Вторая единственная - Ляна Вечер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Содержимое рюмки исчезает в моей жене за пару мгновений.
— Всё нормально? — охреневший, смотрю на неё.
— Нормально, — морщится и ставит пустую рюмку на стол. — Повторите, пожалуйста! — прищёлкнув пальцами, обращается к гному.
— Галя, у нас отмена! — тоже щёлкаю пальцами.
Гном за барной стойкой в смятении, а лапа хмурится. Она всегда недовольна, когда я пытаюсь её контролировать. Но, ёлки, это алкоголь! У Дари после пары рюмок настойки глаза хмельные, выпьет больше — и её унесёт.
— Повторите! — настаивает.
— Не повторяй! — не сдаюсь.
— Раж, в чём дело? — Дарина складывает руки на груди. — Ведёшь себя, будто ты мой папочка, — морщит носик.
Прям под дых сейчас было. Я не папочка, а муж! Но да… Я веду себя как старый брюзга. Ещё немного — и прочитаю лекцию о вреде алкоголя. Душнила, ё-моё!
— Моей даме стопку настойки, а мне кружку пива! — киваю гному.
— Две стопки! — Дарина повышает ставки.
Мне остаётся только крепче стиснуть зубы. Не хочу, чтобы она считала меня старым моралистом.
— Ваши напитки, — улыбчивый гном приносит заказ.
— Завтра на меня свалится похмелье и груз проблем, — лапа берёт стопку в руку, — но сегодня я не хочу об этом думать.
— За тебя, — приподнимаю кружку и, не притрагиваясь к пенному, ставлю на стол.
— Будем, — выдохнув, лапа выпивает настойку.
Пьянеет моя жена быстро и канонично. Сначала у неё в глазах появляется хмельной блеск, потом язык начинает заплетаться…
После восьми рюмок гномьей настойки Дарину Дмитриевну можно выносить из бара. Но мы сидим. Я же не старый моралист. Не-е!
— Ещё? — спрашиваю, окинув взглядом пустую тару на столе.
— Не-а… хватит, — заявляет хорошо так пьяненькая лапа. — Гулять хочу!
— В смысле? По улице?
— Да!
Даря сползает с высокого табурета и зигзагами идёт к выходу. Сумочка остаётся на столе, а пальто на крючке. Ей пофигу вообще.
— Запиши на мой счёт! — киваю гному.
Хватаю вещи жены и иду за ней.
Уже на улице помогаю Дарине надеть пальто, сую её сумочку себе под мышку и выставляю локоть, предлагая стать поддержкой и опорой на ближайшие хрен знает сколько шагов.
Машина остаётся на парковке у бара, а мы идём гулять. Не, не идём — пишем. Что может быть лучше, чем пройтись с хмельной женой по Старому городу в три часа ночи?
— Знаешь, а мне стало легче, — признаётся лапа, когда мы заруливаем в глухой тупик между домами.
— Это хорошо… — оглядываюсь. — Но куда-то мы с тобой не туда пришли.
Старый город — сравнительно безопасный район, но всё равно не стоит шастать по таким местам ночью. Не, я, конечно, решу проблемы, если они появятся, но мне хотелось бы завершить сегодняшние сутки мирно. Приключений хватило.
— Почему не туда? Туда, — лапа едва ворочает хмельным языком, а в глазах у неё беснуются весёлые черти.
— Ё-ёперный театр! — хватаю хрупкую девичью ручку, которая настойчиво лезет мне в брюки.
— Ты чего? — жена улыбается. — Расслабься, — шепчет и, прикусив губу, смотрит на меня однозначно похотливым взглядом.
Не, всё-таки я старый моралист… Не в смысле — нельзя на улице, а в смысле — не могу позволить себе убить жену в порыве страсти. Но член стоит, а самоконтроль на грани фола.
— Опасно, лапа… — прохожусь взглядом по сладким пухлым губкам, а потом целую жадно.
Этот поцелуй можно считать полноценным сексом. Я трахаю ротик жены языком, рычу и, кажется, вот-вот спущу в штаны. Такого я ни с одной бабой не испытывал. И не испытаю. Всё, я приплыл.
Даря, обломщица, отрывается от моих губ. Но от меня не отлипает. Обнимает за шею и трётся плоским животиком о гудящий у меня в штанах ствол. Дразнит. Опыта у девочки немного, зато много желания. И этот её взгляд… О, Луна!
— Знаешь, чего я сейчас хочу? — Даря опускает глазки вниз и облизывает губы.
Не, не может быть… Да нет! Нет же!
Да…
Жена опускается на колени и тянет вниз собачку на ширинке моих брюк. Смотрит на меня снизу вверх, ломая всё мои моральные шлагбаумы к чёртовой матери.
Отказаться от минета? Я что, похож на идиота?
— Твою мать… — рычу, борясь с искушением.
Даря сжимает пальчики на каменном стояке с пульсирующими венами. В её хрупком кулаке мой ни хера не маленький член кажется ещё больше.
Что же ты со мной делаешь, девочка?..
Красавица трогает меня осторожно, несмело, а всё, о чём я могу думать, — это как жёстко отыметь её в сладкий горячий ротик.
Громкий стон рвётся из горла, бьётся эхом о стены домов, и я кладу ладонь жене на затылок. Никто не знает, чего мне стоит сейчас контролировать собственные желания. Ситуация на грани. За гранью, сука, ситуация! Вся кровь в паху, мыслей нет, а стояк такой что, кажется, сейчас взорвусь. Пухлые губки жены несмело касаются налитой головки. Она собирает язычком каплю прозрачной смазки, а этот её разбитной хмельной взгляд меня добивает.
А-а, ч-чёрт возьми!
Атмосфера ночной улицы и скромница, вдруг превратившаяся в развратную девчонку — от такого сочетания у меня рвёт крышу. А ещё я точно знаю, что у жены я во всех смыслах, кроме поцелуев, первый. Вообще отвал башки!
— Давай, девочка… — хриплю, глядя на развратную картинку внизу. — Оближи…
Горячий язычок проходится по напряжённому стволу вниз. Вверх. Вот так, моя, хорошо. Умница.
Сжимаю пальцами точёный хрупкий подбородок, и Даря послушно открывает ротик. Всё. Обратной дороги нет. Уже не остановлюсь. Пухлые губки жены скользят по твёрдому стволу, а я еле держусь, чтобы не сорваться. Бёдра занемели от напряга, толкаюсь во влажную тёплую тесноту и мысленно останавливаю себя, чтобы не сделать больно, не навредить лапе.
Кайф, мать его! Какой же это кайф! И ад. Моя личная преисподняя, раскалённая докрасна, в которой демоны превращают меня в пепел.
Разум в режиме «Выкл», звериные инстинкты на максимуме, но я каким-то чудом держусь. Всё, что нужно, — кончить и не убить жену. Кончить, а потом сломать что-нибудь. Но только не мою лапу.
О, Луна, я прошу, дай мне сил… Дай сил…
Да-да-да!
Кончаю в рот Даре и ору, как безумец. Мне одновременно хорошо и охеренно плохо. Ноги подкашиваются, в башке звенит, а реальность мигает, как новогодняя ёлка.
Свет перед глазами вспыхивает, и я обнаруживаю себя с окровавленными руками рядом с покорёженным мусорным баком. В окнах домов вспыхивает свет, люди мелькают за стеклом, кто-то громко и грозно обещает вызвать полицию.
Оборачиваюсь. Лапа… Она стоит, обняв себя за плечи, и смотрит на меня, не зная, что делать. Я снова