Государево кабацкое дело. Очерки питейной политики и традиций в России - Игорь Владимирович Курукин

В масштабах страны была успешно решена и «бутылочная» проблема. До 1885 г. в бутылках продавались преимущественно импортные и фирменные вина, и попытки прекратить розничную торговлю водкой в разлив наталкивались на отсутствие в стране развитой стекольной промышленности; а в 1911 г. из 90 млн. ведер реализованной водки 74 млн. уже были проданы в мелкой посуде. В сентябре 1901 г. сам инициатор реформы Витте инспектировал новые заведения в Москве и на свой вопрос к посетителям, хорошо ли казенное вино, по сообщениям прессы, неизменно получал утвердительный ответ: «Скусно, и голова не болит с похмелья!»{242}

Напоминаем о принятых в старой России мерах объема (и продажи) напитков:

— бочка = 491,96 л;

— ведро = 12,299 л;

— штоф (кружка) = 1,2299 л;

— четверть = 3,0748 л;

— винная бутылка = 0,7687 л;

— водочная или пивная бутылка = 0,615 л;

— чарка = 122, 99 мл;

— шкалик («мерзавчик») = 61,5 мл.

В отличие от предыдущих (да и многих последующих) реформ питейного дела, государственная монополия была заранее спланирована и без потрясений, постепенно, по мере подготовки и накопления опыта, распространялась по территории страны. В 1895 г. на новую систему продажи спиртного перешли лишь 4 губернии (Пермская, Уфимская, Оренбургская и Самарская), и только в 1904 г. она была распространена на Восточную Сибирь. Вне рамок монополии остались такие специфические районы, как Закавказье с его винодельческими традициями, Средняя Азия, а также Крайний Север Сибири, Приморский край и Камчатка, где наладить систематическую казенную торговлю было невозможно, и ее оставили в частных руках.

Строже стал и надзор же за новыми «сидельцами»: в 1895 г. в Пермской губернии пришлось уволить всех 400 продавцов, перешедших в казенную торговлю из старых дореформенных заведений с их обычной практикой обмана покупателей, принятия вещей под залог и т. п.{243}При этом сама должность лавочного «сидельца» стала более престижной и неплохо оплачиваемой: в лавке II разряда продавец получал 40 руб. в месяц (сумма, равная зарплате высококвалифицированного рабочего) и еще отдельно средства на освещение и отопление.

Несомненно удачной реформа оказалась и в области бюджетных поступлений: плохо контролируемые и часто незаконные доходы виноторговцев теперь шли в казну, составляя самую крупную статью — около половины всех косвенных налогов и 27–30 % всех бюджетных поступлений России{244}. С 1894 г. по 1913 г. они увеличились с 260 до 899 миллионов рублей; правда, при этом надо учитывать и рост населения, и постоянно возраставшие цены: при Николае II они повышались трижды: в 1900, 1905,и 1908 гг.

При этом прожиточный минимум в городе составлял на рубеже XIX–XX веков 21 рубль в месяц, а зарплата квалифицированного рабочего — 30–40 рублей.

Но вместе с тем реформа имела и еще одну цель: способствовать ограничению пьянства. Во всяком случае, параллельно с внедрением казенной торговли водкой создавались официальные губернские и уездные Попечительства о народной трезвости. Их задачей объявлялось «распространение среди населения здравого понятия о вреде неумеренного употребления крепких напитков, а также изыскание средств предоставления ему возможности проводить свободное время вне питейных заведений»{245}. О деятельности этих учреждений речь еще пойдет ниже; пока что можно лишь отметить, что это была первая — хотя, как показало время, не слишком удачная попытка со стороны государственной власти поставить дело антиалкогольной пропаганды на систематическую основу.

В целом, несмотря на определенные издержки, введение государственной монополии на водку было сочувственно встречено в обществе; социологические опросы начала века давали примерно 80 % одобрительных ответов{246}.

Но одновременно появились и критические отзывы. Современников беспокоило массовое уличное пьянство, до поры скрывавшееся в трактирах, о чем стали писать газеты: «До введения винной монополии и не знали, что в этом городе существует такая масса пьяниц и золоторотцев. Очень просто; сидели они по излюбленным трактирам, но на улице редко показывались. Город наш отличался всегда замечательным спокойствием. Теперь же, куда ни поглядишь, везде пьяные или выпивающие, нередко целыми компаниями, с гвоздем в руках вместо штопора, располагаются чуть не посредине улицы, горланят непристойные песни и т. п. В базарные и праздничные дни почти все скамейки, поставленные около обывательских домов, в особенности находящихся вблизи винных лавочек, буквально заняты пьяными и выпивающими. Да и где же выпить приезжающим на базар крестьянам, а тем паче бесприютному люду»{247}.

В итоге исследователи винной монополии за двадцать лет ее существования затруднялись дать ее результатам однозначную оценку и признавали как ее успехи, так и несомненное увеличение потребления волки населением{248}. Однако статистические выкладки (по разной методике) показывали, что Россия в начале XX столетия была далеко не самой пьющей страной, занимая по потреблению алкоголя на душу населения 8-е или даже 11-е место в мире и сильно уступая в этом отношении, например, Франции или Германии. Вместе с тем, как раз на рубеже веков россияне стали пить гораздо больше: с 36 до 68 миллионов ведер в 1900–1903 гг.; да и впоследствии уровень душевого потребления постоянно возрастал и составил в 1913 г. 4,7 л чистого алкоголя{249}.

Именно в это время пьянство осознается обществом как общенациональная проблема, широко обсуждаемая и в печати, и в Государственной думе. Тогда был накоплен весьма важный и положительный, и отрицательный опыт антиалкогольного движения, который, к сожалению, не учитывался инициаторами позднейших трезвенных кампаний конца 20-х гг. и 1985–1987 гг.

Тогда же была начата и серьезная научная работа по исследованию специфики «русского пьянства», т. е. отечественных представлений и норм потребления спиртного с целью выработки соответствующих практических рекомендаций.

Глава 4

МИФ И РЕАЛЬНОСТЬ РУССКОГО ПЬЯНСТВА