Каллиграф - Эдвард Докс

– Рой, позволь мне прервать тебя. Я признаю серьезность всего, что ты только что сказал, это правда. Но ты меня неправильно понял. Все, о чем я прошу – обратить внимание на одного человека и дать мне знать, если она зайдет сюда вместе с кем-то еще. С приятелем, я имею в виду.

Прозвонил дверной колокольчик. За моей спиной покупательница изучала выставленные в холодильнике замороженные продукты.

Рой понизил голос:

– О… я понимаю. Хорошо, мистер Джексон. С этим никаких проблем. Вы хотите, чтобы я – назовем это так – установил статус – наличие партнера и все такое – молодой дамы, которая, на ваш взгляд, может быть покупательницей в моем магазине. Ну, это нетрудно устроить. Я всегда могу сказать, какой стадии достигло развитие отношений между людьми, исходя из того, сколько внимания они уделяют вопросам питания. Начинают все с полного пренебрежения к тому, что едят, – за исключением лягушатников, – но постепенно их интерес углубляется, по мере того, как растет вы знаете что, – пока, рано или поздно, они не начинают придавать чрезмерное значение ингредиентам, – он печально покачал головой. – Именно тогда они просят свежей зелени – знаете, для вдохновения во всех этих постельных делах.

Я стоял лицом к Рою прямо перед прилавком, так что другая покупательница не могла подойти к кассе. Шестьсот литров диетической кока-колы, две бутылки вина-крысоморника, два литра смертоубийственной водки, четыре трубочки мороженого, шоколадный соус, коробка шоколадных конфет, несколько шоколадок и еще четыре стаканчика шоколадного мороженого. Ей было года двадцать два, а макияж был сделан так искусно, что казалось, его вообще нет.

Она удрученно пожала плечами:

– У нас сегодня вечеринка. Девичник.

Я задумчиво кивнул:

– Это впечатляет.

Она приняла мой тон за сарказм и покачала головой – «Мужнины!» – одновременно помогая Рою паковать продукты в голубые полиэтиленовые пакеты. Я открыл ей дверь и вернулся к прилавку.

Рой с заговорщическим видом наклонился вперед:

– Итак, как она выглядит – та молодая дама, к которой я должен присмотреться?

– Ей около двадцати пяти, она примерно пять футов семь-восемь дюймов ростом, стройная, волосы светлые, коротко подстриженные, знаешь с такой дорогой, нарочитой небрежностью, длиной примерно до плеч. Она необыкновенно красивая, и у нее…

– Куча заколок.

Я встревоженно взглянул на него:

– Я вообще-то собирался сказать, что она загорелая. Но да, Рой, ты прав. У нее действительно куча заколок.

Рой важно кивнул:

– То, что я не интересуюсь женщинами, не означает, что я ослеп, мистер Джексон. Нет, нет. На самом деле я отлично понял, о какой женщине вы говорите. Более того, я бы солгал, если бы не признал, что видел ее не далее как вчера. Кстати, сюда она не заходила, обедала вон там, через дорогу. Носит шорты, симпатичные голубые платьица и все такое – да?

– Да! Это она! Она была в «Данило»? Вчера?

– Да. Теперь, когда вы о ней заговорили, припоминаю, что видел ее уже несколько раз. Но вчера она точно провела здесь часа два. Я подумал, ждет кого-то. Она все время поглядывала по сторонам.

В-третьих, я решил встретиться с Карлой.

Хотя Формоза-стрит – короткая улица, она предоставляет широкий выбор мест, где можно пообедать: итальянское кафе, итальянский ресторан деликатесов и итальянское бистро. Конечно, этот выбор нельзя назвать полноценной витриной мировой кухни или точным отражением полиэтничной мозаики современного Лондона. Но тем не менее за последние пару лет я понял, что отличия между этими заведениями достаточно существенны.

Бистро «Данило» до некоторой степени мой второй дом. Я дружу с его владельцами: самим Дэнни и его женой Карлой, мадонной Маленькой Венеции,[40] которую я обожал и для которой я был готов на все. Темноволосая, почти 50 лет, с высокими скулами, слегка презрительной линией губ, но с безграничным сочувствием и добротой в глазах – настоящая мать, которой у меня никогда не было.

– Привет, Карла.

– Привет, Джаспер. Как дела?

– Отлично.

Она сидела за кассой, курила утреннюю сигарету и читала журнал. В бистро не было посетителей, но из кухни доносилось периодическое бряцание кастрюль: ими гремел шеф-повар Чезаре – носатый карлик, уродливый братец многострадального метрдотеля, красавца Роберто. Я попросил у Карлы чашку эспрессо. Она закрыла кассу и улыбнулась, передвинув сигарету в уголок рта.

Я дождался, когда будет готов кофе, а затем обратился к ней самым спокойным и безмятежным голосом, на который только был способен:

– Карла, ты не помнишь ту девушку, которая сидела здесь вчера и обедала? С такими… эээ… светлыми волосами?

– О, да. Конечно, – на ее лице появилось типично итальянское выражение: наполовину понимание, наполовину сожаление. – Очень хороша. Я ее обслуживала и сказала Роберто вчера вечером, что он должен радоваться, что ему выпала вчерашняя смена, потому что к нам нечасто заходят такие красивые женщины. Она провела у нас часа полтора. Думаю, ждала кого-то. Ты ее знаешь?

– Не совсем, – я на мгновение заколебался. – Карла, послушай, если она снова зайдет – одна – ты можешь позвонить мне?

– По телефону?

– Да, – я одним глотком выпил кофе.

Она рассмеялась:

– Ты такой глупый.

– Так ты позвонишь?

– Ну конечно, если хочешь… ты попытаешься встретиться с ней?

– Да.

Она покачала головой:

– Дэнни говорил мне, что когда Роберто приболел на Рождество и ты помогал нам в ту ужасную субботу, с тобой заходила твоя подружка. Она долго беседовала с Дэнни. Такая симпатичная – кажется Люси? Что с ней случилось?

Я пожал плечами:

– Это было не слишком серьезно.

– В самом деле?

– Да, именно так.

– А эта новая женщина, на которую я должна обратить внимание?

Я улыбнулся, стараясь выглядеть невозмутимым:

– Она – это серьезно.

– И ты, конечно, в этом абсолютно уверен?

– Уверен.

– Ни в чем ты не уверен. Ты ведь с ней даже не разговаривал, – она улыбалась мне одними глазами. – Может быть, ты просто хочешь, чтобы это было серьезно? Возможно, твое «серьезно» не такое уж серьезное. Может, ты просто устал от ragazze [41]?

– Вот, это мой номер телефона – на всякий случай, – я записал его на чеке. – Держи его возле аппарата. И, пожалуйста, Карла, не забудь.

– Не беспокойся. Я положу его рядом, на полку, чтобы он не затерялся. – Она взяла листок и посмотрела на то, что я написал. – Как идет твоя большая работа?

– Никак.

– Из-за этой la bella donna [42]?

– Я могу видеть ее со своего рабочего места. Она приходит в мой сад – более или менее обнаженная.

– О… тогда ты должен выбрать другое место для работы. Перенеси стол в соседнюю комнату.

Я вздохнул:

– Это означает, что придется перетаскивать все, что находится у меня в студии, Карла: и доску, и чернила, и перья, и…

– Чем красивее женщина, тем больше неприятностей она приносит, Джаспер. Всегда так. Это жизнь. Бог желает, чтобы красота была связана с проблемами.

8. Диета любви

О, как громоздко неуклюжаМоя любовь; теперь мне предстоитЕй сделать талию поуже,Умерить аппетит.Кормить ее лишь тем (долой раздумья!) —Что ей совсем не впрок – благоразумьем![43]

Когда я вернулся к рабочей доске, все надежды на размеренную плодотворную работу были потеряны. Но я был намерен выдержать жесткое напряжение. Чтобы выжить, я спланировал новый режим дня. Я уповал на то, что небо останется серым, но – как только появится солнце – я переключусь на наблюдение за своей Венерой. После каждого написанного слова я буду отрываться от работы и становиться коленями на табурет, выглядывать из окна и тщательно осматривать весь сад. Затем, к концу строки, я позволю себе более подробную рекогносцировку: я либо пойду в гостиную, чтобы изменить угол обзора и сканировать квадрат за квадратом, наваливаясь на карниз (якобы для того, чтобы подстричь своевольно разросшуюся мяту, сплетавшуюся с базиликом или тянущуюся к запущенному эстрагону); либо опушу жалюзи в студии, встану на табурет (лучший обзор открывался, если выпрямиться во весь рост) и буду смотреть в щелочку. А однажды, возможно, мне удастся заметить, как она выходит из сада или идет мимо по улице, направляясь к дому, и тогда я смогу убедиться, что она живет в доме напротив.

Чтобы дать вам представление о том, как действовал мой метод, придется сказать, что исполнение второй и третьей строк стихотворения «Диета любви», которое следовало за «Воздухом и Ангелами», проходило примерно так: О (взгляд из окна), как (взгляд) громоздко (взгляд) неуклюжа (взгляд) моя любовь (взгляд – ну, что же, иногда я могу написать два слова подряд; перо в сторону, проход в гостиную, ложусь на карниз, и смотрю, смотрю, смотрю). Назад в студию. Теперь (взгляд из окна) мне (взгляд) предстоит (более длительная проверка, поскольку строка кончилась). И так далее.