так по-дурацки, – смеется он.

Мне тоже смешно, что он, а не я, чувствует себя по-дурацки. Как бы дать ему понять, что мне хочется сказать и «да», и «нет»?

– Нет, дело не в этом. Я просто… – Но я не могу договорить, так как сама не знаю, в чем причина.

– Так в чем же дело?

– Не знаю, – бормочу я.

Парень, кажется, растерян и не понимает, улыбаться ему или хмуриться.

– Ты это делаешь нарочно? Я не догоняю.

– Что нарочно?

– Водишь меня за нос. Не отвечаешь прямо.

– Да нет же, нет. Честно.

Джош все же хмурится, и лоб прорезает вертикальная морщинка. Он оценивающе смотрит на меня.

– Забудь, – выдавливает он. – Видимо, я просто тебя не понимаю. – Он отмахивается с грустной смущенной улыбкой. – Забудь, правда.

– Да! – вдруг слышу я свой голос. Что, если это мой шанс – уже второй шанс – начать общаться с парнем, как все нормальные девчонки?

– Да? – Его глаза загораются, и парень вглядывается в меня. – Значит, ты согласна?

Я делаю глубокий вдох и повторяю:

– Да.

– Ну наконец-то! – Он торжествующе протягивает руки к небу и смеется. – Что делаешь завтра вечером?

– Кажется, ничего.

Джош собирается еще что-то сказать, но в этот момент на стоянку въезжает автомобиль – темно-синий универсал, родительская машина.

– Черт, за мной приехали. Вот. – Он берет меня за руку.

– Погоди, – отдергиваю я руку, – что ты делаешь?

– Да не бойся ты, – хохочет парень. – Не волнуйся, ничего плохого я тебе не сделаю. Просто расслабься, – просит он убаюкивающим бархатным тоном, от которого, наверное, все девчонки тают. И, расцепив мои сжатые пальцы, кладет что-то мне на ладонь.

Я смотрю вниз. Это тот самый одуванчик – уже не желтый, но еще не облетевший.

Джош встает и надевает сумку на плечо.

– Тогда завтра после школы?

Я киваю.

– Отлично, – отвечает он. – Супер.

Парень садится в универсал. На водительском сиденье женщина – должно быть, его мать. Она машет рукой. Я поворачиваюсь посмотреть, кому она машет, но тут понимаю, что мне. Джош сидит рядом и выглядит смущенным. Тогда я поднимаю руку и машу в ответ.

– Может, твою подругу нужно подвезти? – спрашивает она у Джоша; я хорошо слышу ее слова, ведь стекло опущено.

– Нет, поехали, – отвечает он.

Машина трогается с места, а я открываю ежедневник на развороте этой недели и аккуратно вкладываю белый одуванчик поближе к переплету. Потом закрываю блокнот.

Вдруг я слышу шаги – поскрипывает покрытие теннисного корта. Оглядываюсь, присматриваюсь внимательнее и вижу Аманду. Она стоит, вцепившись в проволочное ограждение, и смотрит на меня.

– Эй! – окликаю я ее. Но она отворачивается и уходит. – Эй! – Я встаю и бегу к ведущей на корт калитке. – Зачем ты там стояла? Шпионила за мной?! – кричу я, быстро догнав ее.

– Нет. И я могу стоять, где хочу. – Она складывает руки на груди и окидывает меня возмущенным взглядом, затем ее лицо медленно меняется на глазах, верхняя губа брезгливо кривится.

– Не лезь не в свое дело, Мэнди. – Я уже хочу уйти, но потом снова поворачиваюсь, ярость придает мне сил. – Что ты ко мне привязалась?

– Ни к кому я не привязывалась, – отвечает сестра Кевина.

– А мне так не кажется. – Я тоже скрещиваю руки на груди, пытаюсь успокоиться и выглядеть невозмутимой, как она. Как ей это удается? Она подходит близко, как в тот день на ступенях перед школой. Если бы мы не были так хорошо знакомы, я бы решила, что она хочет меня ударить.

– Меня зовут не Мэнди, – цедит она сквозь зубы и уходит с корта, не говоря больше ни слова.

В ту ночь я почти не могу спать. Просыпаюсь рано и начинаю готовиться. Даже мама с папой еще не проснулись. Когда я прихожу в школу, там еще никого нет. Из учительской доносится запах горелого дешевого кофе, но коридоры пусты. Я иду в женский туалет на первом этаже и открываю окно, чтобы тайком выкурить сигарету, пока никто не видит.

Здесь я пытаюсь собраться с мыслями. Я так боюсь предстоящей встречи с ним, что ничего не соображаю. Может, притвориться больной и уйти домой? Причина уважительная. Вот только проблема в том, что я хочу его видеть.

Слышу чьи-то шаги. Выбрасываю сигарету и закрываю окно. В такое время это может быть только учитель. Я мигом ныряю в кабинку и закрываю дверь. Встав на сиденье унитаза, задерживаю дыхание и жду.

Дверь со скрипом открывается, и я слышу взволнованный шепот.

– Давай же, скорее! Закрывай, закрывай.

– Все, закрыла. Сюда.

– Быстрее! – запыхавшись, шепчут они.

Они так взволнованы, что мне становится любопытно. Стараясь двигаться бесшумно, я осторожно располагаюсь так, чтобы можно было подсматривать в щель между дверью и стеной кабинки. Тогда-то я и вижу ее, Аманду. И понимаю, что в последнее время мы стали слишком часто случайно натыкаться друг на друга.

– Вот, держи, – говорит Аманда другой девчонке, своей однокласснице – я видела ее в коридорах, у нее лицо немного похоже на крысиную мордочку. Аманда протягивает ей маркер.

– Так, что пишем? – спрашивает Крысиная Мордочка, глядя на стену.

– Сама, что ли, не знаешь – шлюха, подстилка, гнида, сука и тому подобное. Это все правда, так что выбирай на вкус, – фыркает Аманда.

Вооружившись двумя маркерами с толстыми наконечниками, они подходят к стене. Аманда пишет первой. Мягкий наконечник поскрипывает, касаясь грязной бледно-розовой плитки. Она аккуратно выводит слова:

ИДЕН МАККРОРИ – ШЛЮХА

Я не верю своим глазам. Я не могу дышать.

Крыска подходит, ставит маленькую галочку между «Маккрори» и «шлюха» и тошнотворно уверенным почерком приписывает:

МЕРЗКАЯ ГРЯЗНАЯ

– Ну как? – с улыбкой спрашивает она Аманду.

– То что надо!

– Напомни еще раз, почему она мерзкая грязная шлюха? – смеется Крыска.

– Просто поверь мне, так и есть, – они отходят от стены и любуются своим художеством. – Вчера около теннисного корта она с одним парнем чуть на моих глазах не трахнулась, – врет она.

Я закрываю рот рукой. Я готова ее убить, вытолкнуть из окна. Готова орать на нее во всю глотку. Но меня словно парализовало.

– Фу! – завопила Крыска.

– Ага, – кивает Аманда. – Ладно, пошли, у нас мало времени.

И они уходят. Я их не останавливаю. Я просто не могу пошевелиться. Сидя на корточках на сиденье унитаза, я застыла в одной позе, зажав ладонью широко открытый рот.