Президент планеты - ЧБУ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Холод пришёл вскоре после того, как Дарвин остановился. Он запыхался и глубоко дышал через широко открытый рот, сердце готово было покинуть грудную клетку: оно уже стучалось изнутри. Маленькие крошечные иголочки, казалось, впиваются под кожу и вкалывают ему жидкий азот. Время узнать он не мог – телефона нет, по внутренним ощущениям, Яна не было уже больше часа. Короткий взрыв энтузиазма закончился, теперь Дарвин снова хотел домой, несмотря ни на что. Он не человек улицы, почему Ян не может этого понять? Нет на свете более приспособленного к комфорту индивидуума, чем Дарвин, и, наверное, никогда не существовало.
Холод и голод действовали на него не столько физически, сколько психологически. В три года его забрали из дома, в котором отключили отопление за неуплату, он не ел несколько дней, одежда на нём представляла собой старые изношенные лохмотья, ставшие слишком короткими для его быстро растущего тела. Оказавшись в новом, богатом доме, он первым делом начал одеваться в самую дорогую и приятную на ощупь одежду, ел больше, чем нужно, и остановиться было невозможно.
Сколько бы Дарвин ни ждал, Ян не возвращался. Стало совсем темно, и ему пришлось прыгать на месте, чтобы не замёрзнуть. Он лично развеял миф о том, что жир защищает от холода. Взгляни он чуть раньше в сторону ломбарда, заметил бы серый фургон, из которого выбежало шесть человек в камуфляже. Они забежали в здание, в руках у каждого была наготове дубинка. Когда они вышли, тащили Яна под руки с окровавленной головой – сам он идти не мог. Они скрылись внутри кузова фургона, который всё ещё продолжал стоять. Вероятно, люди в форме с помощью телефона отследили Яна с Дарвином сразу же, как только те вышли из канализации.
Не в силах больше терпеть, Дарвин направился к ломбарду посмотреть, что там делает Ян. Дарвину начинало казаться, что тот продал телефон, а деньги забрал себе. На углу дома, перед тем как Дарвин успел перейти дорогу, ему встретился бездомный. Тот сидел на куске пенопласта, а рука, словно намагниченная, метнулась в его сторону.
– Подай старику, мальчик, – произнёс он.
– У меня нет денег, – ответил Дарвин.
– Ты похож на того, у кого есть деньги. – Старик поднял голову, из-под старого грязного капюшона на него уставилось худое небритое лицо, светящееся под уличными фонарями. – Наверняка у тебя в заднем кармане лежит сотня-другая, верно?
– Нет, у меня вообще ничего нет.
– Я тебе не верю, малыш. Готов поставить мои последние ботинки, что у тебя в кармане кое-что да есть.
– Если тебе это надо, забирай, – ответил Дарвин и вывернул карманы: в них не оказалось ничего, кроме смятой этикетки от «сникерса». – Видишь?
– Удивительно, и вправду ничего.
– Я же говорил.
– Значит, ты носишь деньги в сумке на груди? – спросил бездомный.
– Нет у меня никакой сумки.
– По твоему лицу видно, что есть. Ты ведь умный мальчик, значит, прячешь деньги там, где их не достанут карманники.
В ответ Дарвин приподнял майку и показал, что под ней ничего нет.
– Неужели ты спрятал их там? – спросил бездомный, сделав акцент на последнем слове, голос у него был мягкий, как ручей. – Я уже видел людей, которые носят деньги в трусах. Ты ведь там их и прячешь, да?
– Вовсе нет.
– Ты ведь умный мальчик, я это сразу понял. Такие, как ты, всегда хорошо прячут деньги, чтобы их не ограбили в этом безумном городе.
– Трусы я снимать не буду, – ответил Дарвин. – И вообще сейчас я позову своего папу, и он наваляет тебе.
– Это того, которого держат в той машине и бьют второй час?
С удивлением Дарвин посмотрел в сторону ломбарда и заметил серый фургон точно напротив выхода. На его борту была эмблема красного питбуля в восьмиугольнике. Фургон периодически покачивался из стороны в сторону, словно внутри кто-то танцевал. Если там бьют Яна и пытаются узнать, где он оставил Дарвина, то он им пока ничего не сказал.
– Пойдём в переулок, – ответил бродяга, вставая. Он достал из внутреннего кармана засаленной военной куртки недопитую бутылку скотча и сделал глубокий глоток. – Проверим, правду ли ты говоришь.
– Никуда я не пойду, – ответил Дарвин, однако не сделал и попытки уйти. Его ноги онемели, этот старик будто загипнотизировал его.
– Не заставляй меня применять моего друга-переговорщика. – Бездомный похлопал себя по груди, где под зелёной тканью было что-то спрятано. Там мог лежать как нож, так и перцовый баллончик или электрошокер.
Не в силах ответить, Дарвин подчинился. Бродяга положил руку ему на плечо и повёл перед собой в тот самый переулок, где полчаса назад Дарвин играл в одиночный футбол с пластиковым стаканчиком. Одним залпом старик допил бутылку и бросил её в кирпичную стену жилого дома, она разлетелась на куски стекла и мелкие капельки алкоголя, от запаха которого Дарвина затошнило.
– Снимай шорты, пацан, – приказал бездомный. Он стоял в трёх шагах, уперев руки в бока, сквозь дырявые ботинки проглядывали грязные пальцы ног. Бродяга слегка покачивался в такт алкоголю в голове.
Через всё тело Дарвина струилась слабость. Он даже не нашёл в себе сил ответить, лишь отрицательно помотал головой.
– Представь, что ты на приёме у школьного врача.
На этот раз у Дарвина не хватило сил даже на движение головой. Перед глазами всё плыло, желудок вырывался наружу. Гравитация, судя по его ощущением, усилилась в два раза.
– Можешь стоять здесь хоть всю ночь, но пока не сделаешь, что я скажу, никуда не уйдёшь.
– Я ухожу, – ответил Дарвин, но не сдвинулся с места.
– Нет, не уходишь. Ты будешь послушным мальчиком или увидишь, что лежит у меня в кармане. Поверь, ты не хочешь знать, что там.
– Я ухожу, – повторил Дарвин и начал медленно разворачиваться, как трактор на гусеницах.
Лицо бездомного исказилось, на нём появился бешеный оскал. В руке сверкнуло что-то блестящее. Холодная сталь ножа прислонилась плашмя к его щеке, кончиком указывая на глаз. Он наклонился совсем низко, так, что вонь изо его рта способна была ослепить Дарвина.
– Ты останешься здесь, маленькая жирная свинья! Ты сделаешь всё, что я скажу. Теперь я твой повелитель, твой отец, твой бог. Снимай штаны, живо!
При упоминании отца Дарвина передёрнуло, он стал злиться. Если этот бродяга, этот старик, это ничтожество, этот безымянный алкоголик
