Магия убийства - Оксана Николаевна Обухова

— Не. Подарок. Со школьной юбкой он, конечно, смотрится смешно, но авось… — Взгляд деда, сидя зачитывающего приветственный тост, воткнулся в шепчущую внучку, и Эка тут же вытянулась в верноподданническую струнку и начала внимать.

…Проголодавшиеся гости отдавали должное каре из ягненка, вдоль стола, подкладывая мясо и горячие закуски, кружила нянюшка Анастасия. Все блюда были восхитительными! Вероника даже пожалела, что профессиональное любопытство проснулось в ней слишком поздно: сейчас она хотела б хоть одним глазком заглянуть на кухню Кощиных и поинтересоваться, а нянюшка ли, собственно, все эти яства приготовила. Разнообразие закусок намекало, что банкетное великолепие прилетело к столу на грузовом вертолете, из ресторана (принадлежащего рачительному Эдуарду Кузьмичу, не тратившему денег зря).

Над столом, развлекая присутствующих, тек повидловый голос Аркадия Валентиновича. С опытностью кавказского тамады и завсегдатая великосветских поэтических салонов, он вел застольную беседу, перетекая от цветистых шуток к умностям. Гости, чинно пережевывая, слушали; хозяин дома поглядывал на антиквара с ласковостью; нянюшка ревниво поджимала губы, разглядывая почти нетронутую тарелку болтуна. Постепенно разговор, естественно, ступил на рельсы непознанного:

— Эдуард Кузьмич, а как же церковь? Вам недостаточно веры, отправляющей нас всех в загробную жизнь? Нужны другие доказательства? — Слова сыпались из антиквара, как рис из рваного пакета.

— Вера? — задумчиво переспросил бывший цэковский функционер, поглаживая пальцем лежащий на столе сервировочный нож. — Вера подразумевает сомнение, иначе она в принципе бессмысленна. А у меня с этим туго: я совершенно убежден, что Бог — есть.

Авторитетное заявление главного устроителя эзотерической «Битвы» заставило Аркадия Валентиновича на некоторое время онеметь, задуматься над следующим глубокомысленным вопросом, но эстафету уже приняла госпожа Захарова:

— Гордыня обуяла Эдуарда Кузьмича, нету ему дороги в церкву. Самоуверенность, гордыня — смертный грех, напомню. Который стоит первым в списке оных.

— Ах, кто бы говорил, душа моя, — елейно буркнул Кощин. — Сама замаливать изволишь?

— Да было бы чего. Я б с радостью!

Полушутливая пикировка под звон посуды и блеск бриллиантов увела беседу от трансцендентальной дискуссии: отужинавший иранский провидец поинтересовался, чьих кистей будет морская картина в вестибюле. И проявил себя знатоком русской живописи.

— Это Айвазовский? — спросил через Камрана.

— Недостоверно, — вздохнул хозяин дома.

Все культурно заговорили о прекрасном. Шаман поведал, что один из его учеников-последователей живет неподалеку от музея Айвазовского в Феодосии, комплиментарно заявил, что полотно в вестибюле таки очень похоже на работу знаменитого мариниста…

Эка, опустив нос к тарелке, негромко фыркнула. Как уже успела догадаться Вероника, дедушкина внучка с неодобрением относится к выставленному напоказ богатству. Но это ничего, должно пройти с возрастом. Или не пройдет? Поколение аниме и ернических гольфиков растет сытым и вольным, а для познания себя необходима толика страданий, да?

Занятная проблема. Но, впрочем, на взгляд Вероники, Кощины сделали все, чтобы от их богатства не несло вульгарным запахом роскоши, доступной любому нуворишу. Они все-таки старались соответствовать старине дома и своему статусу.

Ника покосилась на сидящую рядом Катерину, перешептывающуюся с похохатывающим антикваром. Почти не закусывающий болтун храбро поддерживал каждый тост, его повидловый голос постепенно обретал шаткость поплывшего желе. Сидящий рядом с искусствоведом переводчик поглядывал на него с прямо-таки с суеверным ужасом: Камран выпил меньше минералки, чем тот шампанского освоил! В какой-то момент Эка перехватила взгляд Инессы, упредительный, как выстрел в воздух, и победно ухмыльнулась. У Вероники появилось ощущение, что подростково бунтующая внучка намеренно подпаивает своего бойца. Веселится. Добавляет каплю дегтя в великосветский дедов мед.

Ну очень нравилась девчонка Нике!

Да и банкет, кстати сказать, давно перестал отсвечивать парадным лоском. Тетя Настя перестала притворяться официанткой и попросила Нику стряхнуть хлебные крошки на убираемую тарелку. Едва при этом не заехав локтем в нос сидящего слева от девушки Михаила Федоровича.

Эдуард Кузьмич ударил по бокалу ручкой сервировочного ножа, привлек к себе внимание:

— Господа, завтра надеюсь всех вас встретить в десять утра в гостиной. Кстати, если кому-то нужно позвонить по телефону, сделайте это до назначенного времени — потом телефоны, увы, вам придется оставить там. — Скрюченный узловатый палец Кощина показал на горизонтальную пристенную витрину, накрытую стеклянной крышкой. В подобных, тоже под замком, в музеях выставляют экспонаты. — А сейчас я предлагаю перейти в малую гостиную, испить кофейку. Надеюсь, кто-нибудь из вас, дорогие гости, курит? Для ценителей найдутся отличные гаванские сигары…

Для пораженно приподнявшей брови Вероники Эка быстро объяснила:

— Не падай в обморок, зожница, врачи запретили деду курить, и он придумал замещение: заманивает гостя в нашу курилку и уговаривает надымить там как следует. Я вообще стала опасаться, что он для этого отдельного человека заведет, — поглядела на психолога. — Инка уже начала отказываться. Бедняжка. Она у нас единственная курит, отдувается, да разве ж деда переспоришь, он мертвого уговорит. Здесь, правда, есть еще Василий, управляющий, но дед сейчас с ним в контрах — Никифорович, злодей, с ремонтом напортачил.

Как оказалось, Эка напророчила. Среди гостей курильщиков не оказалось, и Эдуард Кузьмич с ласковостью опытного совратителя принялся заманивать к кофейному столу Инессу Станиславовну, обещая той конфет с пирожными. Докторша упиралась, твердила, что пассивное курение тоже вредно. И вообще она собирается навестить своего зоолога Кныша.

Но на это взбунтовалась уже тетя Настя:

— И не думай! Вокруг такая туча ходит! Из соседнего поселка звонили, говорят, к нам настоящий ураган идет! Деревья валит. — Вероника с восхищением смотрела на разошедшуюся домоправительницу, устроившую разнос хозяйской гостье. Иранец аж под аркой замер, любуясь этой фурией в розовых тонах. Ну очень все демократично в доме Эдуарда Кузьмича. — И думать забудь из дома выходить, я дверь запру, а Васька собак выпустит!

Как по команде в столовой появился мельком виденный Вероникой управляющий имения Василий Никифорович, благообразный дяденька с пузиком и мягкой шевелюрой деревенского жителя, не ведавшего о существовании парикмахерских, — волосы ему, возможно, подравнивала жена ножницами, которыми постельное белье кроит. О том, что колоритный, исконно-посконный Василий имеет диплом агронома, Веронике рассказала Эка: много-много лет назад, когда Кощины только приступали к восстановлению усадьбы с полуразрушенным домом, местный агроном предложил свои услуги. Вначале Василий занимался только парком, потом постепенно прибрал к рукам и прочую хозяйственную деятельность. Сейчас жирком оброс и малость обленился, чем вызвал, мягко выражаясь, недовольство барина. Переминаясь рядом с нянюшкой, Никифорович подобострастно ждал то ли команды собак спустить, то ли приглашения «надымить как следует».

Эдуард Кузьмич, проворчав: «Распустил я вас», вяло махнул рукой. И задал вопрос Инессе:

— У тебя на завтра все готово?

— Да.

— Посиди немножко с нами.

В малую гостиную, «курилку», отправились подневольная Инесса Станиславовна, лохматый управляющий и вездесущий антиквар. Подумав, за ними отправился