Шаманы северных народов России - Ольга Борисовна Христофорова

Главной причиной смены отношения исследователей к шаманским чудесам и — шире — к традиционному мировоззрению народов Севера стало изменение политического устройства в конце 1980-х — начале 1990-х годов: закончилась советская эпоха, а вместе с ней — жесткое давление государственной идеологии на науку, когда в рамках марксистско-ленинской методологии шаманство надо было считать отжившим и вредным явлением, «тормозом социалистического строительства».

А как в целом были устроены отношения сибирских шаманов и российского государства на протяжении последних четырех-пяти веков?

Глава 9. Шаманы и государство

Страх, отрицание и признание

Настало время поговорить об отношениях шаманов и государственной власти в XVI–XX столетиях, а также о том, что происходит с шаманскими традициями в современной России.

Покорение Сибири

Все мы из школьного курса истории знаем о походе атамана Ермака и о покорении Сибири в 1580-х годах. В 1582 году его дружина разгромила войско татарского князя Кучума и взяла город Сибер (также называемый Кашлык или Искер), столицу Сибирского ханства, находившуюся на берегу Иртыша, недалеко от современного Тобольска. Хотя борьба с татарами длилась еще почти двадцать лет, этот символический акт положил начало русскому освоению Сибири и Дальнего Востока, продолжавшемуся три века, вплоть до конца XIX столетия, когда к России были присоединены Приамурье и Сахалин.

Покорение Сибири включало в себя и знакомство с шаманскими традициями ее коренного населения и, конечно, с самими шаманами. Это знакомство не всегда было мирным, а отношения между пришлыми и местными людьми никогда не были простыми. Начнем с того, что русские для сибирских народов не были чем-то единым (как и последние не были однородной массой). Одно дело — обычные люди, крестьяне и казаки (хотя и между этими двумя группами — мирной и военной — были существенные различия), другое дело — православное священство, третье — местная администрация; наконец, отдельную роль играла центральная государственная власть. У всех этих «игроков» на поле освоения новых обширных и богатых земель были свои интересы, которые нередко вступали в противоречие и тем самым провоцировали конфликты, что не могло не сказаться на местных жителях и их лидерах — шаманах.

Первые русские мирные поселенцы, в основном из посадских и служилых людей, оказались в Сибири еще в XVI — начале XVII века. От них ведет свое начало так называемое русское старожильческое население Сибири — затундренные крестьяне Таймыра, жившие в поселениях-станках по рекам Дудинка и Хатанга; русскоустьинцы, жители села Русское Устье и поселка Чокурдах в низовьях Индигирки; походчане, поселившиеся в селе Походск и поселке Черский в устье Колымы в Якутии; марковцы, чьи предки основали село Марково на реке Анадырь на Чукотке, и якутяне, или ленские крестьяне, жители таежных районов Якутии. Русские старожилы занимались в основном охотой и рыболовством: земледелие в этих краях было невозможно. Важнейшим источником дохода был пушной промысел — добыча соболя, горностая, белки, песца. Налог государству они платили, как и коренные жители Сибири, пушниной. Жизнь и быт русских в Сибири неизбежно стали похожи на жизнь местного населения, многое они заимствовали у него (у нганасан, энцев, якутов, долган, эвенов, юкагиров, чуванцев, чукчей) — дом, одежду, орудия промысла, бытовую утварь, пищевые традиции, а также отчасти и верования. Во многом так сложилось потому, что старожильческое население было смешанным в этническом отношении — русские переселенцы и их сыновья часто брали в жены местных женщин, приносивших в семьи свои традиции. Как бы то ни было, оставаясь православными, имея кресты и иконы, говоря на русском языке (хотя уже и измененном под влиянием местных языков), русские сибиряки совершали промысловые обряды, имели охотничьи талисманы, обращались за лечением, гаданием и другими надобностями к местным шаманам и даже сами иногда становились шаманами! Об этом говорят не только народные рассказы, но и документы. Так, в 1722 году Петр I направил сибирскому губернатору, располагавшемуся в Якутске, указ составить список лучших шаманов. В него вошли двадцать семь якутских и эвенкийских шаманов, а также два русских — «шаманы же Якутского города, тамошние уроженцы, русские люди Федор Турбин, Семен Рубачев». В дальнейшем, во второй половине XVIII века и позже, шаманов из числа русских людей не прибавилось, но вот обращаться к местным шаманам русские не прекратили, причем делали это не только старожилы, но и более поздние переселенцы, вплоть до тех, кто приехал в Сибирь в конце XIX — начале XX века. Этнограф и писатель Константин Дмитриевич Носилов, рассказывая о своих поездках к вогулам (манси) в 1870–1890-х годах, писал так.

Таинственное из жизни вогулов (фрагмент)

Но поразительнее всего рассказы про шаманов. Ими решительно полна эта страна дикарей. И в них верят не одни они, но даже русские, и можно, не преувеличивая, сказать, что нет ни одного русского, который, живя там, не верил бы в чудеса шаманов, не прислушивался тревожно к тому, что делается, что рассказывается про этих людей, имеющих столь явные сношения с духовным миром. Я знаю многих из русских, которые не стыдятся участвовать в жертвоприношениях, охотно обращаются к ворожбе этих людей и даже ввели это в правило, отправляясь в путь, положим, на рыбный промысел или берясь за какое-либо другое выгодное предприятие, дело. Они даже делятся своею добычею с теми существами, которые им помогут, по словам верующих в них вогулов[132].

У православных священников было, очевидно, больше оснований для конфликтов с шаманами, учитывая их миссионерские задачи — нести язычникам свет веры Христовой. Но и тут все было не так просто — и сами священники иной раз занимали неоднозначную позицию, и шаманы были толерантны к новому «русскому богу». Конечно, большая часть священства, особенно церковные иерархи, были настроены враждебно по отношению к «язычеству» и «бесовским пляскам». По их приказу разрушались святилища, уничтожались шаманские бубны и облачения, а местных жителей массово крестили — силою кнута и пряника (в роли последнего были подарки и налоговые послабления). Так, в 1722 году иерей Михаил Степанов докладывал сибирскому митрополиту Антонию, что он ходил на лыжах по волостям и «неусыпным своим старанием» нашел у вогулов несколько «кумирниц со идолы по исчислению 75, которые кумирницы и идолы все без остатку… сожог». Манси в ответ сильно побили священника, «едва и смертной язвы не учинили»[133].

Но все же чаще приходские батюшки были к местным ритуальным практикам толерантны. Это понятно: ссориться со своей паствой было и невыгодно, и даже опасно. Манси, уже будучи давно крещеными, и в конце XIX века совершали свои прежние обряды. Один из них, Савва, рассказывал К. Д. Носилову, что