Увертливый - Вячеслав Морочко

13.

Выйдя из храма, спускаясь по ступеням на площадь, Галкин заметил вдалеке Фабио с биноклем, и поднял приветственно руку, дескать, смотри – а вот и я. Петя знал, что это опасно, но ему хотелось созорничать. «Чудак! – сказал он себе – Фабио ждет не тебя, а своих „задержавшихся“ легионеров. Вперед! Надо подумать, как защитить гостиницу».

Хотя торопился, он не смог пройти мимо стоявшей посреди площади сцены. В музее театра кукол он видел однажды коллекцию настольных раешников: глянешь в дырочку, а там – крошечный хлев в мареве неземного сияния от лежавшего в кормушке дитя. И уже не хлев это вовсе с Марией, Иосифом, пастухами, козой и ослом, а целый уютный мирок, таинственно перенесенный из прошлого.

В большом римском раешнике ничего таинственного не было, все в – натуральную величину, подобно музею восковых фигур. Кроме одного пастуха. «Сколько можно! – возмутился Галкин. – Никакой фантазии?!» Пастух, как сидел, в «позе лотоса», так и сорвался с помоста, оттолкнувшись бедрами. Петр не стал наблюдать за его траекторией, а, увернувшись, пронесся мимо, вскочил на помост, погладил холодную щеку Марии. Не выдержав, зашевелился еще один «пастушок». Ударом ноги Петя спустил его на мостовую, через пристройку «пролетел» сквозь раешник, спрыгнул на камни и отправился дальше.

Галкин продолжал следовать за своей группой, но на этот раз не очень спешил. Сначала он обогнул левую дугу колоннады, затем пересек «Улицу Коридора», по которой в сторону Замка шел виадук. Пройдя вдоль «Ватиканской Стены», он выбрался на «Площадь Рисорджименто». Итальянское слово Рисорджименто значит то же, что французское – Ренессанс (Возрождение). Но если французское слово имело отношение, прежде всего, к искусству, то итальянское – к политике. В тысяча восемьсот семидесятом году результатом движения Рисорджименто явилось объединение Италии.

На площади – три зеленых островка – три сквера. К этому времени группа ушла далеко вперед. И только сзади плелись две фигуры. Последним был Петр. А еще дальше за его спиной чернели тучи следующих групп, направлявшихся к ближайшей станции метрополитена – работал обычный туристический конвейер.

Галкин принял решение обогнать идущего впереди путника, когда тот переходил площадь. По одежде он напоминал одного из ландскнехтов Фабио. Пройдя мимо, Петя обернулся к нему лицом и остановился. Парень вздрогнул и попятился, чуть не попав под машину. Не желая никого пугать, наш герой ушел вправо – по направлению к скверу и устроился там на скамеечке. А «ландскнехт» достал телефон и что-то затараторил. Галкин не слышал, о чем он там говорил, но, представив себе ситуацию, попытался мысленно «сконструировать» его диалог с Фабио по телефону.

Скорее всего, человеку этому вменялось сопровождать Петину группу до самой гостиницы и, таким образом, выявить ее. А в гостинице по документам можно было вычислить и самого Петра. Теперь у «ландскнехта» появились сомнения на счет группы, о чем он и докладывал Фабио. Разговор мог быть примерно таким:

– Клиент – здесь.

– Что он делает?

– Ждет.

– Чего ждет?

– Не знаю. Может быть свою группу.

– Идиот! Он морочит тебе голову! Не обращай на него внимания! Догоняй группу, за которой шел! А мы едем к подземке!

– Ясно!

Перейдя площадь, человек побежал трусцой, но, споткнувшись, не без помощи Галкина, разбил колено, ударился головой и теперь плелся, плохо соображая, обгоняемый новыми группами по «Улице Октавиана» (так звали императора Августа, до того, как он стал императором). Дорога к метро пролегала как будто по вехам Римской истории. Туристы пересекали «Германскую улицу», «Улицу Гракха» (Народный трибун в древнем Риме), «Улицу Сципиона» (полководец, захвативший и разрушивший Карфаген), «Улицу Юлия Цезаря» (великий диктатор и полководец).

Где-то в подворотне Галкин на скорую руку трансформировал внешность. Прежде всего, изменил глаза: брови, тени век, их удлиненность. Напялил седой паричок, приклеил седые усы. Он дошел до метро неподалеку от соглядатая в плотном кольце туристов. На проезжей части у входа в подземку стояли два знакомых авто: санитарная машина с крестом и темный «Мицубиси Паджеро» Барклая. «Соглядатай и ахнуть не успел, как его затолкали в салон „санитарки“. Игорь Николаевич восседал в кресле рядом с водителем в мрачном расположении духа. Петя „включил пропеллер“, распахнул дверцу машины, забрался Барклаю в нагрудный карман, поменял диктофон и захлопнул дверцу. Перейдя на вибрацию, он подошел к турникетам метро. Здесь были стражники Фабио. Они просеивали публику чуть ли не пальцами. Петя мог бы перескочить, но, не слишком надеясь на трансформацию внешности, решил не светиться, не делать резких движений, а прогуляться до следующей метростанции. Благо до нее было каких-нибудь семьсот метров.

Прямая обсаженная деревьями „Улица Юлия Цезаря“ оказалась довольно людной. На ней легко было затеряться. Галкин воткнул наушники и включил на прослушивание только что добытый диктофон.

„Серый, это опять я, – Барков звонил капитану Васильеву. – Прости, в прошлый раз у меня батарейка села. Да, извини, действительно, пришлось поменять телефон. Что ты понял? Что ты понял? Это к делу не относится! Ничего не случилось! Ты сказал ей, что тебе никто не звонил? Ну, и чего ты боишься? Хорошо. Позвони ей, скажи, что до тебя дозвонились из Рима, и ты принимаешь меры. Все равно выплывет?! Это от тебя зависит. Что? Хочешь от нее избавиться!? Учти, Серый, если с ее головы упадет хоть один волосок – я тебя достану, где бы ты ни был! Что тебе делать? Хочешь сюда, ко мне? Может, и правда, так будет лучше. Позвони Делягину. Ты знаешь его телефон? Не знаешь? И не надо! Прокопьич сам позвонит. Вы встретитесь. Он сделает тебе документы и все прочее. Я дам команду. Жди!“

Потом Барклай позвонил Делягину:

– Привет! Это Игорь! Что? Спрашиваешь, как Шериф? Ты же знаешь, он мне, как младший братишка. Работает. Только после аварии с ним не все ладно. Да, до сих пор. Послушай, Прокопьич, хватит об этом, у меня к тебе срочное дело! Угадал. Кое-что подчистить. Помнишь, капитана Васильева из ментов. Да, служил верой и правдой. Ничего не скажешь. Но теперь стал опасен. Для всех! Обстоятельства так повернулись. Жалко, но нечего делать. Надо! И как можно скорее! Ты знаешь его телефон? Позвони ему. Он ждет звонка. Хочет смыться. Я сказал ему, что ты спрячешь его, подготовишь документы и сплавишь в Италию. Ну, ты понял? Его надо убрать. И чтобы концов не осталось. Сочтемся! За мною не заржавеет!

Дальше звучали реплики Баркова и Фабио:

– Не падай духом Игорь! Мы все равно его достанем!

„Не знаю, как тебя, а меня он уже достал! Не могу понять, где я прокололся! Он возник, как черт из табакерки. Я думал, знаю его. Оказалось, и понятия не имею!“ – Барков говорил на русско-английском „наречии“. Во всяком случае, слова „достал“ и „прокололся“ были произнесены по-русски. И еще Галкин почувствовал, Барклай не больно-то доверяет Фабио и, что-то утаивает.

– Очень интересный тип! Второй день им занимаюсь – готов поклясться, он стоит всех моих „купертинцев“! Ничего, Игорь, „расколим“, – последнее слово Фабио произнес по-русски.

Галкин подумал: „Надо дать человеку шанс“, достал из куртки телефон Баркова, включил его и набрал номер Васильева-Серого.

– Слушаю! – ответил капитан.

– Не пугайтесь. Это еще не Делягин.

– Кто вы?

– Тот, кто звонил вам вчера из Рима.

– Я догадался. Чего вы хотите?

– Обратите внимание, с какого номера я звоню, и сделайте для себя вывод.

– О чем – вы!

– О том, что и вы, и Делягин, и сам Игорь Николаевич находитесь под колпаком.

– Если так, то зачем вы предупреждаете?

– Чтобы вы не наделали глупостей.

– Каких еще глупостей?!

– О вашем разговоре с Барковым, где вы предлагаете избавиться от жены Бульбы, уже знает весь Питер.

– Господи, я только заикнулся!

– Теперь молите бога, чтобы с ней, действительно, ничего не случилось!

– Что от меня нужно?

– От вас – только одно – явки с повинной.

– Вы с ума сошли!

– Я вас предупредил. И не тяните время. Учтите, никаких документов Делягин выправлять не станет. Ему поручено встретиться с вами и убрать. Все!

Галкин даже не заметил, как подошел к следующей станции. Она называлась „Лепанто“ по названию греческого городка, где в шестнадцатом веке, как пишут историки, имело место „последнее“ в мире сражение гребных кораблей: испано-венецианский флот здесь разбил – турецкий. Правда, уже в восемнадцатом веке галерный флот Петра Первого разбил при Гангуте – шведский, но это – не важно. Мы уже привыкли, что многое, связанное с Россией, всерьез не воспринимается. Россия для остального мира – явление внеисторическое – то ли мифическое, то ли анекдотическое.

14.

Не прошло и получаса, как Петя подходил к гостинице. Он шел осторожно, озираясь и присматриваясь. „Все в порядке?“ – спросил он портье. „Все в порядке“, – ответила женщина. – А что должно было случиться?» «Странно…» – тихо сказал себе Галкин, отправился было к себе на этаж, да, вдруг, передумал, вспомнил, что рядом, на этой же улице, есть отель-близнец. Выскочив из гостиницы, он заметил вдалеке знакомую санитарную карету. Первое, что он сделал, приблизившись, – незаметно проколол шину. Потом «на вибрации» проник в холл второго отеля, где нашел Фабио с тремя ландскнехтами. «Скорее всего, они сунулись сюда наугад, перепутав группы», – подумал Галкин.