Новый Мир ( № 1 2012) - Новый Мир Новый Мир

— Знаешь, если хотя бы один день моей жизни я не чувствовал этот запах — я бы умер.

Мы помолчали.

Потом вышли на улицу. Слева, за забором, под открытым небом размещалась территория музея.

— Ну что, давайте я открою, покажу? — спросил Фикрет, доставая из кармана ключи. — Хотя на самом деле все самое главное — там, в Гала. Это село — загадка, я как-нибудь проведу вас… Ну разве не странно — здесь всегда не хватало воды, всегда было три колодца — а на них село простояло четыре тысячи лет! Говорят, под землей здесь прорыты галереи, в которых может проехать запряженная быками арба и найти убежище три тысячи человек.

Ворота открылись.

— Как три тысячи человек? — ошеломленно спросил я, лихорадочно припоминая, что что-то подобное, загадочные «подземные города» существуют не так уж далеко отсюда, на территории Турции…

— Огромное убежище там, под землей, с подземными ходами, с выходами к морю… Все знают про это, но вот музей сделали, а эти галереи разыскивать не стали… И потом! — вдруг опять пришел в воодушевление Фикрет. — Здесь же сплошь священные места… Огонь… Вы представьте только — земля горит, море — горит! Не случайно зороастризм зародился здесь, в стране огня!

Выпалив эту вдохновенную тираду, он пропустил нас вперед и молча пошел вслед по дорожкам. Разглядывая старинные орудия, кувшины, какие-то камни, жилища (так вот оно — жилище! — что-то вроде шалаша, построенного с использованием шкур и камней или глины и тростника, легко представимого в долинах Гобустана…), я тихонько отходил от впечатлений, которые вывалил на меня достопочтенный Фикрет.  В конце пути мы оказались на скотном дворе, где пугливо косились на нас две овцы, кофейного цвета шеи которых торчали из покрывающей тело шерсти, как из пушистых белых барашковых воротников… Напротив был загон пренебрежительного к своей красоте верблюда: он цинично мочился на землю, густая шерсть его свалялась, в ней застряла какая-то труха и солома… Но навес над животными выглядел вполне, как говорят, «аутентично», и я стал доставать фотоаппарат, чтобы сфотографировать их.

— Подожди, дорогой, — произнес Фикрет, отпирая еще одну постройку на территории музея. — Я еще не все показал…

Азер зашел первым и замер в остолбенении.

— Камасутра… — только и нашелся сказать он.

Я протиснулся вслед. Признаюсь, я готов был увидеть что угодно, но только не это.

Всего было четыре камня. Не очень больших, так что каждый камень взрослый человек мог бы поднять. И на этих камнях совершенно откровенно и даже в каком-то смысле восторженно были выбиты изображения «священного брака», ну а говоря языком профанным, соития женщины и мужчины. Иногда она шутливо принимала одного, ликующе играя какими-то кольцами в воздетых руках; иной раз соитие было более страстным, более плотным; иногда мужчин было двое, и тогда она словно забавлялась, дразня их, заставляя яростно размахивать палицами, держась руками за огромные перевозбужденные члены… При этом, помимо оргиастических сцен, на камнях было множество изображений разных животных: коровы или коня, убегающей лани, ящерицы… Ничего подобного я не видел даже на Гобустане.

— Что это, Фикрет-муаллим [24] ? — только и нашелся спросить я.

— Мы называем это «Ахдаш-дюзи», «эротические камни», — улыбнулся Фикрет, видя наше изумление. — Они были найдены археологом Гардахшаном Аслановым здесь, на Апшероне, еще в конце шестидесятых годов. Но где тогда мы могли бы их выставить? Хранили их в бане, потом в мардакянской башне, так что еще один камень — пятый — рассыпался… Сохранились только его фотографии и прорисовки… Что самое интересное? Что эти камни украшали помещение для скота. Один его маленький закуток, может быть тот, в котором овцы рождаются…  И не исключено, что плодовитость животных была связана с ритуальными оргиями. Потому что, как установил наш ведущий археолог Идрис Алиев, главная героиня этого действа — Инанна, шумерская богиня плодородия и плотской любви [25] . Инанна легко опознается по кольцам, которые она держит в руках. И эти рисунки на камнях — фактически просто «запись в рисунке» древнего мифа, который был записан в стране шумеров на глиняных табличках. Под Майкопом, кстати, тоже известны подобные изображения… [26]

Тут я отчетливо почувствовал, как у меня едет крыша.

Майкоп — город на западе Северного Кавказа — Апшерон — и Месопотамия: как это связано? Я на Гобустане-то уже не осмеливался выдавать свои догадки за какое-либо подобие суждения. А тут… Мы оказались в кругу вопросов без ответа…

Фикрет запер домик, и мы зашагали к выходу. Неожиданно он остановился:

— А на эту статую вы, видимо, не обратили внимания?

Назвать статуей то, на что он указывал, мог бы только завзятый авангардист: тело представляло собой каменный монолит со сквозной дыркой слева. Массивное правое плечо не было толком выявлено, левое было какое-то истонченное, вздернутое, и яйцевидной формы голова…

— Интересно, что голова снимается, — сказал Фикрет и легко снял голову, крепившуюся к монолиту тела какой-то маленькой палочкой. —  И при этом сердце — как будто вырезано. Для чего это, Василий? Может быть, имитация человеческого жертвоприношения?

Видимо, мы с Азером следили за его рассуждениями с такими тупыми рожами, что он невольно мягко засмеялся, глядя на нас. С Фикретом было легко: он не загонял собеседника в угол своей эрудицией. Ему просто нравилось играть своими загадками.

Мы прошли по музею и заперли входные ворота.

— Еще по чашке чаю? — предложил наш хозяин. — Мы ведь еще не закончили…

Самолет у меня был чуть не в одиннадцать, времени было полно, и единственное, чего я опасался, так это того, что мой разум не выдержит тех культурно-исторических пасьянсов, которые с такой скоростью раскладывал перед нами Фикрет-муаллим. Но уходить решительно не хотелось…

И мы вновь оказались в кабинете директора.

— Мы закончили на этой странной фигуре…

— Мы закончили на том, что пятый камень не сохранился, — повернул в свою сторону разговор Фикрет. — Остались только фотографии и прорисовки. Вот они. — Он бросил перед нами на стол книжечку «Откровения Абшерона», изданную Министерством культуры и туризма Азербайджана, в которой тема «Ахдаш-дюзи» была всесторонне рассмотрена.

Я едва отметил в сознании, что и здесь они обставили наших, а Фикрет уже скакал по нетореной целине:

— Здесь, как вы видите, изображения женщин очень отличаются от тех, что сделаны на других камнях. У них головы варана. А варан в восточной традиции — это символ угрозы мужскому началу, мужской силе…

Ничего не поделаешь, это было так, однако из рисунка на камне явствовало, что мужчины стремились обладать и обладали этими опасными феминами.

— А теперь смотрите сюда. — Фикрет открыл ящик своего стола и  извлек из него небольшую — сантиметров 12 высотой — бронзовую статуэтку женщины, голова которой, украшенная ниспадающими волосами, заканчивалась тем не менее чем-то похожим на клюв или плоскую голову ящерицы. — Это она? И если это она — то кто она такая?

Я почувствовал пустоту в голове. Я не обладал интеллектуальными ресурсами для обсуждения этой темы. Тем не менее скульптурка была хороша…

Ее сексуальность была примитивно-выразительна: подчеркивался женский треугольник, налитые, хотя и не огромные груди, да и вообще от множества «венер» каменного и бронзового века, славящихся прежде всего своею мощью, она отличалась почти девичьей грациозностью, характерной скорее для более развитых, египетских представлений о женской красоте…

Но кто же она? Я почувствовал своего рода азарт…

— На вопрос, кто она, я бы предпочел высказать свое суждение в следующий раз, — сказал я.

— Превосходно! — вскричал Фикрет, который, по-видимому, был азартным игроком. — Следующий раз — когда он будет? Через полгода, через год?

— Думаю, через месяц.

— Через месяц! Отлично! Но давайте условимся: через месяц, когда вы приедете, я покажу вам весь неизвестный Апшерон…

Знаете, когда лопата кладоискателя стукается о крышку сундука, наполненного золотыми дублонами, он, наверно, испытывает те же чувства, что испытал в этот момент я. С Фикретом Абдуллаевым в неизвестный Апшерон! О чем еще может мечтать не утративший жизненного пыла юноша лет пятидесяти?

[1] Ш и м м е л ь  Аннемари. Мир исламского мистицизма. М., 1999.