Регина - Елена Домогалова

Но Луи, столько времени предпочитавший плыть по течению и полагаться на судьбу — судьбу, которую всеми правдами и неправдами выстраивала Регина, — теперь начал действовать с присущей ему решительностью.

— Одевайся. В полдень мы должны уже выезжать из Парижа.

Регина захлопала ресницами:

— В полдень? Но… но это никак не возможно! Я ничего не успею! Мне нужно встретиться с герцогиней, у нас очень важное дело! Я должна дождаться письма от Жуайеза и ещё у меня много необходимых дел, которые нужно завершить, и пара важных встреч, и…и я просто не успею собрать вещи!

— Регина, — Луи говорил тихо, но в голосе его звучала гранитная твёрдость, так что у его любовницы-сестры не возникло даже мысли продолжать пререкания, — собирайся. В полдень мы уезжаем в Анжу. И об этом не должна знать ни одна живая душа. И больше никаких дел с семейством Гизов.

— Екатерина-Мария — моя единственная подруга, — попыталась напомнить графу Регина.

— Я знаю. Но и Гизов я знаю лучше, чем ты. И поверь моему опыту, они первые воспользуются нашим с тобой положением.

Регина могла поспорить с братом и привести доводы куда более убедительные, чем его многолетнее плавание среди подводных камней придворной жизни. Чтобы он не думал о Гизах, но в самые тяжёлые моменты её жизни Екатерина-Мария и Майенн всегда оказывались рядом и поддерживали её. В отличие от Луи, который всегда был прекрасным призраком мечты. Мечты, ставшей реальностью только благодаря той страшной и кровавой цене, сполна оплаченной Региной. Всё это она могла бы ему сказать и имела на это полное право. Но сейчас было не самое удачное время для свержения богов. Она любила Луи воистину слепой и беззаветной любовью и если ради этой любви требовалось отказаться от друзей, от собственных желаний и решений — она делала это, не раздумывая.

И потому она легко спрыгнула с постели, на мгновение ослепив Луи удивительной красотой и совершенством своего обнажённого тела, и принялась торопливо одеваться.

Через четверть часа весь дом уже стоял на ушах. Горничные заметались, как угорелые, но их бестолковая беготня была моментально направлена железной волей графини в нужное русло. Николетта кинулась собирать платья Регины, Жанна Маленькая отвечала за нижние юбки и ночные сорочки, Марианна собирала по всем шкафам туфли и плащи, Жанна Старшая укладывала многочисленные драгоценности госпожи. Юные пажи графа де Бюсси и его личные слуги дружно собирали вещи, упаковывали корзины, баулы и сундуки, закладывали экипаж. Все расспросы и просьбы были пресечены грозным рыком Луи и коротким приказом графини, спорить с которой не решалась ни одна живая душа в этом доме.

Мадам Беназет перехватила свою любимицу в её кабинете, когда та второпях выгребала из бюро свою переписку с Генрихом Наваррским и герцогом де Жуайезом. Кормилица медленно подошла к ней и долго, храня суровое молчание, наблюдала за сборами графини. Наконец, Регина, собрав все бумаги и тщательно перевязав их лентой, обернулась:

— Почему ты молчишь? Хочешь сказать что-то малоприятное? — прямо спросила она кормилицу, зная, что провести её всё одно не удастся и потому не унижаясь до вранья.

— Я могла бы многое сказать, девочка моя. Только ты вряд ли меня послушаешь и всё равно сделаешь по-своему. Слишком хорошо я тебя знаю.

— Франсуаза, не рви душу! Говори, как есть. Меня уже сложно обидеть или укорить.

Кормилица ухватила девушку за руки, крепко сжала её нежные ладони и едва не плача заговорила:

— Девочка моя, одумайся! Что ты делаешь? Ты же погубишь и себя, и его! Пойми, назад пути не будет. Думаешь, никто ни о чём не догадывается? Думаешь, я не знаю, как ты ночи напролёт стояла у его дверей, только что на луну не выла? Господи, да уже завтра весь Париж будет судачить о том, что графиня де Ренель сбежала со своим братом и любовником! О себе не думаешь, так его пожалей.

Регина молчала, опустив глаза и медленно наливаясь тяжёлым и неудержимым отчаянием обречённого, а кормилица всё говорила, из последних сил пытаясь спасти двух своих любимейших беспутных детей, заблудившихся в своей любви, как в тёмном лесу, и уверенно шагавших к пропасти:

— Подумай, девочка моя, ведь эта страсть пройдёт, вы оба прозреете и сами ужаснётесь тому, что сотворили. Вы будет проклинать друг друга и возненавидите сами себя. От вас отвернутся все, вас отлучат от церкви. Луи никогда не сможет вернуться к положению блестящего придворного, любимца Франции. У тебя никогда не будет ни семьи, ни покоя, ни доброго имени. Вспомни о том, какое имя ты носишь! Сколько поколений ваших с ним предков перевернутся в фамильном склепе! Голубка моя неразумная, не позорь своё имя! Вспомни семейную честь! Что сейчас чувствует твоя матушка на небесах? Какие горючие слёзы проливает? Господи, да ведь король вас казнить велит! Тебе же голову отрубят или повесят, или на костре сожгут и Луи в пыточную отправят и позорной смерти предадут на площади! Никто из Клермонов ещё не заканчивал свои дни на Монфоконе!

— Кто-то же должен открыть эту прелестную традицию французской знати, — передёрнула плечом Регина.

Пламенная речь кормилицы разбередила ей душу, напомнила позабытые страхи и вернула дурные предчувствия. Мадам Беназет знала, куда бить: трезвый рассудок и семейная гордость могли удержать графиню на краю гибели. Могли. В любом другом случае. Но сейчас перед нею стояла не графиня де Ренель, а сама Любовь. Слепая, безумная, грешная, не ведающая ни законов, ни границ, бесстрашная. Истинная. И её колдовская песня заглушала и голос разума, и даже голос крови.

Регина качнулась вперёд, обняла кормилицу, прижимаясь щекой к её влажному от пота виску и сказала всего одно слово, ставя точку в безнадёжном разговоре:

— Прости.

Взяла свёрток с письмами и вышла в коридор. Мадам Беназет безутешно разрыдалась, оседая на пол и сбивчиво повторяя слова молитвы. Её нежная, светлая, прекрасная девочка безумной птицей летела навстречу гибели и вместо крика ужаса из её горла лилась звонкая песня счастья. Искрящееся радостью будущее лежало у её ног; любовь и поклонение лучших дворян Франции, благосклонность сильнейшего клана Гизов были у неё; любой титул, любой замок, любые земли и почести ждали только её выбора. Она всё это отбросила, словно ненужный хлам, отбросила легко и бездумно ради нежного взгляда чёрных глаз великолепного Бюсси. Без сомнения, они были бы блистательной парой, они подходили друг другу, как два крыла одной птицы. Но они были родными братом и сестрой… Ах, если бы Регина полюбила Филиппа де Лоржа! Если бы их свадьба состоялась! Её бедная, неразумная девочка была бы счастлива с таким человеком, как Филипп. И тогда Франсуаза была бы спокойна за неё и могла умереть, нимало не волнуясь за её будущее.