Элизиум - Нора Сакавич

Я беру стакан и одним отчаянным глотком выпиваю все до дна, как воду. Алкоголь оставляет во рту слабый привкус дыма и патоки. Я ставлю стакан на стойку, и он тут же наполняется вновь сам собой. Я жадно придвигаю его к себе.

– Это стакан волшебный или просто такие чары? – спрашиваю я, и, если бармен ответит, что дело в стакане, я однозначно унесу его с собой.

Роз только отмахивается и спрашивает:

– Где Барли?

Бармен, похоже, удивлен.

– Его уже шесть лет как нет.

Стакан лопается в пальцах Роза. Жидкость заливает стойку, но в итоге кончается, так что, видимо, посудина все-таки не волшебная. Досадно, но осушить вторую порцию мне это нисколько не мешает. Бармен опускает ладони на стойку, стараясь ни единым жестом не выказать ни капли враждебности. Роз медленно разжимает кулак. Осколки стекла сверкают у него на коже, но сама рука почему-то остается невредима.

Несмотря на эту вспышку гнева, Роз спокойным тоном повторяет сказанное барменом:

– «Нет».

Средним и безымянным пальцем бармен накладывает чары на стойку. Жидкость испаряется, кожа Роза очищается от стекла, и вместе с осколками со стойки оно летит к ближайшей урне. Затем бармен осмеливается поставить перед Розом другой стакан. На этот раз Роз его не ломает, но подносит к губам и не пьет.

– Он пропал среди линий, – говорит бармен. – Говорят, поспешил, потому что за ним гнались лиманцзичи. Шагнул не вперед, а в сторону. Когда он не вернулся, за ним десятерых послали, но с тех пор так никто о нем и не слышал.

– Это был кто-то важный? – спрашиваю я.

– Один из элементалей, – отвечает Роз.

Я недоуменно пожимаю плечами, и бармен решает сжалиться надо мной.

– Мало кто способен сливаться с магией Геи так, как элементали. Чтобы перемещаться по линиям, им не нужны врата. Их главная задача – как можно тщательнее очищать линии, чтобы поддерживать поток магии и по возможности исцелять все уязвимые места. Самые сильные элементали пытаются менять расположение линий и находить их стражей.

Вероятно, под «стражами» он имеет в виду изначальных Хранителей врат. Я смотрю на Роза.

– Значит, элементали – твои дальние родственники?

– В каком-то смысле, – говорит Роз. – Элементалей сумела создать Гея, прежде чем начала гибнуть.

– Вам стоит поболтать с Золой, – советует бармен. – Она из огненных, поэтому уверена, что справится там, где не смог Барли. Говорила что-то там про единство с земным ядром. Я не все понял. Пару недель назад тут была, но надолго не задержалась. Как всегда. У нее, конечно, не все дома, – он вертит пальцем у виска, – но все-таки в чем-то она может быть права. Феи говорят, что ветер уже переменился, они это чувствуют. Кто знает, может, как раз она-то нам и поможет. Нужно только ее сберечь.

Роз размышляет над этим, затем отодвигает свой стакан.

– Мы покинем город, как только заручимся поддержкой Западного Совета, но если найдешь Золу – не теряй ее из виду. Мы за ней вернемся. А между тем вы должны сотрудничать с Гнездами и согласовывать с ними свои действия. Нужно, чтобы Кошмары вернулись в Северную Америку. Передай это по всем каналам, что еще остались.

– Если позволите спросить, от чьего имени я должен передать послание?

– Я Сульфур, – отвечает Роз.

Бетти называла его спасителем, а сам Роз говорил, что он сильнее всех из Кошмаров. Судя по мгновенной реакции бармена, обе версии правдивы. Бóльшую часть разговора он и без того казался расслабленным, но после упоминания имени Роза бармен будто обмякает от облегчения. Я явственно чувствую в нем измождение повстанца, который оказался на стороне проигравших и которого вынудили залечь на дно высшие силы. Бармен смотрит на Роза как на луну, на волшебное созвездие, способное исполнить все его заветные желания и ответить на все молитвы.

Я перевожу взгляд на прочих посетителей, и до меня доходит: это и есть Гвардия, которую упоминала Бетти. Вот оно, сопротивление, желающее отвоевать врата у Хранителей, пока не поздно. Жизнь изрядно их потрепала, они измотаны, их ряды заметно поредели, но все же они здесь и готовы к бою.

– Ты жив, – говорит бармен так тихо, что мне, быть может, просто чудится.

– Пока что, – отвечает Роз. – Скажи мне, кто остался.

Все, что дальше, я пропускаю мимо ушей: список незнакомых имен и мест, о которых мне даже спрашивать лень. Поначалу я еще пытаюсь поспевать за беседой, но в итоге отвлекаюсь на свою выпивку и продолжаю оглядывать остальных повстанцев. Это тоже успевает мне наскучить, но тут бармен произносит кое-что, отчего я давлюсь напитком:

– Сейчас у канадской границы Шеннонам помогают Дауни…

Мой приступ кашля отвлекает их от разговора. Бармен поднимает руку, будто размышляет, не похлопать ли меня по спине, а Роз просто смотрит на мои мучения. Я наконец ухитряюсь вдохнуть по-человечески.

– Дауни, – выдыхаю я хрипло, – где они?

– Возле Великих озер, как я слышал, но точно не могу сказать.

Роз жестом просит меня объясниться, но меня и просить незачем:

– Дауни – моя девичья фамилия. Моя мать уехала из Орландо и исчезла, когда я сбежала с… – Я благоразумно не называю Нотта по имени, пусть даже бармен явно на нашей стороне. Не хочется, чтобы эта беседа превратилась в очередной спор из-за Адама. – А можно как-нибудь с ними связаться? Я хочу знать, туда ли она поехала.

Я не говорю «и почему», потому что у меня возникает тревожное чувство, что я наконец поняла ответ. Мама сказала, что, если я уйду с Ноттом, нам с ней придется проститься, но я знаю, дело было не в том, что она не одобряла наших отношений. Мама ведь никогда не пыталась помешать ему ухаживать за мной, несмотря на нашу разницу в возрасте и его предполагаемое послевоенное ПТСР. Она разорвала отношения со мной, потому что знала то, о чем сегодня рассказал мне Роз: стоит Снам сойтись со своими Кошмарами, для семьи уже не остается места. Она ждала, что я уйду с Ноттом и забуду о ней навсегда. Мама всегда знала, что я не совсем человек. Тошнотворная боль предательства выжигает мне нутро, и я залпом осушаю стакан, а потом еще раз.

– Могу попробовать разузнать, – обещает бармен. – Кого именно нужно искать?

– Кендру Дауни.

– Посмотрим, что получится выяснить.

Я благодарно киваю, и они с Розом продолжают свой разговор. На этот раз я слушаю уже внимательней, потому что до тех пор даже не подозревала, что медиумы тоже участвовали в войне. Мама никогда не упоминала, что ее близкие и друзья противостояли Хранителям, она лишь мельком говорила о войне и растила меня во Флориде одна. Жутковато узнавать, что за всем этим кроется нечто большее и что