Двадцать лет спустя - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отлично, – проговорил Атос, – вот еще один добрый слуга. Да, славные люди вовсе не так уж редки, как это принято думать. Это придает бодрости.
– Погодите рассыпать похвалы вашему шотландцу, – сказал д’Артаньян. – Я склонен считать, что этот молодец хлопочет здесь о собственном деле. Я слышал, что все эти горцы, которые увидали свет божий по ту сторону Твида, – народ весьма злопамятный. Берегитесь теперь, мистер Грослоу! Вы проведете скверные четверть часа, если когда-нибудь встретитесь с этим парнем.
Оставив своих друзей, д’Артаньян подошел к шотландцу; тот узнал его, и д’Артаньян подозвал остальных.
– Ну что? – спросил Атос по-английски.
– Никто не выходил, – отвечал брат камердинера.
– Вы, Портос и Арамис, останьтесь с этим человеком, а мы с д’Артаньяном пойдем искать Гримо.
Гримо не уступал шотландцу в ловкости: он запрятался в дупло ивы и сидел в нем, как в сторожке. Д’Артаньян подумал сначала то же, что подумал о первом часовом, именно – что человек в маске вышел и Гримо последовал за ним.
Вдруг из дупла высунулась голова, и раздался свист.
– О! – проговорил Атос.
– Я, – ответил Гримо.
Два друга подошли к иве.
– Ну что, – спросил д’Артаньян, – выходил кто-нибудь?
– Нет, – отвечал Гримо. – Но кое-кто вошел.
– А нет ли в доме еще кого-нибудь, кроме этих двоих? – сказал д’Артаньян.
– Можно посмотреть, – подал совет Гримо, указывая на окно, сквозь ставни которого виднелась полоска света.
– Ты прав, – сказал д’Артаньян. – Позовем друзей.
Они завернули за угол, чтобы позвать Портоса и Арамиса.
Те поспешно подошли.
– Вы что-нибудь видели? – спросили они.
– Нет, но сейчас увидим, – отвечал д’Артаньян, указывая на Гримо, который успел в это время, цепляясь за выступ стены, подняться футов на пять от земли.
Все четверо подошли. Гримо продолжал взбираться с ловкостью кошки. Наконец ему удалось ухватиться за один из крюков, к которым прикрепляются ставни, когда они открыты; ногой он оперся на резной карниз, который показался ему достаточно надежной точкой опоры, так как он сделал друзьям знак, что достиг цели. Затем он приник глазом к щели ставни.
– Ну что? – спросил д’Артаньян.
Гримо показал два оттопыренных пальца.
– Говори, – сказал Атос, – твоих знаков не видно. Сколько их?
Гримо изогнулся неестественным образом.
– Двое, – прошептал он. – Один сидит ко мне лицом, другой спиной.
– Хорошо. Узнаешь ты того, кто сидит к тебе лицом?
– Мне показалось, что я узнал его, и я не ошибся: маленький толстый человек.
– Да кто же это? – спросили шепотом четверо друзей.
– Генерал Оливер Кромвель.
Друзья переглянулись.
– Ну а другой? – спросил Атос.
– Худощавый и стройный.
– Это палач, – в один голос сказали д’Артаньян и Арамис.
– Я вижу только его спину, – продолжал Гримо. – Но погодите, он встает, поворачивается к окну; и если только он снял маску, я сейчас увижу… Ах!
С этим восклицанием Гримо, словно пораженный в сердце, выпустил железный крюк и с глухим стоном упал вниз. Портос подхватил его на руки.
– Ты видел его? – спросили разом четыре друга.
– Да! – ответил Гримо, у которого волосы встали дыбом и пот выступил на лбу.
– Худого стройного человека? – спросил д’Артаньян.
– Да.
– Словом, палача? – спросил Арамис.
– Да.
– Так кто же он? – спросил Портос.
– Он… он… – бормотал Гримо, бледный как смерть, хватая дрожащими руками своего господина.
– Кто же он наконец?
– Мордаунт!.. – пролепетал Гримо.
Д’Артаньян, Портос и Арамис испустили радостный крик.
Атос отступил назад и провел рукой по лбу.
– Судьба! – прошептал он.
Глава XXVI
Дом Кромвеля
Человек, которого д’Артаньян, еще не зная его, выследил после казни короля, был действительно Мордаунт.
Войдя в дом, он снял маску, отвязал бороду с проседью, которую прицепил, чтобы его не узнали, поднялся по лестнице, отворил дверь и вошел в комнату, освещенную лампой и обитую материей темного цвета. В комнате за письменным столом сидел человек и писал.
То был Кромвель.
Как известно, у Кромвеля было в Лондоне два или три таких убежища, неизвестных даже его друзьям, исключая самых близких. Мордаунт, как мы уже говорили, был из их числа.
Когда он вошел, Кромвель поднял голову.
– Это вы, Мордаунт? – обратился он к нему. – Как поздно.
– Генерал, – отвечал Мордаунт, – я хотел видеть церемонию до конца и потому задержался…
– Я не думал, что вы так любопытны, – заметил Кромвель.
– Я всегда с любопытством слежу за падением каждого врага вашей светлости, а этот был не из малых. Но вы сами, генерал, разве не были в Уайтхолле?
– Нет, – ответил Кромвель.
Наступила минута молчания.
– Известны вам подробности? – спросил Мордаунт.
– Никаких. Я здесь с утра. Знаю только, что был заговор с целью освободить короля.
– А! Вы знали об этом? – спросил Мордаунт.
– Пустяки! Четыре человека, переодетые рабочими, собирались освободить короля из тюрьмы и отвезти его в Гринвич, где его ожидало судно.
– И, зная все это, ваша светлость оставались здесь, вдали от Сити, в полном покое и бездействии?
– В покое – да, – отвечал Кромвель, – но кто вам сказал, что в бездействии?
– Но ведь заговор мог удаться.
– Я очень желал этого.
– Я полагал, что ваша светлость смотрите на смерть Карла Первого как на несчастье, необходимое для блага Англии.
– Совершенно верно, – отвечал Кромвель, – я и теперь держусь того же мнения. Но по-моему, было только необходимо, чтобы он умер; и было бы лучше, если бы он умер не на эшафоте.
– Почему так, ваша светлость?
Кромвель улыбнулся.
– Извините, – поправился Мордаунт, – но вы знаете, генерал, что я новичок в политике и при удобном случае рад воспользоваться наставлениями моего учителя.
– Потому что тогда говорили бы, что я осудил его во имя правосудия, а дал ему бежать из сострадания.
– Ну а если бы он действительно убежал?
– Это было невозможно.
– Невозможно?
– Да, я принял все меры.
– А вашей светлости известно, кто эти четыре человека, замышлявшие спасти короля?
– Четверо французов, из которых двух прислала королева Генриетта к мужу, а двух – Мазарини ко мне.
– Не думаете ли вы, генерал, что Мазарини поручил им сделать это?
– Это возможно, но теперь он отречется от них.
– Вы думаете?
– Я вполне уверен.
– Почему?
– Потому что они не достигли цели.
– Ваша светлость, вы отдали мне двух из этих французов, когда они были виновны только в том, что защищали Карла Первого. Теперь они виновны в заговоре против Англии: отдайте мне всех четырех.