Элизиум - Нора Сакавич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Порядка пяти тысяч монстров обитают здесь, а потому Мэдтаун считается самым крупным округом Общества и забитым до краев свинарником, посетить который я не рвалась никогда. Улицы и пороги здесь широки, чтобы чудовища побольше могли пройти, а дома разномастны в зависимости от нужд жильцов. Бельмом на глазу неподалеку маячит башня вампиров – черный небоскреб без окон и с одной-единственной дверью.
– Мы потеряли остальных, – говорю я Розу.
– Они меня не интересуют, – отвечает тот.
Звать Каспер и Фалькора я не осмеливаюсь – уж точно не когда Хранители всего в паре улиц от нас. Остается надеяться на невидимый поводок, который соединяет меня с Фалькором, – и на то, что Каспер хватит ума остаться с ним.
Вскоре Роз снова останавливается – перед каменной дверью, на которой выгравировано: «ПАРИЯ». Я запоздало вспоминаю, что Бетти произносила это название. Роз кладет мне на ладонь черную монету, которую дала ему Бетти, и отпускает мою руку. Я верчу монету в пальцах, изучая незнакомую символику.
– Деньги? – предполагаю я.
– Услуга, – отвечает Роз. – Две ночи. И не называй им наши имена.
– Две ночи, – эхом повторяю я и с сомнением смотрю на дверь. – Так это отель для сверхъестественных созданий?
– Вроде того.
Я толкаю дверь, а Роз опускает голову и натягивает капюшон еще ниже. На пороге явственно чувствуется колдовство. Оно потрескивает у меня на коже и рычит, коснувшись Роза. В фойе очень просторно, но из мебели только стол и маленький фонтан в углу. Вместо кресел по деревянному полу разбросаны десятка два подушек. Пятеро подростков-людей разлеглись на них и болтают о недавних экзаменах, а в дальнем углу дремлет лев. Замечает нас с Розом только мужчина за столом.
Я иду к нему.
– Нам нужен номер на две ночи. Сколько человек на комнату?
Он вскидывает до странности кустистую бровь.
– А сколько вас будет?
– Три человека и драконья фея, – говорю я. – Остальные присоединятся позже. Этого хватит?
Я показываю мужчине монету. Быстрее молнии он выхватывает ее у меня и прижимает ко лбу. Монета зеленеет. Полагаю, таким образом администратор проверял ее подлинность, потому что затем он прикарманивает ее и берет из верхнего ящика большой ключ. После он встает и оборачивается к лестнице, которой, клянусь, еще несколько секунд назад попросту не было. Я оглядываюсь проверить, не заметил ли Роз чего-нибудь странного, но капюшон полностью скрывает его лицо.
Наш номер на четвертом этаже. Администратор отпирает дверь, просто приложив к ней ключи, и снимает нужный ключ со связки, будто срывает с цветка лепесток. Я беру ключ и оглядываю его – на ощупь он совершенно цел, как и связка, которую держит администратор. Я решаю не спрашивать, как он провернул такой трюк, и позволяю ему уйти. Затем открываю дверь и вместе с Розом захожу в комнату. Два шага – и я понимаю, что вокруг совершенно пусто. Но пожаловаться не успеваю: из пола с грохотом вырастают кровати. По стене, возникнув из ниоткуда, растягивается тонированное окно. Судя по звяканью и лязгу из предполагаемой ванной, нужная сантехника раскладывается по местам. То же колдовство использует и Элизиум, просто мне редко доводилось наблюдать это воочию.
Роз ворчит на иностранном языке и смахивает что-то с плеча. Я на всякий случай отступаю на пару шагов и смотрю на пол, но там ничего нет. Я перевожу взгляд на Роза, который продолжает что-то стряхивать с пальто. Видимо, просто паутина в переулке прицепилась, хотя я ее и не вижу.
Я оставляю Роза за этим делом и занимаю ту кровать, что стоит ближе ко входу. Только усевшись на матрас, я понимаю, что никаких вещей из Элизиума с собой не взяла. Ни запасной одежды, ни туалетных принадлежностей. Я качаюсь туда-сюда и охлопываю карманы в поисках бумажника, который, к счастью, находится.
Роз идет в другой угол комнаты, и я поднимаю голову. Из дальней стены поднимается панель, за которой обнаруживаются всякие циферблаты и регуляторы. Пара щелчков – и вентиляторы начинают задувать в комнату горячий воздух. И это при том, что тут и так жарковато.
– А без этого никак? – спрашиваю я.
– Здесь холодно.
– Нет, это тебе холодно, потому что ты сто лет в холодильнике проспал. Это Хранители тебя усыпили?
– Только Сон может усыпить Кошмара.
– Так это Фараон с тобой так поступил? Довольно жестоко, не находишь?
– Выбора не было. – Роз садится на соседнюю кровать. Закутывается поглубже в пальто и смотрит в пустоту. – И усыпил он меня не в Элизиуме. Я не знаю, как оказался там.
Пару минут я молчу, позволяя ему поразмыслить, затем говорю:
– Обещай мне, что мы найдем Адама.
– Прекрати звать его так, – предостерегает меня Роз. – Ты не можешь давать ему имен.
– Формально я и не давала, – замечаю я. – Он звался Ноттом, пока не предложил мне сбежать вместе с ним. Я ему сказала, что не могу выйти за него, пока он не скажет, как его зовут. Мое имя он любил сокращать как Ева, поэтому решил, что будет моим Адамом. Я знала, что это ложь, но мне все равно понравилось. Мне ведь было шестнадцать, – добавила я, пытаясь оправдаться. – Тогда это казалось мне романтичным.
– Нет. Кошмарам запрещено придумывать себе имена, – настаивает Роз. – Это право принадлежит их Снам.
Я вскидываю руку.
– Что?
– Он не мог назвать себя сам, – говорит Роз. – Ты ошибаешься.
– Это ты ошибаешься, – отрезаю я. – Он не был Кошмаром.
– Смело сказано для Сна, который снова и снова заявляет права на чужое, – огрызается Роз. – Если ты не научишься сдержанности прежде, чем встретишь своего Кошмара, ему придется убить всех, к кому ты себя привязала. Кошмары не способны делиться. Мы должны быть для своих Снов важнее всех на свете: на этом зиждется само наше существование.
Я изумленно смеюсь – недолго и так остро, что мне режет горло.
– Ты меня с кем-то перепутал. Я всего лишь бездарный медиум с юга.
– И медиумом, и Сном ты быть не можешь, – говорит Роз. – И все же ты та, кто ты есть. – Он всматривается в меня так внимательно, что мне приходится сложить руки на коленях, чтобы перестать беспокойно ими вертеть. – Ты зря тратишь силы на бессмысленные возражения. Кошмары всегда могут распознать Снов, как не может никто другой. Это необходимо, чтобы сохранить вам жизнь, пока вы не нашли свою вторую половину.
– Нет, – настаиваю
