Аметистовый блин - Далия Трускиновская

Сережа неоднократно давал ей советы. И неоднократно убеждался, что это равноценно переноске воды в решете. А ведь советы были умные! Когда у Данки возникли проблемы с лишним весом, кто, как не Сережа, со знанием дела расписал ей прелесть маховых движений для ног во все стороны, по двести раз для каждой ноги за тренировку? Так нет же – она сказала, что не может целый день махать конечностями, и пошла на какую-то американскую аэробику. Оттуда принесла новость – задирать ноги уже не модно, а в Америке считают, что и вредно. Тысячу лет было не вредно, и вот вам, пожалуйста! Сережа сказал, что цыплят по осень считают, и точно – к осени Данка свои лишние килограммы сбросила. И это было для него в какой-то мере оскорбительно…

А вот теперь померещилась ему Данка – и он поскакал козликом к дверям!

Равным образом, не раз он объяснял ей принципы правильного питания. Не мог он спокойно видеть, как эта обезьяна целый день жует бананы! А оказалось, что для женщины они очень даже полезны, в них калий, а калорий на сто грамм всего восемьдесят восемь, меньше, чем в его любимом мороженом… Ну, можно ли простить такую информацию?

Конечно, Сережа сам себе объяснил, что волнуется за Данку с Майкой примерно одинаково, что совершенно так же он понесся бы встречать Майку, что в тот день, когда вся эта дребедень кончится и Данка вернется, он будет очень рад за нее…

Невзирая на то, что не он ей, а она ему объяснила как-то, чем проваленный удар в боксе отличается от фиксированного. Чтоб женщина мужчине такое объясняла! Сережа никогда боксом не занимался, разве что грушу лупил, а Данка где-то нахваталась сведений, и нахваталась только для того, чтобы выделываться перед атлетом!

Словом, это было невыносимое создание. И ни разу не уступило оно Сереже даже в мелочи, ни разу не признало его умственного и физического превосходства!

Несколько озадаченный собственным порывом, вернулся Сережа в тренерскую и выложил на стол кипу старых журналов. Он давно уже собирался вывесить на стенке плакат с примерными рационами атлетов века – Серджио Оливы, Арнольда Шварцнеггера, Франка Зейна, Дориана Ятса и прочих Мистеров Олимпия. Настроившись на слова «белки», «жиры», «углеводы», «калории», а также вооружившись ножницами, сел он за поиск. И действительно – какое-то время безжалостно кромсал страницы. Потом он положил рядком вырезки – и тут обнаружилось, что перед ним – одна и та же публикация в пяти вариантах. Треклятые журналисты незатейливо передрали друг у друга рацион Шварцнеггера, поменяв местами отдельные фразы и снабдив разными фотоснимками.

Проворчав нечто, по стилю недостойное благовоспитанного атлета, Сережа сгреб со стола журналы и сунул их куда подальше. А тут оказалось, что время близится к долгожданному перерыву. Он выпроводил качков, переоделся, оставил запирать зал Вадика и понесся к отцу Амвросию.

Того почему-то на месте не оказалось. Бабульки, которых на сей раз в доме было целых три, пропели хором, что батюшка отошел, но к обеду обещал быть.

Но миновало время обеденное, остыл в кастрюле знаменитый грибной суп, заволновались бабки, а Сережа задумался. Того только недоставало, чтобы вслед за Данкой и Майкой в недрах проклятой уголовной фирмы сгинул отец Амвросий!

Когда перерыв был уже на исходе, а Сережа барабанил пальцами по письменному столу красавца-батюшки, что означало у атлета приступ бессильной ярости, послышался на дворе шум. Сережа выглянул в окно и увидел, как в церковный двор медленно въезжает бээмвэшка, волоча за собой на тросе старый белый «мерс». Машины встали, дверца «мерса» распахнулась и оттуда высунулась рука в широком черном рукаве.

Сережа глазам не поверил – за рулем старой развалины сидел отец Амвросий!

Бывший энергетик показал шоферу бээмвэшки, куда затаскивать «мерс». А к тому мгновению, когда истосковавшийся Сережа выскочил на крылечко, уже стоял возле своего спасителя, благодаря его не благостно, как полагалось бы священнику, а несколько злобно.

Видно, водитель бээмвэшки был знакомым – похлопал батюшку по плечу, сказал что-то ободряющее. Но почудилось Сереже в этом ободрении нечто кладбищенское – так, расходясь после похорон, желают стойкости близким покойника…

Бээмвэшка развернулась и отбыла. Сережа устремился к бывшему однокласснику.

– Сашка, это что такое? – спросил он, тыча пальцем в белый «мерс». – Как это к тебе попало?

– Это? – с совершенно непозволительной иерею тихой ненавистью произнес бывший энергетик. – Это плод покаяния!

– Ну-ка, ну-ка! – заинтересовался бывший электронщик. – Как это?…

– Как?…

Отец Амвросий тяжко вздохнул.

История изначально была какая-то купечески-дореволюционная.

В храм к отцу Амвросию повадился странный прихожанин – в малиновом пиджаке и бритоголовый. Был он настолько крупен, по описанию отца Амвросия, что Сережа даже заподозрил одного из своих качков.

Среди бабушек и тетенек, составлявших основной контингент богомольцев, этот дядя выделялся до такой степени, что бывший энергетик во время богослужения боялся на него глянуть – контраст мог вызвать приступ хохота в самую неподходящую минуту.

– И, понимаешь, повадился проповеди слушать, – продолжал отец Амвросий. – После литургии я старушек соберу и какую-нибудь цитату им растолковываю попроще. Старушки слушают, и этот среди них – торчит, как башня Вавилонская, прости Господи… Одно воскресенье, другое, третье, четвертое – достал он меня! Я Наталью Кирилловну, умная такая бабулька, уже спрашивал – как он себя ведет, подает ли милостыню? Она докладывает – ни грошика нищим у входа, хотя приезжает на заграничной машине, такой белой и длинной, а крестится в православном храме на католический лад! Представляешь – слева направо!

– Вот оболтус, – сочувственно заметил Сережа, хотя и не понял, в чем ошибка бизнесмена.

– Это значит – по сторонам даже не взглянет, как добрые люди крестятся. Гордыня! – провозгласил отец Амвросий. – Ладно, думаю, будешь ты у меня на людей смотреть! И в следующее воскресенье проповедь на тему «И принесите плоды покаяния»! Бабульки мои слезы утирали – так я им богатых грешников разделал! Слушают – и на бизнесмена косятся. А он стоит нос задрав, словно бы его не касается. Однако дошло – сопеть стал. И по роже видно – какая-то в нем работа умственная совершается. Тут у него в кармане мобильник вякнул. Ты не поверишь – покраснел, схватился за карман и деру из храма! Потом я бабушек своих отпустил. Он меня на самой паперти подловил, смотрит в землю, чуть ли носком туфли не ковыряет, неловко ему… Хочу, говорит, принести плод покаяния. Ну, думаю, сто рублей на храм пожертвует от щедрот. Он – в карман. Тут мне стало нехорошо – сейчас, думаю, мобильник всучит, и благодари его за эту гадость! Он-то от нее избавится, а мне его счета оплачивать! А он ключи от машины мне протягивает…