Дворцовые интриги и политические авантюры. Записки Марии Клейнмихель - Владимир Осин

Священная Лига[33]

Свежо предание, а верится с трудом. Нынешнее поколение едва ли слыхало об этой организации, столь сильной в свое время и служащей доказательством человеческой глупости. Товарищем мужа, лучше сказать, одним из паразитов, постоянно сопутствующих ему в его холостые времена по ресторанам, цыганам и жившим на его счета, был некий Николич-Сербоградский. Серб по рождению, он служил в австрийской кавалерии, был весь в тех долгах, которые называются «долгами чести», а на самом деле — бесчестные долги. Затем он поступил на русскую службу и был в чине поручика Елисаветградского гусарского полка. Я его и теперь вижу пред собой, типичного гусара, с черными как смоль усами, с видом победителя, всегда готового выпить, рассказывающего бесконечные анекдоты о золотоношском гарнизоне и поющего на плохом французским языке следующие строки:

На австрийской службеВоин небогат,Это всем известно, —

единственная правда, вышедшая когда-либо из его уст. После смерти моего мужа я старалась держать его насколько возможно дальше от себя: вместо приглашений на обед я приглашала его только на завтраки, и то чрезвычайно редко, но я жалела его за его бедность и давала ему взаймы одну сотенную бумажку за другой, пока в течение нескольких лет сумма не достигла 6000 рублей. Я стала колебаться — одалживать ли ему далее. Николич обиделся и прекратил, к моему удовольствию, свои посещения. Однажды мне доложили о его приходе. Он казался помолодевшим на десять лет, был хорошо одет, выбрит, с разноцветной кокардой в петлице. Он был настроен чрезвычайно торжественно и радостно и имел вид победителя. Целуя мне руку, он передал мне конверт со словами: «Я пришел поблагодарить Вас за Вашу доброту и вернуть Вам 6000 руб., которые я Вам должен». Я удивленно на него взглянула. «Что это Вы, наследство получили или кого-нибудь ограбили»? — невольно сорвался у меня нелестный вопрос. «Ни то, ни другое, но я нашел занятие, которое даст мне возможность благодаря моим познаниям и опыту приносить пользу обществу и обеспечить свое будущее». Мое любопытство было возбуждено. Я, не колеблясь, приняла от него долг, на возвращение которого перестала уже рассчитывать, и просила Николича остаться у меня на завтрак. Он был так же тронут моим великодушием, как я его неожиданной честностью. Мы разговорились на этот раз довольно дружелюбно. Сначала очень сдержанно стал он мне рассказывать про то, что образовалось тайное общество вроде карбонариев, поддерживаемое правительством. Цель этого общества — розыск нигилистов, донос на них, их арест и смертная казнь. Председателем этого общества был граф Боби Шувалов, тайным министром иностранных дел — князь Константин Белосельский; он сам, Николич, состоит начальником большого отдела и делает ежедневно доклады тайному министру внутренних дел Демидову, князю Сан-Донато. Все члены Яхт-клуба записались в это общество. Большие капиталы к нему стекаются, и он, Николич, получает ежемесячно 3000 рублей, огромная сума для того времени.

— Немного спустя мой дядя, Альфред фон Гроте, обер-гофмаршал двора, мне рассказывал, что у него есть латыш-лакей, очень услужливый, но глупый и неловкий малый. Когда однажды, потеряв терпение, мой дядя резко ему что-то заметил, латыш сказал ему с упреком: «Вы очень несправедливы по отношению ко мне, Ваше сиятельство, и если я только подумаю, что я никогда не хотел на Вас жаловаться!»

— На меня жаловаться? Как, почему, кому?

— Священной Лиге — я бы получил за это много денег.

Гроте расспросил своего лакея и узнал от него, что ему давали бы определенную сумму ежемесячно, если бы он подслушивал и давал сведения о всех разговорах, ведущихся у Гроте. Гроте показалось смешным подозрение, возбуждаемое им, и он посоветовал своему слуге принять предложение и этим увеличить свое жалованье и бдительность.

Наблюдать за графом Адлербергом было поручено одному фонарщику, и граф не спокойно, но философски это принял, но говорил об этом повсюду и вследствие этого впал в немилость, став жертвой злостных слухов, о нем распространяемых.

— Брат мой, полковник и флигель-адъютант императора Александра II, был тогда командиром одного из гренадерских полков в Москве. Однажды появился посланный графом И. Шуваловым офицер, чтобы вербовать среди офицеров в Москве членов Лиги, рассчитывая на поддержку начальника штаба. Брат мой попросил объяснить ему цель и средства этой организации и ответил, что он уже дал присягу и не должен ее снова повторять, присягу — честно и верно служить своему царю и поэтому не может принять участия в такой организации. Офицер ушел. Брат мой официально известил об этом происшествии своих подчиненных. Он сообщал, что к нему явился офицер с предложением основать общество, которое будто должно было заниматься тайной охраной Государя, но что, по его мнению, эта организация могла бы служить только деморализацией офицерского корпуса, разрушать дисциплину и создать невозможное положение в войсках. Это сообщение дошло до великого князя Владимира, высочайшего покровителя Священной Лиги, и вызвало его неблаговоление к моему брату, которое было поддержано и использовано другими, и брат всю жизнь чувствовал на себе последствия этого. Его очень поддерживал его друг князь Леонид Вяземский, также чрезвычайно отрицательно относившийся к деятельности Священной Лиги. Этот благородный человек, тип офицера-рыцаря, был впоследствии обвинен в крайнем либерализме, оттого что во время одного восстания он хотел вырвать из рук казака истязаемую им женщину. Ему было запрещено присутствовать на заседаниях Государственного совета[34], членом которого он состоял. Скоро это возымело свои последствия. Совершились невероятные вещи.

Тщетно надеялись на то, что существование Лиги останется в тайне. Члены Лиги, из которых 10 человек образовывали отделение, должны были друг друга не знать, а их, несмотря на это, все знали. Однажды у меня за чаем был некий Субков, известный член Яхт-клуба. Лакей пришел к нему с докладом: «Ваш охранник почувствовал себя плохо и просит разрешить ему уйти домой». Всеобщее изумление. Субков очень смутился. Оказывается, что за членами Лиги следили, и они боялись мести нигилистов, и потому у каждого из них был свой охранник. Этот охранник повсюду следовал за ним и, пока его господин сидел у кого-нибудь с визитом, был на обеде или на вечере, ожидал его у прислуги дома, которая его угощала, и охранник с русской наивностью того времени передавал ей самые страшные тайны этой ужасной организации. Помню я такой случай: я послала срочное письмо князю Фердинанду Витгенштейну. После долгого отсутствия мой посланный вернулся с сообщением, что он не имел возможности передать это письмо. С трогательной откровенностью, о которой я уже упоминала, камердинер князя ему сказал: «Теперь князю передать письмо невозможно, у него сидят тайные агенты». При этих условиях тайная организация, конечно, вскоре перестала быть тайной.