Старая сказка - Кейт Форсайт

Сказать это оказалось легче, чем сделать.

Безвозвратно канули в прошлое дни, когда к маркизе де Ментенон можно было запросто подойти и посплетничать с нею за чашкой горячего шоколада. Теперь получить у нее аудиенцию было ничуть не легче, чем у самого короля.

Кроме того, Франсуаза была чрезвычайно занята недавним браком принцессы Луизы-Франсуазы, старшей дочери Атенаис, с внуком Великого Конде. Принцессе исполнилось всего одиннадцать лет от роду, поэтому после церемониального возлежания на брачном ложе с супругом, она вернулась к учебе под крылышко своей гувернантки. Вот только принцесса всей душой презирала маркизу де Ментенон и решительно отказывалась признавать ее власть над собой. Добавьте к этому негодование ее сводной сестры из-за того, что принцесса Луиза-Франсуаза оказалась выше ее по положению, и вы поймете, что при дворе было неспокойно.

Ко всему прочему, на ноге у короля образовался фурункул размером с добрую сливу, причинявший ему такую боль, что он не мог ходить. На заседания Совета его приносили на носилках, а охотиться он отныне мог только из небольшого экипажа. Немощь приводила его в такую ярость, что он постоянно пребывал в крайне дурном расположении духа. Франсуазе приходилось нелегко — она пыталась ухаживать за ним и умиротворить, — а такая задача у кого угодно отнимет последние силы.

Наконец мне удалось поймать взгляд Франсуазы, и я поспешно сложила руки умоляющим жестом перед грудью. Она подошла поприветствовать меня, величественная дама в строгом платье, которое тем не менее производило впечатление очень дорогого.

— Мадемуазель де ля Форс, вам что-то от меня нужно?

— Совесть моя неспокойна, — ответила я. — Моя душа в смятении.

— Разве у вас нет своего духовника?

— Мадам вы забываете, я… я…

Она выглядела удивленной.

— Мадемуазель, вы разве до сих пор не отреклись от своих заблуждений? Король будет очень недоволен. Неужели вы не слышали о последнем законе против еретиков?

— Слышала. И потому сердце мое неспокойно. Я хочу быть доброй христианкой и верной подданной Его Величества, покаяться и встать на путь исправления, но я чувствую себя в долгу перед своими умершими родителями.

Лицо ее смягчилось.

— Пожалуй, я понимаю ваше затруднение. Приходите ко мне после полудня, мы поговорим и посмотрим, смогу ли я помочь вам в столь затруднительном положении.

Тем же вечером я украдкой выскользнула в сад на встречу с Шарлем. Дворец сверкал: свечи горели почти в каждом окне, и до меня доносился громкий смех, музыка и звон бокалов. Снаружи, однако же, царила тишина. Лужайки и дорожки серебрились под луной, словно запорошенные инеем, искрились каналы и фонтаны, и между ними лежали тени, глубокие и черные. Было прохладно, и я плотнее запахнула бархатную накидку.

Шарль ждал меня подле фонтана, высокий и широкоплечий, закутанный в темный плащ. В лунном свете лицо его выглядело совсем по-другому — суровым и строгим, — но при виде меня он улыбнулся и раскинул руки в стороны, и я, радостно вскрикнув, бросилась ему навстречу.

— Все устраивается как нельзя лучше, — шепнула я ему. — Если я отрекусь от своей веры, маркиза поговорит с королем и убедит его одобрить наш брак. Она говорит, что он даже может назначить мне пансион.

Шарль подхватил меня на руки и закружил.

— Это же замечательно! О, мой отец не посмеет отказать нам, если сам король поддержит нас!

Я обвила его руками за шею, дернула за жесткие кончики завитого парика и игриво куснула за нижнюю губу.

— Я стану мадам де Бриу.

— Непременно, — заверил меня он. По-прежнему держа на руках, Шарль понес меня спиной вперед в тень купы деревьев, на ходу расстегивая мне корсаж. Я же занялась его жилетом. — Мы сможем открыто спать по ночам вместе, как пожилая супружеская чета, и мне не придется выскальзывать тайком от тебя посреди ночи.

Я сделала вид, что обиделась.

— В самом деле? А мне нравятся наши тайные встречи.

— В таком случае продолжим, — сказал он, опрокинул меня на руку и, поддерживая за талию, стал опускать на землю.

Я ахнула и засмеялась, цепляясь за его сильную руку, а юбки мои взметнулись кверху.

— Почему ты всегда носишь столько одежек? — проворчал он, развязывая мою накидку и стягивая платье с плеч. — Пробраться внутрь бывает решительно невозможно.

— А я полагала, что у тебя уже была достаточная практика, — отозвалась я, помогая ему снять камзол.

Он сорвал с головы парик и отшвырнул его в сторону, а потом прилег рядом, целуя меня в обнаженное плечо и целенаправленно двигаясь к груди. Одна рука Шарля ловко расстегнула пояс панталон, а другая скользнула вверх по моему бедру, стремясь добраться до гладкой обнаженной кожи над подвязками.

— Самое хорошее в супружестве — это то, что я смогу затащить тебя голую в постель в любой момент.

Я открыла рот, чтобы съехидничать, но он взял мои губы в плен. Руки его тем временем ловко освободили меня из плена нижних юбок, чулок и корсета, пока я не осталась голой, как новорожденный младенец. Земля подо мной была сырой и холодной, и я поежилась и плотнее прижалась к нему.

Одним быстрым движением Шарль перевернул меня и посадил верхом себе на живот, так что я обхватила его коленями. Он нетерпеливо вошел в меня, приподняв бедра, и я вскрикнула от удивления и наслаждения. В такой позе я еще никогда не занималась любовью. Я ощутила, как он вошел в меня, так глубоко, как никогда ранее. Я выгнулась и легла ему на грудь, потом выгнулась снова, ощутив вдруг власть над ним. А Шарль стонал подо мной и резко приподнимал бедра, пытаясь угнаться за мной. Сдвинув колени, я склонилась над ним, и тела наши задвигались в ускоряющемся ритме, как будто я скакала на лошади, идущей галопом. Вытянув руки над головой, я ухватилась за ствол дерева, чувствуя, как приближается момент наивысшего блаженства и сладкого взрыва.

— О Боже, Шарль! Я люблю тебя! Люблю!

Он выдохнул ответ мне в шею, когда я повалилась на него, а он обхватил меня ладонями за ягодицы и стал медленно раскачивать, словно не в силах остановиться.

— Ma cherie, — нежно прошептал он. — Скоро ты станешь моей маленькой женой.

Пасхальные яйца

Версаль, Франция — апрель 1686 года

Я сидела с пером в руке, на кончике которого высыхали чернила, и смотрела на чистый белый лист перед собой. Меня охватило оцепенение. Я не могла написать тех слов, которые должна была: «Моя дорогая сестренка, пишу тебе, чтобы сообщить: я решила повиноваться Его христианнейшему величеству королю и принять единственно истинную веру…»