Звезда Пандоры - Питер Ф. Гамильтон

В воспоминаниях Боуза это называлось эффектом синергии. Несмотря на то что совокупность воспоминаний давно была уничтожена, слова и понятия чужака до сих пор мелькали в системном комплексе мышления Утеса Утреннего Света. В целях безопасности он даже решился на физическое уничтожение группы иммобайлов, хранивших воспоминания Боуза. Тем не менее тень этих мыслей все же осталась, выливаясь в разрозненные чуждые фразы. Возможное заражение не вызвало беспокойства — единственное живое существо, захватив­шее всю звездную систему, было готово расширить свои владения.

Подготовка к походу на Содружество возобновилась, и сотни кораблей ежедневно пролетали сквозь переходы к промежуточной звездной системе, накапливая оборудование для постройки следующей серии червоточин.

Из сотен миллиардов мобайлов, спешивших выполнить предписанную им работу, один не подчинился инструкциям Утеса Утреннего Света. Подобное проявление индивидуальности было неслыханным явлением в мире праймов, и потому он мог двигаться по своему желанию и смотреть то, что ему хоте­лось, — ни один другой мобайл не обладал независимым мышлением, чтобы усомниться в его действиях, и, пока он не привлекал внимания Утеса Утреннего Света, мобайлу ничего не угрожало.

Целый день он бродил вокруг основания гигантской горы, в которой обитало сердце обширной разветвленной системы, составлявшей существо под именем Утес Утреннего Света. Он двигался не так уверенно, как остальные мобай­лы, поскольку не привык пользоваться четырьмя конечностями, да еще так странно изгибающимися во всех направлениях. Но он достиг определенных успехов.

В глубине его сознания звучали мысли и приказы Утеса Утреннего Света, поступавшие через небольшой коммуникатор, прикрепленный к одному из нейронных отростков. Мобайл игнорировал их, потому что не хотел подчиняться — психическая особенность, какой не было у других мобайлов. Поступавшая из коммуникатора информация оказалась полезной для понимания процесса, начавшегося в системе праймов.

Высоко в небе непрерывно вспыхивали молнии, били в защитный купол силового поля и с шипением уходили в землю древней долины. С невероятной скоростью проносились темные плотные тучи. По несколько раз в час на промокшую почву обрушивались настоящие муссонные ливни. С силового купола стекали целые ручьи, но они уже не успевали впитываться в перенасыщенную влагой землю. Священную долину захлестывали волны жидкой грязи.

Мобайл сосредоточенно следил за изменившейся погодой, и в его мозгу доминировала единственная мысль: ядерная зима.

Паула Мио села на экспресс, идущий из Парижа прямо в Уэссекс. Поезд на Рай Хаксли ходил только раз в день, так что на планетарной станции ей пришлось довольно долго дожидаться его отправления. Наконец, когда снаружи уже совсем стемнело, она вышла на платформу 87Б, расположенную в самом конце терминала. Там она обнаружила паровоз с четырьмя одноэтажными ва­гонами, будто вышедший из музея. Паула уже успела забыть, что эта поездка была равносильна возвращению в прошлое. В любом другом мире подобное устройство, извергающее клубы черного дыма от сжигаемого угля, попало бы под множество запретов об охране окружающей среды. Здесь, на одной из планет Большой Дюжины, это никого не волновало.

Она поднялась в первый вагон и уселась на обтянутую бархатом скамью. Еще двое попутчиков не обратили на нее ни малейшего внимания. Перед самым отправлением по вагону прошел контролер в темно-синем мундире с блестящи­ми серебряными пуговицами и форменной фуражке с красным кантом.

— Ваш билет, мэм, — вежливо попросил он.

Она протянула небольшую розовую картонку, выданную автоматом в конце платформы. Контролер вынул щипцы и пробил в уголке Z-образную прорезь.

— Ждать осталось недолго, — сказал он, притрагиваясь пальцами к козырьку.

Сто пятьдесят лет цинизма и утонченности, подпитывавшие ее привычную защитную оболочку, мгновенно испарились.

— Большое спасибо, — совершенно искренне ответила она.

Открытость и прямодушие этого общества доставили ей немалое удовольствие.

Она зажала в руке билет и стала с любопытством его рассматривать. Паровой двигатель издал громкий гудок, окутался клубами дыма и под лязг поршней начал отходить от платформы. Теоретически Рай Хаксли считался ее домом, хотя она и не испытывала никакой привязанности ни к планете, ни к кому-либо из ее обитателей. Для любого наблюдателя (а она была уверена, что Хоган установил за ней виртуальную слежку) означало бы, что она спешит спрятаться, вернуться в единственный мир, где ей и место.

Началось медленное движение по сортировочному участку станции. Другие поезда, казалось, стремительно проносились мимо, разбрасывая по вагону пят­на света. В темноте впереди горели яркие зеленые и красные сигнальные огоньки, словно там раскинулся немноголюдный городок. Время от времени в глаза бил яркий встречный свет тяжелых грузовых поездов, и за ним тянулись бес­конечные темные громады товарных вагонов.

Постепенно поезд дотащился до сектора станции, освещенного бледно-желтым сиянием, напоминающим свет луны. Паула, прижавшись к стеклу, увидела переход, на две трети освещенный солнцем мира, к которому он вел. Впереди весь путь был заполнен поездами. Контролирующая станцию система выстраивала их сплошным потоком, сохраняя пугающе малую дистанцию между составами. Только один путь оставался пустым и впереди, и сзади. Поезд описал плавную дугу и свернул к переходу, окутанному бледно-лимонным ореолом.

При переходе сквозь барьер повышенного давления Паула, как обычно, всей кожей ощутила легкое покалывание и в следующее мгновение уже оказалась в другом мире, в самый разгар дня. Поезд, набирая скорость, покатился по сельской местности, преимущественно занятой цветущими полями, разделенными на аккуратные квадраты. Границы участков обозначались плотными аккуратны­ми живыми изгородями, а кое-где встречались и более крепкие каменные заборы. Местные деревья с красноватыми листьями чередовались с земными дубами, ясенями, платанами и березами. Все они были тщательно подстрижены так, чтобы от главного ствола отходили длинные горизонтальные ветки. Срезанную древесину здесь использовали в качестве топлива в зимние месяцы, что уменьшало зависимость фермеров от ископаемых ресурсов. Преимуществом простых механических технологий было их низкое энергопотребление, и вся необходимая электроэнергия вырабатывалась на гидростанциях.

В складках рельефа она видела фермерские дома — большие каменные здания под голубыми шиферными крышами, окруженные сенными амбарами, свинарниками, конюшнями и сараями. Кое-где встречались и силосные баш­ни — высокие конусовидные сооружения, выкрашенные в сизо-голубой цвет. Насколько ей было известно, это были самые высокие постройки на всей планете. От главной железнодорожной ветки к силосным башням по невысоким насыпям отходили боковые пути. Сейчас, в середине лета, когда зерновые еще зеленели в полях, эти пути слегка подернулись ржавчиной. Позже, во время сбора урожая, зерновые поезда начнут свои ежедневные обходы, и сталь снова заблестит, а выросшие на путях сорняки пожелтеют и погибнут от горячего пара двигателей. Паула не могла не признать, что перед ней разворачивался идиллический сельский пейзаж. Теперь она принимала то, что так яростно отвергала, будучи растерянным, лишенным корней подростком. Вся сущность этого мира заключалась в его неизменности, именно этого добивались живущие здесь люди. Фонд Структуры Человечества избрал технологический уровень начала двадцатого века, предшествовавший электронной революции. Поддерживать простую технику и механику того времени было достаточно легко: если что-то и ломалось, в компьютерной диагностике не было необходимости, инженеры могли отыскать неисправность, взглянув на сочленения механических приводов и связки кабелей. То же самое относилось и к информационным потокам. Здесь не было модулей, баз данных и планетарных сетей, чиновники и бухгалтеры вели обычные записи и составляли картотеки. Фонд ориентировал людей на выполнение определенной работы, и ее специфика не менялась с течением времени. Здесь просто не было прогресса. Рай Хаксли предлагал своим обитателям самое стабильное общество, которое только мог обеспечить. Паула до сих пор не определилась во мнении, имел ли Фонд моральное право начинать этот проект, но сейчас, глядя на ухоженные поля и красочные фермы, она не могла не признать, что проект работал.

Поезд подошел к окраинам Фордсвилля, столицы мира. Железная дорога поднялась на высокую насыпь, и сверху Пауле были видны улицы окраинных районов: длинные ряды аккуратных домиков с террасами тянулись вдоль идеально прямых дорог, все стены были сложены из рыжеватого кирпича, а рамы широких окон покрашены во все цвета радуги. Между ними возвышались общественные здания, построенные из серого камня, порой поднимавшиеся на три или четыре этажа. Здесь не было никаких храмов, как не было и самой религии. Это был мир, который, как каждый сознавал, был создан человеком, а не Богом.