Якоб Бёме - Александр Алексеевич Грицанов

В исторической ретроперспективе «христософия» приобретает черты мессианского пророчества о грядущей новой Реформации. Бёме делил историю человеческого рода на 7 эпох (собственно классический теософский ход мысли), соответствующих вскрытию такого же числа апокалиптических печатей в Откровении Иоанна Богослова. Шестая эпоха начинается смертью и воскресением Христа и завершается полным и исчерпывающим «откровением Царствия Божия», за каковым следует уже седьмая эпоха, знаменующая конец времен.

Бёме доподлинно ведал, что «софист осудит его», когда сам он говорил о начале мира и об его сотворении, ибо «я сам не присутствовал при нем и его не видел. Ему я отвечу, что в бытийности души моей и тела, когда я еще не был Я, но был бытийностью Адама, я уже присутствовал при том, и утратил славу мою в самом Адаме».

В центре философской концепции Бёме — лик Иисуса Христа. Мистика Бёме (в отличие от Майстера Экхардта, Плотина и мистики индуизма) не есть мистика Единого, признающего человека лишь отпадением и грехом.

По мнению Бердяева, Бёме требует к себе исключительно внимательного, углубленного отношения. Он не принадлежит ни к какому традиционному интеллектуально-духовному типу, он многосложен и содержательно чрезвычайно богат. Теософия Бёме, согласно Бердяеву, не теизм, не пантеизм, она «таинственнее, антиномичнее, мистичнее» этих приглаженных богопознаний. Бёме учил о Перво-Адаме и связывал его с Новым Адамом — Христом. Его теософия была христианской. Христология и антропология у него неразрывно между собой связаны, это две стороны одной и той же истины.

Согласно Бёме, все (к примеру, все пространственные и временные характеристики), что можно сказать о вещах природы по отношению к Богу, должно быть отрицаемо. И все, что можно сказать о человеке, составляет свод отрицательных, т е. не применимых к Богу, характеристик. Из такого рода отрицаний (установления того, что не свойственно Богу) состоит часть концепции Бёме. При этом Бёме считал крайне важным объяснить, каким же образом природа существует в столь отличном от нее Боге. Решение Бёме здесь таково: в любой силе природы объединены телесность и духовность. Вместе они олицетворяют телесность Бога — великую мистерию, которая и является первоосновой мира.

У Бёме на этом этапе творчества были величайшие прозрения о человеке как положительном откровении, перед ним стояла уже антропологическая проблема.

БЁМЕ О ПРИРОДЕ ЧЕЛОВЕКА [41; 57; 58; 59]

Книга, в которой заключены все тайны, есть сам человек; он сам есть книга всех сущностей, так как он есть подобие Божества, великая тайна заключена в нем.

Я. Бёме

Грехопадение произошло от дурного воображения.

Я. Бёме

Бог жив, пока я жив, в себе Его храня. Я без Него ничто, но что Он без меня?

Ангелус Сшезиус

Как учил Бёме, «человек это прообраз соединения всех трех принципов, не только в пределах природы звезд и четырех элементов внешнего мира, но и в пределах внутреннего духовного мира. В конечном счете, человеческое тело — это комплекс существ всякой сущности».

Человека он рассматривал как часть природы, как микрокосм в макрокосме, полагая при этом, что человеку не следует искать свою родину где-то в стороне от великой матери природы («Ключ»[12]). Ведь, существуя в Боге, человек и рай, и ад обретает в себе самом. Эта антицерковная мысль выражена в следующих словах Бёме: «Святой имеет свою Церковь в самом себе, изнутри она гласит и поучает; Вавилон же владеет грудой камней, куда входят, чтобы лицемерить и притворяться, покрасоваться в нарядных одеждах, представиться набожными и благочестивыми; каменные храмы — их божество, на них они уповают. В отличие от них святой в любом месте имеет храмы при себе и в себе; ибо и стоит он, и идет, и лежит, и сидит в своих храмах, в истинной Христианской церкви, в храме Христовом: Дух Святой проповедует ему из всех творений, и на что бы он ни взглянул, все это проповедники Господа» («О возрождении»).

Поскольку под «святостью» Бёме разумел не внешнюю обрядность, но жизнь «по правде», постольку он не придавал большого значения конфессиональным ограничениям. Он даже утверждал, что многие «иудеи, турки и язычники», хорошо «оправившие светильники свои», раньше нерадивых христиан «войдут в Царство Небесное»: «Заметьте здесь, евреи, турки и язычники, ибо это касается вас: здесь растворяются для вас врата Божий; не ожесточайте себя сами, ибо ныне время благоприятное; вы вовсе не забыты Богом, но если обратитесь, то свет и сердце Божие взойдет в вас как светлое солнце» [4, с. 352].

В основе антропологических воззрений Бёме расположено представление о первочеловеке как микрокосме: «Небо, земля, звезды и элементы — все в человеке, даже Троица Божественности, и нельзя назвать ничего, что не было бы в человеке» («О трех принципах»). Человек — образ соединения внутрибожественных принципов и в этом смысле есть образ Божий. Именно в человеке, во взаимном познании Богом человека как своего отображения и человеком Бога как своего прообраза, и происходит откровение («О троякой жизни человека»).

Также своеобычно у Бёме истолкование грехопадения прародителей. Адам, подобно Люциферу, актом «воображения» пробудил в себе латентную мощь «терпкого» и «горького» качеств, направил свою волю во внешний мир и тем самым подчинил себя ему. Бёме полагал, что падение Адама произошло еще до сотворения Евы, усматривая указание на это в том, что Адам погружается в сон (первосотворенный человек не знал усталости и не нуждался во сне). Сон Адама означает, согласно Бёме, неполноту и порчу, порожденную неправильным направлением воли.

Сотворение Господом Евы, долженствующее внешне восполнить эту неполноту, а также вся последующая история грехопадения есть уже, по Бёме, только следствия падения первочеловека.

Необходимо отметить, что в этом разделе собственного учения Бёме отступает от наработок каббалы, оказавшей на него самое серьезное влияние. В ее рамках данная схема происхождения человека подчеркнуто многоаспектна [59, с. 45–46].

Так, в ней и в предшествующих сакральных версиях архаичной иудаики выделяются Адам Кадмон («Человек Первоначальный», «Адам Первоначальный») — Первочеловек как абсолютное явление сущности человека и одновременно как первообраз духовного и материального мира.

Адам Кадмон интерпретируется как универсальное существо, объединяющее мужское и женское начало. Предполагается, что Бог сотворил Адама по образу Адама Кадмона — духовного существа, которое пророк Иезекииль увидел на Престоле Славы Божьей (Иез 1). Филон Александрийский полагал, что Адам Кадмон — «небесный человек»; идеальная парадигма «земного человека». В каббалистической же книге Зогар утверждается, что он заключает в себе «все миры