Тайны мозга. Почему мы во все верим - Майкл Шермер

Что говорят нам эти результаты о вере и мозге? «Появилось несколько психологических исследований в поддержку предположения [нидерландского философа XVII века Бенедикта] Спинозы, согласно которому простое понимание какого-либо утверждения влечет за собой молчаливое признание его верным, в то время как неверие требует последующего процесса отрицания, – отметили в отчете Харрис и его коллеги. – Понимание суждения может быть аналогичным восприятию объекта в физическом пространстве: по-видимому, мы воспринимаем явления как реальность до тех пор, пока не будет доказано обратное». Таким образом, участники эксперимента оценивали верные утверждения как правдоподобные быстрее, чем неверные утверждения как неправдоподобные, или же как неопределенные утверждения – как внушающие неуверенность. Далее, поскольку мозг, по-видимому, обрабатывает неверные или неопределенные утверждения в участках, связанных с болью и отвращением, особенно при оценке вкусов и запахов, это исследование придает новое значение выражению, которым пользуются, говоря, что некое утверждение прошло «тестирование на вкус» или «тестирование на запах».[138] Когда слышишь выражение «дерьмо собачье», можешь узнать его по запаху.

Что касается нейронных коррелятов веры и скептицизма, то вентромедиальная префронтальная кора служит инструментом для связи когнитивной фактической оценки более высокого порядка с ассоциациями эмоциональной реакции более низкого порядка, и это происходит при оценке утверждений всех типов. Таким образом, оценка нравственно-этических утверждений демонстрирует паттерн нейронной активности, схожий с выявленным при оценке математических и фактических утверждений. Людям с повреждениями этого участка мозга трудно почувствовать эмоциональное различие между хорошими и плохими решениями, вот почему они подвержены конфабуляции – смешиванию истинных и ложных воспоминаний, реальности и фантазии.

Вера дается быстро и естественно, скептицизм – медленно и неестественно, и большинство людей демонстрируют нетерпимость к неопределенности.

Это исследование говорит в поддержку предположения, которое я называю гипотезой Спинозы: вера дается быстро и естественно, скептицизм – медленно и неестественно, и большинство людей демонстрируют нетерпимость к неопределенности. Научный принцип, согласно которому какое-либо утверждение считается неверным, пока не будет доказано обратное, противоречит естественной для нас склонности принимать как истину то, что мы можем быстро постичь. Таким образом, нам следует поощрять скептицизм и неверие, обеспечивать поддержку тем, кто готов менять свое мнение, несмотря на новые доказательства. Вместо этого большинство социальных институтов, особенно в сфере религии, политики и экономики, поощряет веру в религиозные, партийные или идеологические доктрины, карает тех, кто оспаривает авторитет лидеров и не приветствует неуверенность и в особенности скептицизм.

Мозг верующих и неверующих

Во время второго исследования с применением фМРТ, направленного на поиски нейронных коррелятов религиозной и нерелигиозной веры, Сэм Харрис и его коллеги по Калифорнийскому университету провели сканирование мозга тридцати участников, пятнадцать из которых назвались христианами, пятнадцать – неверующими. Во время сканирования участники оценивали правильность и неправильность религиозных и нерелигиозных суждений. К примеру, одним из религиозных было следующее: «Иисус Христос действительно совершал чудеса, которые приписывают ему в Библии», одним из нерелигиозных – «Александр Македонский был прославленным военачальником». Участникам объяснили, что они должны нажимать кнопку, указывая, что считают то или иное утверждение верным (вера) или неверным (неверие). Опять-таки время реакции оказалось значительно дольше для тех, кто воспринимал утверждения как ошибочные, по сравнению с теми, кто истолковывал те же самые утверждения как истинные. Что характерно, в то время как и христиане, и неверующие реагировали на «верное» быстрее, чем на «неверное» как при религиозных («ангелы действительно существуют»), так и при нерелигиозных («орлы действительно существуют») раздражителях, неверующие особенно стремительно реагировали на религиозные утверждения.

Сканирование показало, что в мозге и верующих, и неверующих как при религиозных, так и нерелигиозных утверждениях в вентромедиальной префронтальной коре, которая, как уже отмечалось, ассоциируется с чувством собственной значимости, принятием решений и обучением в контексте поощрений, отмечалось усиление сигнала, то есть усиливался приток крови, насыщенной кислородом. Это «допаминергическая система» – напомню, что допамин является нейротрансмиттером, связанным с удовольствием и участвующим в подкреплении обучения. Такая ситуация наблюдалась независимо от того, чему верили участники – утверждениям о Боге или о заурядных фактах. В сущности, прямое сравнение веры и неверия у верующих и неверующих показало отсутствие разницы и позволило Харрису и его коллегам сделать вывод о том, что «разница между верой и неверием, по-видимому, не зависит от содержания». То есть и верующие, и неверующие скорее всего оценивают достоверность как религиозных, так и нерелигиозных утверждений благодаря одному и тому же участку мозга. Другими словами, в мозге нет «модуля веры» или «модуля неверия», нет ни легковерной, ни скептической сети.

И верующие, и неверующие скорее всего оценивают достоверность как религиозных, так и нерелигиозных утверждений благодаря одному и тому же участку мозга.

Вычитание реакции на нерелигиозные раздражители из реакции на религиозные раздражители дало более сильный, зависимый от содержания кислорода в крови сигнал для религиозных раздражителей в передней островковой доле (связанной с восприятием боли и отвращением) и вентральном стриатуме (или полосатом теле, связанном с поощрением), а также в нашей давней знакомой ППК, сети выявления ошибок и разрешения конфликтов. Следовательно, религиозные утверждения вызывали больший положительный и отрицательный эффект. Вычитание реакции на религиозные раздражители из реакции на нерелигиозные раздражители выявило усиление активности мозга, а именно гиппокампа, который, как известно, непосредственно участвует в формировании воспоминаний, которые можно извлечь из памяти. Что характерно, таким образом дело обстояло и для верующих, и для неверующих, в итоге Харрис и его коллеги «предположили, что обе группы столкнулись со значительным когнитивным конфликтом и неопределенностью при оценке религиозных утверждений» и что «суждения о нерелигиозных раздражителях, представленные в нашем исследовании, по-видимому, в большей степени зависели от того, какие системы мозга участвовали в обращении к накопленным знаниям».[139]

Что удивительного в этих результатах и чем они так характерны? Отвечая на этот мой вопрос, Харрис сказал: «Думаю, если принять во внимание суть предмета, то обе группы были менее уверены в своих ответах. Удивительно, конечно, то, что речь идет об обеих группах. Можно было ожидать, что христиане окажутся менее уверенными в том, что «библейский Бог на самом деле существует», чем в том, что «Майкл Джордан был баскетболистом». Но и у атеистов наблюдался тот же эффект при оценивании суждений вроде «библейский Бог – миф».

Кроме того, я задал Харрису вопрос о более глубоких последствиях веры и о том, какую роль система убеждений играет в его открытии, согласно которому подобные убеждения «независимы от содержания». То есть почему важно, что есть лишь одна нейронная сеть для веры и неверия, а не отдельная нейронная сеть веры и нейронная сеть скептицизма? «Предполагается, что вера есть вера, – отметил безо всякой иронии Харрис. – Я думаю, отсюда следуют как минимум два вывода: (1) сильнее размывается иллюзорное различие между фактами и ценностью. Если вера в то, что «пытки – это неправильно» и в то, что «2+2=4» одинаково важна, тогда этика и наука схожи для мозга по степени важности; (2) предполагается, что обоснованность веры зависит от того, как она появилась – в цепочке доказательств и рассуждений, связывающих ее с миром, – а не просто от чувства убежденности». И что из этого? Очень многое, продолжал Харрис в ответ на мои расспросы, потому что «чувство убежденности – вот на что полагаемся мы как потребители убеждений, однако ясно, что это чувство может стать отделенным от веских причин и доказательств в любой сфере (математики, этики и т. п.)».[140]

К счастью, то, что можно отделить от веских причин и доказательств, можно посредством контраргументов соединить с еще более вескими причинами и убедительными доказательствами. Так или иначе, все поставщики научных знаний возлагают на это надежду, а она, как известно, умирает последней.[141]