Америка глазами заблудшего туриста - Сергей Иванов

— Мы рады, что в целом ты, так или иначе, положительно оцениваешь сегодняшний вечер, — примирительно подвела итог Дженис.

Подъехав к моему двору, мы ещё какое-то время поговорили о том, о сём. Они снова заметили, что я выбрал себе не самое лучшее место жительства. Я коротко объяснил им, как и почему я остановился на этом месте.

Расставаясь, они просили меня не исчезать и позванивать им. Я обещал.

Спустя несколько дней, моя, сравнительно наладившаяся жизнь, подверглась болезненному расстройству-испытанию. Однажды, вернувшись с работы, я был тепло встречен нашим старостой и тот прохрипел мне новость, от которой мне захотелось собрать свои вещи и уехать в Бруклин!

Всё-таки нашёлся клиент, согласившийся арендовать второе спальное место в моей комнатке.

— Он уже видел эту комнату? — поинтересовался я с надеждой, на то, что это была лишь телефонная договоренность.

— Да, он уже был здесь и мы ему всё показали. Он согласен жить с тобой в одной комнате. Сегодня обещал поселиться.

— Рентная плата остается прежней?

— Да, в остальном, всё остается по-прежнему.

Говорить с ним об этом не имело смысла, он не хозяин здесь. А хозяина тоже понять не трудно. Не знаю, как долго эта комната пустовала и не приносила никакого дохода, а теперь, конечно, хозяин не откажется от рентной платы от дополнительного жильца.

Вечером к нашему дому прикатил на потрепанном автомобиле мой новый сосед. Им оказался молодой, прыщавый парень. Его речь была труднопонимаема для меня. Первое, что я усвоил, это его имя — Тод, и то, что его совершенно не стесняют такие условия проживания. Мне показалось, что он даже доволен такой находкой.

В этот вечер не хотелось никого видеть. Я ушёл подальше, побродил по городу и подумал, как мне быть дальше. Преодоление постоянно возникающих мелких проблем начинало выводить меня из равновесия. Теперь я понимал, что такое устраиваться на новом месте, где никого не знаешь и некого пригласить в кооперацию для совместного проживания в приличной квартире.

Я вспомнил о Саше и Славке, они поговаривали о намерении съехать с острова. У них же и моя сумка осталась, был повод позвонить им.

Из телефонного разговора со Славиком, я узнал, что он подумывает переехать в Чикаго, якобы, кто-то обещает ему там сносную жизнь. Но, как скоро он туда поедет, и сможет ли заехать в Нэйплс, сказать он не мог.

О Саше он доложил, что тот по-прежнему работает на двух работах. Но оставаться на этой квартире один не намерен, вероятно, тоже куда-нибудь переедет. На всякий случай, я подсказал ему, что мой почтовый адрес они могут узнать у Вовы-китайца или Олега.

Прозвонил я и Вове в ресторан. Его долго звали, и мне пришлось ожидать, наконец, я услышал его басистый голос с настороженной интонацией.

Спросил его, как дела на работе, и он ответил, что всё наладилось. Его снова кормят!

Отрывать его от кормушки у меня душа не лежала.

Затем он стал рассказывать мне о своих недавних покупках. Он купил у какого-то чёрного подержанный телевизор и видеомагнитофон. Уже начал рассказывать мне, какие фильмы он смотрит в свободное от работы время, но я приостановил его рассказ. Он обещал написать мне.

Домой я вернулся поздно. Мой новый сосед и постоялец из соседней комнаты уже познакомились и заседали в гостиной комнате на диване. По телевизору шла какая-то юмористическая фигня, в которой зрителям подсказывали, когда надо смеяться. Мои соседи открыли настежь входную дверь и нещадно курили. Говорили они мало, но было видно, что они положительно законтачили. Обменявшись ничего не значащими «What's up man?», я удалился в свою комнату.

Включил кондиционер, разделся и занял горизонтальное положение. Чтобы отвлечься от проблематичных дум, я настроился на полюбившуюся мне радиостанцию, передающую Smooth Jazz, которая в ночное время была особенно обильна хорошей музыкой. На других музыкальных радио станциях часто и густо говорили о смерти Курта Кобэйна и крутили музыку американской группы Nirvana. Из услышанного о нём, я понял, что этот 27 летний парень совсем не берёг себя. Последствия тяжёлого детства. Недавно, во время гастролей по Европе, его едва откачали в Риме, — передоз. А теперь сообщали, что 8 апреля 1994 года в собственном доме нашли его труп. Парень, хотя и не очень артистично, на мой взгляд, но довольно громко и сердито хрипел свои песни. В Америке и Европе, музыка «Нирваны» была в спросе. Судя по его песням и прочим формам самовыражения, у Курта, за 27 годков жизни поднакопилось немало претензий к обществу. «Если будет исправлено общество, то исправлюсь и я». Он имел редкую возможность — громко хрипеть-воспевать всему миру о тяжком багаже, накопившемся у него на душе и уме. Но, вместо того, чтобы принять привычную, умеренную дозу героина и сочинить новую песню, он приобрел ружьё, написал объяснительную записку, и пятого апреля… выстрелил себе в рот.

Вскоре, появился мой сосед. Укладываясь спать, он обратился ко мне с каким-то вопросом. Пришлось отложить радио и поговорить с ним.

Наш ночной разговор затянулся. Парень был в возрасте лет 25 и не обременён образованием. Его ужасно невнятная речь была густо сдобрена уличными перлами. Я поинтересовался, не из Бруклина ли он? Оказалось его занесло сюда из Детройта. Это было видно и по номерам на его машине. Он тоже отметил мой странный акцент и сообщил, что ему уже известно, откуда я. Как он заявил, я был первый русский, с которым ему довелось общаться. До этого, живых представителей он видел лишь в хоккейных состязаниях национальной лиги, да и то больше по телевизору. Он назвал мне несколько русских фамилий и названий хоккейных клубов из NHL, за которые те успешно играют. Охотно поделился со мной о том, как в последнее время в Детройте дела у него не складывались, и он решил переехать во Флориду.

В Нэйплс он остановился, потому что здесь живет его бабушка. Какое-то время он пожил у неё, а устроившись на работу, нашёл это жильё и съехал.

Из отдельных интонаций я понял, что с бабушкой у него не очень-то теплые отношения и его переезд, был облегчением для них обоих.

О своей новой работе он небрежно упомянул, что там требуется лишь его присутствие, и в рабочее время можно слушать радио. Но заметил, что платят ему за это дежурство крайне мало.

Скоро его монотонная гнусавая речь перешла в храп, который быстро стабилизировался и окреп.

Мои надежды на то, что это звуковое явление кратковременно, оказались ошибочным. Храп обрёл такую звуковую мощь, что изолироваться от него я мог лишь с помощью наушников и дополнительной громкости. Это был первый сюрприз совместного проживания. В эту ночь я долго слушал джаз и был далёк от сна.