Под белым орлом - Грегор Самаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потоцкий поднял голову, и в его глазах промелькнуло такое хитрое выражение, точно он действительно был из лисьей породы и лишь ждал благоприятного момента, чтобы наброситься на неприятеля.
В кабинете граф застал Софию, полулежавшую на диване.
— Послушай, мой друг, — крикнула она Потоцкому, удивлённо остановившемуся на пороге комнаты, — я просила у тебя ножниц, чтобы обрезать королю волосы пред посвящением его в монашеский сан, а теперь прошу ещё достать мне хороший кнут.
— Для чего это? Неужели Станиславу Понятовскому мало того наказания, которое ты придумала? — улыбаясь спросил граф.
— Нет, кнут не для него, — возразила София. — Он предназначается для бессовестного Репнина, которого я собственноручно отстегаю, когда наступит счастливый день, в который корона украсит твою голову.
— Ты, значит, подслушала наш разговор? — испуганно спросил Потоцкий.
— Да, я стояла за портьерой! — спокойно ответила София.
— Боже, какая неосторожность! — воскликнул граф. — Если бы Репнину пришла фантазия приподнять портьеру...
— Он не увидел бы меня, — прервала Потоцкого София, насмешливо улыбаясь. — Женщины Востока умеют скользить, как змеи. Я услышала бы его шаги и скрылась бы, прежде чем он успел бы коснуться портьеры. Я готова была поклоняться ему, слыша его гордые речи, но ведь он — не свободный человек, а невольник Потёмкина, невольник Екатерины. Вся кровь прилила к моему лицу от злости и стыда, что он осмеливается таким тоном говорить с тобой, с тобой, которого я признаю своим господином. Поэтому я и прошу кнут, чтобы собственноручно избить этого Репнина и отмстить ему за нанесённое оскорбление.
— Я должен склониться пред ним, пока не наступит момент моей власти, — проговорил Потоцкий. — Я принуждён носить маску, притворяться, пока королевский скипетр не будет в моих руках. Хотя это — очень горькая, очень неприятная необходимость, но и величайшие герои всемирной истории не избежали её. Разве Цезарь и Генрих Четвёртый Французский не побеждали хитростью в такой же мере, как и смелостью? Разве эта самая Екатерина, высокомерно издающая законы для всей Европы, не прибегала к хитрости, унизительному притворству и бесконечному терпению, чтобы добраться до той высоты, на которой находится в настоящее время?
София вскочила и, как бы заклиная, простёрла руки с восклицанием:
— Высота, высота!.. Она блистает пред нами; но пока мы всё же находимся в тёмной низине. Ни на одно мгновение мы не должны терять из вида сияющую вершину и, в то время как уста будут произносить слова смирения, в душе должна звучать клятва мести! Только ради этой мести я прощаю тебе, что ты склоняешь голову пред рабом императрицы и оскверняешь свои руки её золотом.
— Ну, что же, — сказал, смеясь, Потоцкий, — разве не победа лукавства в том, что враги сами вручают нам для борьбы орудие, которое должно погубить их? Милая София, деньги — могущественная сила, в настоящее время самая могущественная; они помогут нам приобрести армию и оружие, необходимые для достижения великой цели. А у меня недостаёт именно этого орудия; я беден, несмотря на всю эту роскошь, которая окружает меня; мои поместья истощены; в то время как за моим столом пируют тысячи людей, у меня не бывает иногда ни горсти золотых и я должен изыскивать способы, как бы свести концы с концами! Разве не победа, не счастье, когда мои враги сами предлагают мне орудие?!
— Быть может, это — и счастье, — сказала София, — но победа наступит лишь тогда, когда ты станешь ногами попирать врага. Ты отправляешься в Могилёв?
— Да разве я не должен ехать? — спросил Потоцкий. — Чтобы не возбудить подозрений императрицы, я могу вербовать сторонников, лишь сохраняя вид полнейшей преданности ей.
— Да, ты должен быть там! — сказала София. — Ты прав, а всё же моя душа возмущается, что мы не можем вступить в открытую борьбу с этой гордой императрицей. Терпение тягостно, но тем сладостнее будет месть! Ну, что делать! будем ждать и искусной рукой расставлять сети, в которые должен попасть наш высокомерный враг. Прощай, мой друг! я пришла сюда ещё раз, чтобы внушить тебе мужество и доказать, что не слежу за тобою втайне, а имею к тебе полное доверие.
Она обняла графа и протянула губы для поцелуя; но последний был холоден, почти равнодушен; в этот момент её мысли были далеки от беспечной любовной игры.
Потоцкий, задумчиво смотря ей вслед, произнёс:
— Она права, подстрекая меня для борьбы за высшую цель; только едва ли это требуется, чтобы воодушевить меня на борьбу за обладание короной. Кто пожелал бы быть слугой, если может быть господином! Но она не хочет считаться с тем, что, как победа, так же легко возможна и неудача; она хочет всё поставить на карту, а между тем пи один смертный не может предугадать исход игры. Гибель или победа — это не мой лозунг; для меня важно сохранить в случае неудачи по крайней мере жизнь, полную наслаждений. Даже от Софии мне необходимо скрывать свои пути; своими необузданными порывами она могла бы разрушить все мои хитросплетения. В такое неспокойное, ненадёжное время нужно быть готовым на все; необходимо сохранить дружбу врагов, чтобы использовать её в случае неудачи. Я не хочу выбирать между короной и смертью или изгнанием; в состязании на жизненном пути бывают различные призы; если не удаётся взять первый приз, можно довольствоваться и вторым; но для этого нужно действовать с хитростью лисицы, заметающей свой след, чтобы охотник не мог напасть на него. — Закончив этим свою мысль, граф вошёл в свою спальню и, позвонив камердинера, сказал ему:
