Кир-завоеватель - Владимир Максимович Ераносян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Надо быть не в своем уме, чтобы думать по-другому. Мы все умрем, ведь мы люди, а не боги. И наша мать – всего лишь человек, ничтожный перед волей богов. Никто не защитит ее от позора.
– Я смогу защитить ее.
– Ты не собираешься рассказать об этом отцу?!
– И ты не расскажешь…
– Я не смогу молчать.
Камбис взял два золотых кубка с вином и поднес один из них брату.
– Я знаю, но есть иной способ скрыть тайну.
– Какой же? – Бардия осушил бокал вместе с братом.
– Его придумал не я, – признался Камбис. – Я бы никогда не додумался до этого. Тут нужно коварство, свойственное халдейской знати. Они думают, что могут управлять царями и для этого убеждают царей, что они равны богам.
– И ты в это поверил? Они убедили в этом тебя? – удивился Бардия.
– Не только я, но и наша общая мать, все мои подданные, – спокойно отвечал Камбис. – И мне понадобится твоя кровь, чтобы в это поверили сами боги.
– Моя кровь?! – не понял Бардия, но вдруг почувствовал, что его руки вдруг стали вялыми, кулаки разжались, а в горле появился ком, спирающий дыхание. Он задыхался, его голова закружилась, словно под ногами раскручивались жернова для выдавливания масла с олив. Вскоре он вовсе обмяк, видя сквозь туман какого-то знатного вавилонянина, которого его брат называл по имени Эгиби.
Подручные этого Эгиби достали чашу. Бардии вспороли вену и наполнили чашу его кровью.
– Этого будет достаточно для Мардука, – поклонился Камбису банкир. – Жрецы Эсагилы просили именно столько – полную чашу.
– А он останется жив? – спросил Камбис.
– Это решать вам, повелитель. Его еще можно спасти, есть противоядие. Но даже если он останется жив, то превратится в безропотное существо по воле Мардука, ибо опротестовал ваше божественное происхождение и пытался угрожать вашей матери. Я рекомендую вам оставить все как есть, ибо этот человек достоин сурового наказания. Его жизнь более не имеет значения. Вы и так поступили с ним милосердно, как подобает богу. Ведь вы не приказали скормить его тело грифам или диким собакам, не бросили его в яму со змеями. Вы уготовили для него легкую смерть.
Обескровленный, Бардия потерял сознание. Он ничего не чувствовал. Яд и кровопускание действовали, словно снотворное, он умирал без боли.
– Уберите его отсюда, я не могу на это смотреть! – Эмоции все же взяли верх, Камбис упрекнул сам себя за то, что дал волю чувствам, ведь это могло означать, что никакой он не бог, а всего лишь слабый человек с присущими смертному жалостью и раскаянием.
– Конечно, великий царь, мы унесем его, и больше вы никогда не увидите причину своего расстройства, – вежливо откланялся Эгиби, и его сыновья, положив Бардию на пурпурный плащ, вынесли царевича из тронного зала в неизвестном направлении…
Единственным человеком, кого хотел сейчас увидеть Камбис, была его мать. Он бежал к ней по галерее, чтобы обнять, чтобы заплакать, чтобы обвинить и проклясть свою судьбу, которая сделала из него бога, чтобы мама пожалела и успокоила его, рыдая с ним заодно.
Но в ее покоях он столкнулся со слащавым марафием. Камбис остановился в своих намерениях проявить слабость у ног матери, но остатки мужества вернулись вместе с гневом. Перед ним стоял человек, обвинить которого в настигшей его беде представлялось справедливым. Если бы не этот отпрыск знатного персидского рода, его брат был бы жив.
– Бардия видел нас, Камбис… – сообщила мать.
– Я убил Бардию.
– Ты убил брата? – Мать не крикнула, не упрекнула. Она задала вопрос с холодной рассудительностью, будто говорила о ком-то незнакомом или беседовала на отвлеченные темы.
– Ну вот! – встрял в диалог царственных особ молодой марафий. – Я же говорил, что все образуется само собой.
– Подойди ко мне. – Царь Вавилона подозвал подданного, и марафий беспрекословно выполнил приказ, подойдя к своему царю и не ожидая никакого подвоха, ведь здесь присутствовала сама Касандана.
Получив внезапный и твердый удар кинжалом в самое сердце, марафий медленно сполз на холодный мрамор, залив его лужей крови.
– Что ты наделал? – склонилась над убитым любовником Касандана.
– Я убил Бардию… – повторил Камбис. – Твоего сына, моего брата. Но это теперь наша общая тайна, и ее скроет мрак. Мрак в моей голове. Еще недавно там было светло, и мы оба смеялись под солнцем над шутками отца. Мы одинаково любили свою мать. А теперь она оплакивает смерть ничтожного марафия, который не стоит и ногтя Бардии, вместо того чтобы горевать над телом собственного сына. Я иду на войну. Только война может стать уделом потерявшего душу, вынувшего из груди сердце и ставшего богом…
В этот же день Камбис вошел в гарем отца и овладел сначала женой Кира Великого по имени Нейфити, а затем родными сестрами: Роксаной и Атоссой. У бога не бывает преград, они не страшатся осуждения, их не касаются людские пересуды. Лишь страх и трепет – вот что должны внушать боги.
Созвав вождей и военачальников на площади перед дворцом, царь вышел под портик и бросил копье в сторону Египта, сообщив подданным, что взял в жены египетскую царицу, дочь Априя, законного фараона, убитого захватившими трон в Фивах и Мемфисе. Войско в знак одобрения синхронно ударило по щитам.
Спустя несколько дней обезумевшая Касандана напросилась к сыну. Камбис неохотно принял мать, полагая, что им теперь не о чем говорить. Даже мысль о ней раздражала его.
– Ты вошел в гарем своего отца. – Она сказала сыну о том, что являлось очевидным для всех. – Теперь нет пути назад. Мы оба предали Кира. И это я виновата в твоем падении. Твой рассудок помутнел из-за меня.
– Как может судить о рассудке бога смертная? – изрек Камбис, не вставая с трона.
– Совсем недавно ты называл меня матерью.
– У бога нет ни матери, ни отца, – заключил Камбис, убедивший себя в своем сакральном предназначении.
– Хорошо, ты отрекся от меня, но сестры… Зачем ты осквернил Атоссу и Роксану? – вопрошала мать.
– Кто говорит о скверне? – парировал царь Вавилона. – И не ты ли ратовала за чистоту нашей крови? Роксана родит наследника, чья кровь происходит от бога и царевны. Кто сможет сравниться с нашим сыном?
Халдейские маги истолковали отторжение от обоих родителей в пользу Мардука ритуалом прощания с людскими страстями и окропили свои молитвы новому богу жертвенной кровью царевича Бардии.
Царь приказал страже
