Мертвое ущелье - Виктор Потиевский

— А кто это — «Королевич»? — Он одновременно со своими мыслями о сорванной операции внимательно читал документы, подложенные ему в папку, он уже давно привык так работать. Все эти дела были тесно и сложно связаны между собой, и, думая об операции и партизанах, просматривая и анализируя списки и описание проведенных в городе акций, читая донесения агентов, он ассоциативно нащупывал связь между лесом и городом, пытаясь уточнить, выделить, разгадать каналы, по которым быстро и точно проходит обмен информацией между лесом и городским подпольем. А такой обмен существует. Именно быстрый и точный. Потому что после бегства его из отряда, Шнабель, нагрянувший на явки еще с утра, до карательной операции, никого взять не успел. Там уже были предупреждены...

— А это, Вальтер, как я полагаю, их связной. Но... Только псевдоним и знаем. Больше пока ничего. Агенты сообщают, что в подполье «Королевича» не знает никто. Шнабель по моему приказу провел целое расследование по одному «Королевичу». Если бы удалось выйти на эту связь, то это многое бы облегчило в нашей работе. Судя по всему, «Королевич» — основной связной, регулярный. Потому и надежно засекреченный. Его, видимо, знают только руководители подполья и отряда. И вот пока Шнабелю ничего не удалось прояснить...

— А что он конкретно сделал?

— Допросил, проверил десятки людей. И облавы, конечно. Ну а допрашивать он умеет.

— Надо думать, штурмбанфюрер, а не только действовать. Думать надо!

— Конечно, конечно, Вальтер.

Хорсту казалась правильной выбранная им линия поведения с этим разведчиком из Берлина. Предупредительно-уважительный тон с едва заметными отеческими нотками — все-таки Хорст намного старше. При такой манере общения можно и хамства гостя снисходительно не заметить.

— Вот эти списки, штурмбанфюрер, должны быть подробными. Не только подозреваемых, но и всех остальных надо писать со всеми данными. Фамилия, имя, отчество, а у вас тут инициалы. Год и место рождения, адрес, национальность, чем заняты сейчас — все это есть. А вот вместо имени-отчества — инициалы, только начальные буквы. Это — не работа.

— Но ведь они все служат в полиции, мы их проверяли.

— Тем более. И прошу это сделать немедленно, расшифровать инициалы.

— Хорошо, Вальтер.

Через час Шнабель привез перепечатанные заново списки и, щелкнув каблуками, удалился.

— Так... Так... А вот вам и «Королевич».

— Кто?! — лицо Хорста вытянулось, стало овальным.

— Федотов Елисей Макарович. Родился в 1878 году в деревне Марковка, там и живет. Может, конечно, и не он. Работает в полиции возчиком. Очень удобно для связного. И пропуск есть, и на лошади — быстро. Вполне может быть этим самым «Королевичем».

— А почему вы...

— Потому что разведчик, да и контрразведчик, работающий на территории России, должен бы знать русскую литературу. У знаменитого их писателя Пушкина есть такой герой — королевич Елисей. А имя очень редкое. Во всех ваших списках всего один Елисей. У Пушкина это звучит так: «И жених сыскался ей, королевич Елисей». Так что жениха надо брать, раз уж сыскался. У русских подобное случается, особенно у образованных. Могут даже подпольную кличку дать по своим литературным ассоциациям. Тем более — старик, и — «Королевич». Вроде бы хорошо зашифровано, не разгадать. У разведчика-профессионала, разумеется, такого не бывает. Профессионалы рассчитывают на несколько ходов дальше... Может, конечно, и не он. Но проверить надо срочно. Взять его, этого Елисея, и, как полагается, всерьез допросить.

Немец оказался прав. Комиссар отряда до войны работал учителем в школе. И мирная эта профессия все время напоминала ему о школе, о литературе, которую он преподавал. Он любил Пушкина и, вспомнив королевича Елисея, предложил тогда для деда такую кличку. Это было ошибкой. Но разве мог он знать, что в гестапо вести расследование будет человек, который помнит строки из Пушкина наизусть...

18. СЕРАЯ ПАДЬ

Игнат стоял на посту вдвоем с другим разведчиком — охранял подступы к лагерю. В наряд ходили все: и подрывники, и разведчики, и конюхи, в общем, все, кроме старших командиров.

Наползали сумерки, в лесу затаилась звонкая морозная тишина. Разведчики стояли сбоку от тропы, прислонившись к толстой сосне. Воротники полушубков были подняты, но это не мешало вслушиваться в густеющую мглу леса.

Лагерь уже обустроился, на это ушло несколько дней. Рыть землянки было непросто, земля промерзла, и приходилось разогревать ее кострами. Это делали днем, строго соблюдая все предосторожности: клали сухие дрова, хворост, чтобы не было дыма, внимательно слушали лесную тишину — нет ли звука самолета, не прилетит ли немецкая «рама», самолет-разведчик. Топорков со своей обычной аккуратностью организовал добротную маскировку и надежную охрану. Новая стоянка была по прямой не намного дальше от города, чем прежняя, однако добираться к ней было намного сложнее. Зимние лесные дороги петляли, крутились, пересекали овраги, замерзшие реки, густые труднопроходимые заросли, заметенные глубокими снегами холмы. А летом топкие болота вообще закрывали пути в Серую падь. И только тайные тропы, ведомые немногим, могли связать отряд с внешним миром в летнюю пору.

Ночь опутала хвойные лапы жгучей и мерзлой мглой. Настороженно замерцали острые звезды. И вот вдалеке внезапно завыл волк. К его одинокому голосу присоединились еще и еще голоса собратьев. И вой, многоголосый, тягучий, усиленный эхом пустынного зимнего леса, покатился по ночи, зажигая мглу тревогой и печалью.

Игнат слушал голоса волков, сдерживая волнение. Сердце, как обычно в такие минуты, учащенно билось...

— Воют... — негромко сказал напарник. Игнат не ответил. Он стоял спиной к нему, стараясь подавить волнение. Но справиться с собой ему никак не удавалось. Его товарищ, как и другие разведчики, знал про волчьи особенности Углова и молчал, также вслушиваясь во тьму, в певучий хор ночных властителей зимней тайги.

И вот настала та минута, когда Игнат должен был ответить, откликнуться на далекий призыв, когда он уже не смог подавить в себе чувства причастности к дикому лесу, волнующего, бурлящего чувства, безудержно рвущегося наружу. Он бы и не боролся с этим чувством, если бы рядом не было напарника. Но все равно оно оказалось сильней его самого.

Игнат сделал два шага, встал на тропу, вскинул голову к звездам и завыл...

Раскатисто и пронзительно прозвучал его вой, заметался между елями и ушел в ночь, туда, к чужой, незнакомой стае, которая подхватила и повторила его призыв, утраивая и учетверяя унылый и грозный волчий вой, проникающий под каждый куст и в каждый овражек и долетающий, пожалуй, даже до ярких и низких звезд, дрожащих синим огнем над самыми вершинами черных и несокрушимых ночных елей.