Разведчик от бога - Александр Николаевич Карпов

– Э-э, брат, это тоже большое дело! Много ли ты видел у нас с таким образованием? У большинства, дай бог, четыре класса наберется. Кто помоложе, у тех классов семь. Редко если больше. А неграмотных сколько! Вот у меня вообще два класса церковно-приходской школы. А когда учиться-то было. Империалистическая началась – единственного учителя на фронт забрали. А потом уже не до этого было.

Присутствовавшие в палате внимательно слушали сорокалетнего солдата, лежавшего на кровати у окна.

– Тебя как звать-то? А то ты сразу заснул. Мы даже познакомиться не успели, – заявил лежащий в углу.

– Егор, – назвал себя Щукин.

– А я – Николай! – добродушно назвался раненый из угла, кровать которого стояла ближе других к Егору: – Неуч с двумя классами церковно-приходской Иваном будет. При входе и с той стороны печи оба Васьками себя называют. А тот, что всегда молчит, кажется, Степан. Только мы этого точно не знаем, потому что он говорит только во сне и то матом. Мы его имя от медсестер узнали.

Тот, кого Николай назвал Степаном, досадно посмотрел на него и отвернулся к стене, натянув на себя шинель и буркнув:

– Балабол.

В палату снова вошла Катюша и стала собирать тарелки. Подойдя к Егору, она остановилась возле него, игриво разглядывая парня, и тихо сказала:

– Если что нужно будет, так ты скажи. Меня Катей зовут.

– Хорошо! А я Егор, – ответил он, попытавшись улыбнуться ей в ответ, но не смог этого сделать, так как от неудачного движения раненой ногой снова почувствовал острую боль.

Заметив это, медсестра поспешила выйти. После нее в палату вошел высокий плотный солдат без верхней одежды, но в валенках и в шапке. В руке он держал большой закопченный чайник, из которого стал наливать в кружки горячий, странного запаха чай.

– Можешь не пить. Чай тут поганый, – сказал Николай Егору, – морковный какой-то. Пить невозможно.

– Странный какой-то этот, с чайником, – тихо ответил ему Щукин.

– А, этот. Так он после ранения при госпитале остался. Ехать ему некуда. Он из-под Минска, что ли. В голову ранение было. С тех пор он ничего не слышит. На передовую такой не годится. А здесь ему нашли применение. Так при госпитале и служит, – пояснил Николай.

Едва разносчик морковного чая вышел из палаты, как в нее вошел невысокий и довольно пожилой, на взгляд Егора, мужчина. Одет он был в добротную комсоставскую гимнастерку и меховую безрукавку. На ногах у него были начищенные хромовые сапоги. На голове – кубанка. Как только он перешагнул порог палаты, все присутствовавшие сели на своих кроватях и как будто приняли стойку «смирно», выпрямив спины и вытянув руки вдоль тела.

– Товарищ батальонный комиссар! – громко и неожиданно для Егора начал докладывать Николай, – личный состав палаты заканчивает прием пищи согласно распорядка. Жалоб нет. Старший по палате старший сержант Зайцев.

– Здравствуйте, товарищи легкораненые! – выпалил низким басом вошедший.

– Здравия желаем, товарищ батальонный комиссар! – громко и четко ответили ему сидевшие на кроватях солдаты.

– Вольно! – снова прозвучал низкий бас комиссара.

– Вольно! – повторил команду Николай, и раненые принялись устраиваться на своих местах.

Комиссар наклонился и достал из-под кровати Ивана небольшую деревянную табуретку, поставил ее посреди комнаты и сел. Медленно оглядел всех присутствующих и остановил взгляд на Егоре.

– Новенький? – спросил он, хитро прищурившись.

– Так точно, товарищ батальонный комиссар! – громко, по-уставному, ответил ему Щукин.

– Да ты не кричи. Говори спокойнее. Успеешь еще накричаться, когда на передовую вернешься. А здесь со мной можно по-простому. Это Зайцев, сосед твой, все старается, дисциплину поддерживает. Наверное, генералом хочет стать, – спокойным, размеренным басом сказал комиссар.

– Мне б до батальонного комиссара дослужиться! – с улыбкой на лице проговорил Николай. – Как думаете, получится, а, товарищ батальонный комиссар?

– Если посерьезней станешь и болтать поменьше будешь, обязательно получится! Еще и до полкового дослужишься. А так только старшим сержантом останешься.

– Если не разжалуют за постоянную хохму, – уточнил Иван и спросил комиссара: – У вас что-то новенькое сегодня?

– Да. Наконец-то газеты до нас дошли! Сегодня вам «Красную Звезду» почитаю. Только она уже двухнедельная. Но все равно интересная. – Комиссар сел поудобнее, достал из планшета свернутую газету и начал ее разворачивать на коленях правой рукой. Левой он неуклюже придерживал ее край, это сразу бросилось в глаза Егору.

Еще минуту назад он заметил, как странно комиссар смотрел на него, повернувшись так, будто у него деревянная шея. Еще показалось, что у комиссара было что-то не так с левым глазом. Но так как свет от единственного в палате окна не позволил ему подробно рассмотреть лицо вошедшего, а потом тот сел к Егору левым боком, то любопытство парня оставалось неудовлетворенным. Но странного вида кисть левой руки комиссара он разглядел хорошо.

– Тебя как зовут-то, новенький? – обратился тот к Егору.

– Красноармеец Щукин! – громко выпалил Егор, забыв, что получил от того указание говорить спокойнее.

– Где был ранен? – снова задал вопрос комиссар.

– Под Шашкино, товарищ батальонный комиссар! – уже спокойнее ответил Егор.

– Как ранило-то тебя, красноармеец Щукин? – последовал очередной вопрос.

Егор немного замялся. Ему было не особо приятно вспоминать полный напряжения, страха и смерти вчерашний день. Он опустил в пол глаза, прикусил губу и, только собравшись с мыслями, смог тихо ответить:

– В атаку ходили. На пулеметы.

В палате повисла тишина. Каждый из присутствовавших прекрасно знал, что значит «в атаку ходили». Нахлынувшие воспоминания о пережитых атаках заставили раненых немного занервничать. Иван опустил голову и начал тереть ладонью лоб. Степан замотал головой, потом сел так, чтобы его лицо никому не было видно. Николай, не моргая, смотрел на Егора. За печкой закашлял какой-то из двоих Василиев.

– Разрешите закурить, товарищ батальонный комиссар, – обратился к старшему по званию Иван.

– Курите, конечно. Разрешаю, – ответил тот и полез доставать из нагрудного кармана гимнастерки блестящий портсигар.

В общей тишине палаты раненые зашуршали кисетами, стали рвать припасенную для такого случая бумагу. Чиркнула трофейная зажигалка, и, спустя несколько секунд, помещение наполнилось густым облаком табачного дыма. Закурили все, кроме некурящего, но уже привычного к дыму Егора.

– Как же ты уцелел, парень? – тихо, не поворачиваясь, глядя перед собой, спросил комиссар.

Егор снова вспомнил страшный вчерашний день. Он тяжело вздохнул. Потом почувствовал, как глаза становятся влажными, а к горлу подступает тяжелый ком.

– Товарища рядом со мной с ног сбило. Он упал. И я вместе с ним. Так за ним и лежал, – начал он отвечать, еле сдерживаясь, чтобы не выплеснуть скорбь вместе со слезами, – мне еще взводный сзади кричал, чтобы я не вставал. Так до темноты