Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни - Александр Оганович Чубарьян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1955 году Чубарьян окончил исторический факультет Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова. В 1959 году защитил в Институте истории АН СССР кандидатскую диссертацию по теме «Брестский мир и позиция стран Антанты». В 1970 году защитил в Институте истории СССР АН СССР докторскую диссертацию по теме «В.И. Ленин и формирование советской внешней политики (1917–1922)».
В Институте истории АН СССР с 1958 по 1988 год прошел путь от младшего научного сотрудника до заведующего отделом истории международных отношений. А в 1988 году стал его директором и занимал этот пост до 2015 года, после чего занял должность научного руководителя Института.
О наградах и достижениях
Чубарьян – создатель нового направления отечественной историографии – изучения европейских идей и европейской истории. Автор более 350 научных работ, в том числе ряда монографий.
С 2007 года является членом комиссии по вопросам религиозных объединений при правительстве РФ, входит в состав Российского совета по международным делам. Был председателем экспертного совета Высшей аттестационной комиссии РФ по истории (1999–2007), членом Совета по науке, технологиям и образованию при Президенте РФ (2001–2012), Комиссии по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России при Президенте РФ (2009–2012).
Кроме того, он является председателем Национального комитета российских историков, Всероссийской общественной организации «Ассоциация учителей истории и обществознания», Международной ассоциации институтов истории стран СНГ. Сопредседатель Российского исторического общества. Входит в состав попечительских советов Российского научного фонда и фонда «История Отечества».
Чубарьян имеет множество государственных наград, среди которых ордена «Знак Почета» (1976), «За заслуги перед Отечеством» I, II, III и IV степеней.
Как Александр Чубарьян попал в историю
13.10.2016, «Российская газета», Елена Новоселова
Возраст мудрости: секреты этой науки раскрывает известный историк.
Как попасть в учебник истории? О чем следует написать фантастический роман? Какие преимущества возраста мудрости? Эти вопросы «РГ» обсудила с известным историком и академиком РАН Александром Чубарьяном в канун его 85-летнего юбилея.
Александр Оганович, а знаете, что у вас есть полный тезка, который пишет фантастические романы? Какой сюжет из нашей истории вы бы ему посоветовали взять за основу новой книги?
Александр Чубарьян: Один его роман я читал. Но, если честно, не очень люблю фантастику. Всю жизнь меня привлекали реальные истории с хорошим концом. А что касается писательского хода на исторический сюжет, пожалуйста: долгое время у нас существовало направление, которое отрицало фактическую историю, целые эпохи. Например, Киевскую Русь, исходя из того, что знаний у нас о ней очень мало, да и те основаны на летописях. Чем не повод взяться за научную фантастику по этой теме?
Вы никогда не жалели, что выбрали из всех наук историю, самую зависимую от «времен и нравов» науку?
А.Ч.: Никогда. Потому что с детства был достаточно политизированным человеком. В старших классах завел тетрадь, куда собирал сведения о крупнейших политических деятелях и партиях всего мира. Если бы в то время была развита политология, может быть, я пошел бы туда. Меня не смущали ни некая конъюнктурность, ни зависимость от «времен и нравов». Поэтому, выбирая историю, не сомневался, что это должен быть период близкий к современности. Мне всегда нравилась идея сопоставления разных эпох, прошлого и настоящего. Я окончил школу с золотой медалью и подумывал об Институте международных отношений. Но отец, человек очень мягкий, на этот раз осторожно, но настойчиво посоветовал выбрать классический университет. Так я попал на истфак МГУ.
Были ли вы участником событий, которые потом вошли в учебники истории?
А.Ч.: Да, много чего в жизни происходило… В качестве научного эксперта, например, стал членом группы, которая в 1989 году была создана Верховным Советом, чтобы дать политическую оценку пакту Молотова– Риббентропа. Это было решение по одной из важнейших тем истории XX века.
Еще один эпизод прямо связан с политикой. В начале 90-х годов в Чехословакии проходила большая конференция, посвященная событиям 1968 года. Было решено передать чехословакам некоторые документы из архива МИДа. Мне вручили эти документы, я положил их в портфельчик, на следующий день сел в самолет и как частное лицо обычным рейсом в экономклассе доставил в Прагу. Как будто бы вез не секретные и очень ценные исторические бумаги, а какие-то предметы домашнего обихода.
На моих глазах теплела «холодная война». Многие годы, с конца 60-х, был членом советско-американской комиссии по общественным наукам. И хотя это было жесткое время, мы собирались каждый год, попеременно – то в Советском Союзе, то в США. Я познакомился, к примеру, с Бжезинским, Киссинджером, с другими политиками и известными деятелями США. Мне кажется, это был весьма полезный опыт взаимодействия в острый период «холодной войны». Мы вырабатывали экспертные заключения, которые направлялись официальным властям. Кстати, обсуждали вопросы, связанные не только с историей, но и с политическими сюжетами.
Человек, который столько лет наблюдает за жизнью стран и народов, наверное, может уже и предсказывать… В книге «Европа в XX веке: история и перспективы», изданной в США, вы уже это делали. Как вам кажется, что будет с Европой? Какие перспективы у наводненного беженцами континента?
А.Ч.: Меня всегда интересовала не просто Европа, а европеизм. Все чаще размышляю над тем, что будет с Европой, имея в виду не только конкретные сиюминутные события, которые произошли в связи с беженцами, но и более общие вопросы, например, отношения России и Европы. А это не константа, она всегда зависела от внутреннего состояния и нашей страны, и континента. Для меня сегодня очевидно, что европейский проект, который родился после Второй мировой войны и привел к объединению Европы, состоялся во многом не в той форме, которую планировали отцы-основатели. Они мыслили Европу как полное единство с общим правительством и без границ. Европейский проект оправдал себя в экономическом плане, сложилось общее образовательное пространство. Европейской мобильности можно позавидовать.
Но жизнь показала, что культурно-историческая идентичность разных европейских стран никуда не уходит. Ни Франция, ни Германия, ни тем более Англия, а также, например, восточно-европейские страны своей национальной спецификой жертвовать не собираются, какие бы благородные идеи им не предлагались взамен. Приняв определенные правила игры, многие страны не согласны с тем бюрократическим контролем, который установился на континенте. Интеграция, конечно, никуда не денется, но национальный акцент в европейском проекте станет гораздо ощутимее.
Европа избавляется от зависимости Соединенных Штатов. Это еще один нюанс. «Эрозия» идет прежде всего по линии экономики. Начиная с XIX века, так называемое европейское равновесие складывалось из взаимодействия разных
