Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин

- К началу занятий вернусь. А может, раньше, – сказал Димка, но, увидав, что отец огорчился, поспешно уточнил: – Конечно, раньше. Недельки через две.

- Ладно, что с тобой поделаешь, – уступил Юрий Павлович и вдруг подумал, что с сыном год, если не больше, не сидел вот так рядом. Поговорить с ним и то нет времени. Работушка чёртова! А парень растёт и нуждается в отцовском внимании. – Плавай сколько понадобится. Если это интересно.

- Ещё бы не интересно! Здесь во какие люди! – Димка показал большой палец. – Я снимал их. И тебя с Андреем Андреевичем.

- Люди здесь замечательные, сын. Это верно. Я и сам от них заряжаюсь.

- А все думают, что ты их заряжаешь, – не поверил Димка.

- Если думают – пусть, не разубеждай. Вообще-то процесс взаимный.

- Так я поплаваю, пап? Я прямо сейчас поплыву... на «Ракете». Нам нужно Тиму догнать.

- Догоняй. Но смотри там, поосторожней. – Юрий Павлович с удивлением отметил, что уж слишком дал волю своим чувствам.

Димка, ткнувшись головой в отцовскую ладошку, убежал. К берегу причалила «Ракета». Увидев стариков, парнишка помахал Вениамину Петровичу. Художник, держа Веру Сергеевну за пальцы, говорил:

- Я скоро вернусь за тобой, Верочка. Мы вместе уедем в Тюмень. А пока...

- Пока ты должен посмотреть мир, – улыбнулась Вера Сергеевна. – Ты уже говорил мне об этом.

- Да, я должен. Я так счастлив! Теперь я действительно всё получил от жизни.

- И я счастлива была повидать тебя. Ну, прощай.

- До свидания. – Он поцеловал ей руку и крупно, молодо зашагал к причалу.

«Как он силён ещё! – залюбовалась им женщина. – Как свеж! Он сохранил и душу свою... А я?..»

«Ракета» отчалила и скоро скрылась за крутой излучиной.

«Мы скоро увидимся, – слышалось Вере Сергеевне, медленно шагавшей к своему дому. – Мы будем счастливы...»

Гибель «Летучего голландца»

А на «Ракету» их не взяли. Все места были проданы, и даже Димка, сын могущественного Юрия Павловича, ничего не мог сделать. Он размахивал фотоаппаратом, щёлкал транзистором и страшным шёпотом произносил имя отца – не помогало. Матросик с пушком на губе высокомерно посматривал на обтрёпыша, увешанного техникой, на странного застенчивого старика и жевал резинку. Он был заправский матрос, второкурсник из мореходки, он плавал уже целую неделю, и потому ему сам чёрт не брат.

- Чеши по компасу, салажонок! – ворчал матросик, сталкивая парнишку с трапа.

- Сам салажонок! Сопля зелёная! – оскорблённо заорал Димка, когда «Ракета» отчалила. Матросик выплюнул резинку, ринулся к борту, чтоб наказать своего обидчика, но, услышав командный окрик, принялся драить палубу.

А Димка давил на себе комарьё и тем же грязным и окровавленным кулаком вытирал злые слёзы. «Надо бы папке сказать, – спохватился он запоздало, потом одёрнул себя: – Всё равно не помог бы... Сказал бы, сам устраивайся, не маленький».

Невесёлые Димкины рассуждения оборвал рокот мотора. И как видение, к берегу подлетел полуглиссер. Рядом с упитанным мотористом восседала всё та же Анфиса Ивановна. Войско её поредело. Из трёх старушек осталась одна. Две где-то отстали в пути.

Увидев художника, командорша сошла на берег, тряхнула его за плечо:

- Сидим? Мечтаем?

- Тэтчер опять что-то затевает, – сказал он вместо приветствия.

- Понятно, – тотчас установила диагноз командорша. – Деньги кончились. Могу одолжить.

- Мне ваших денег не надо.

- Я ведь не дарю – в долг. А можешь сразу и отработать. У меня кадры разбежались. Не по зубам им, вишь, наш промысел. Так ведь и плачу им как балеринам. Слышь, Ваня? – крикнула она мотористу. – Ты сколь у меня огребаешь?

- Сколь огребаю, все мои, – флегматично отозвался тот.

- Слышал? – подытожила Анфиса Ивановна. – А сборщикам трав с выработки. Тебе, как квалифицированной рабочей силе, пойдёт надбавка. Погружайтесь. Не пожалеете.

Петрович отряхнулся от гнуса и грёз, аккуратно свернул газету и поманил за собой Димку.

- А этого кутёнка зачем таскаешь?

- Попутчик.

- Ладно. Поехали.

«Голландец» рванулся и взлетел над волной, распугивая рыб и ближних чаек. Бежали навстречу леса, открывались обрывистые изломы берегов, и в каждой поре земли, в каждой травинке таились неведомые силы и существа, имеющие цвет, вкус, запах. Они так же вот двигались и жили в своём маленьком пространстве, а все вместе заполняли огромный, кишащий жизнью мир, частицей которого был быстроходный катер. На корме, притиснутая Димкой и художником, вздыхала тощая, в чёрном, старушка. Она подносила ко лбу коричневую жилистую руку, рука бессильно падала. Старушка что-то шептала, снова пыталась креститься и тут же задрёмывала.