БЕЛЫЙ РАБ - РИЧАРД ХИЛЬДРЕТ

Я дал ему кое-какую сухую одежду, которую он унес в свою хижину, расположенную рядом с моей.

Я поспешил к хижинам моих товарищей, чтобы предупредить их о грозившей нам всем опасности.

Внезапно все сторожевые псы на плантации залились неистовым лаем, и мы поняли, что незваные гости приближаются. Прибывшие подняли на ноги всю охрану и даже самого управляющего и, освещая себе путь факелами, принялись обыскивать все хижины поселка. Мы успели к этому подготовиться - "спали" так крепко, что нас с трудом удалось разбудить, и мы казались страшно удивленными тем, что нас поднимают в такой неурочный час.

Обыск не дал никаких результатов. Так как патрульные все же утверждали, что проследили беглеца до самой Лузахачи, управляющий ограбленной нами плантации на следующее утро явился в наш поселок, надеясь уличить и покарать виновных.

Управляющего сопровождало несколько человек окрестных землевладельцев, назначенных в эту экспедицию по всем правилам "закона", или, вернее, с пренебрежением ко всяким законам, характерным для Каролины. Пять человек каролинских землевладельцев, на которых выбор зачастую падает совершенно случайно, могут объявить себя судебным органом. Такому суду в любой другой стране не доверили бы разбора дела, где иск превышал бы сумму в сорок шиллингов. Но в той части света, о которой идет речь, собрание таких джентльменов имеет право вынести смертный приговор рабу, и - что с точки зрения жителей Каролины значительно серьезнее - такой суд считает себя полномочным отнести за счет казначейства "возмещение части убытков", понесенных владельцем в связи с казнью его раба, причем размер "убытков" определяется по "оценке". Все, как видите, строго "официально" и "законно".

Благодаря этому закону, обеспечивающему владельцу "покрытие части стоимости казненного раба" - стоимости, которую владельцы в таких случаях еще преувеличивают, прибегая к раздутой оценке и добиваясь полной, а не частичной оплаты их "убытков", - рабы, подвергаемые такому суду, лишены даже и той защиты, которую мог бы оказать им хозяин, если бы был денежно заинтересован в сохранении их жизни. Эти несчастные оказываются в полной зависимости от тупости и небрежности, проявляемых судьями.

Но разве можно ожидать справедливости или хотя бы простой честности при выполнении законов, которые сами зиждутся на величайшей несправедливости? Нужно признаться, что в этом отношении американцы на редкость последовательны.

Из дома управляющего вынесли на улицу стол. Поставили на стол рюмки и бутылку виски, и сразу же заседание суда было открыто. Нас всех привели сюда и каждого по очереди подвергли допросу. Единственными свидетелями были стражники, преследовавшие Томаса. От них потребовали, чтобы они опознали виновного. Задача была не из легких. Перед стражниками выстроилось больше семидесяти человек. Прошедшая ночь, когда разыгрались события, была туманная и безлунная, и стражники успели лишь очень смутно разглядеть силуэт преследуемого. Судьи были явно недовольны нерешительностью свидетелей, хотя, казалось бы, она была вполне оправдана; свидетелям никак не удавалось сговориться и точно установить личность виновного. Один из них утверждал, что убегавший от них человек был низкого роста, но крепко сложен, другой говорил, что бежавший был очень высокий и худой.

За это время была уже опорожнена одна бутылка виски, и на ее месте появилась вторая. Судьи заявили свидетелям, что те ведут себя очень глупо: если дальше так будет продолжаться, то виновному удастся избежать наказания. В эту минуту прискакал управляющий пострадавшей плантации и поспешил на подмогу свидетелям. Он заявил, что в то время как здесь собирался суд, он проехал к рисовому полю, где ночью заметили грабителя. Там все истоптано, но, судя по следам, которые он постарался тщательно рассмотреть, в поле орудовал явно один человек. Он вытащил из кармана щепку, на которой, по его словам, точно отметил длину и ширину следа, оставленного грабителем.

Этот хитроумный способ применялся нередко и был хорошо известен Томасу. Поэтому он принял против него необходимые меры. Все мы, отправляясь "на дело", надевали самые большие башмаки, какие только можно было найти, и все эти башмаки были приблизительно одинаковой формы. Таким образом должно было получиться впечатление, что следы принадлежат одному человеку, у которого очень большие ноги.

Заявление управляющего воодушевило судей. Они приказали всем нам усесться на земле, для того чтобы удобнее было измерить наши ступни.

На плантации работал негр по имени Билль. Это был тупой безобидный парень, не имевший никакого отношения к нашей компании. Но, к его несчастью, он оказался единственным из невольников, нога которого вполне подходила под мерку. Судьи в одни голос завопили, что пусть они будут прокляты, если не он - вор. Способ выражаться вполне соответствовал этому высокому судилищу.

Напрасно несчастный отрицал свою вину и молил о пощаде. Ужас, выражавшийся на его лице, его замешательство и растерянность только укрепили убеждение в его виновности. Чем горячее он отрицал свое участие и клялся, что ни в чем не повинен, тем упорнее судьи стояли на своем.

Его без всяких дальнейших церемоний признали виновным и приговорили к повешению. Вступиться, заявить, что виновники - мы, не имело смысла. Это привело бы лишь к тому, что нас повесили бы вместе с ним…

Как только был вынесен приговор, немедленно приступили к приготовлениям. Подкатили пустой бочонок и установили его под деревом, росшим подле крыльца. Несчастного парня заставили вскарабкаться на бочку. На шею ему набросили веревочную петлю, а другой конец веревки перекинули через толстый сук над его головой.

Судьи успели уже так опьянеть, что даже не чувствовали необходимости в каком-либо церемониале. Один из них самолично ударом ноги опрокинул бочонок, и несчастная жертва каролинского правосудия, страшно подергиваясь, повисла в воздухе.

После совершения казни рабов отослали в поле, в то время как мистер Мартин в компании джентльменов-судей и еще нескольких человек, которых слухи о происшествии привлекли в Лузахачи, затеял пир, скоро перешедший в настоящую оргию, продолжавшуюся весь день и всю следовавшую за ним ночь.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Изнемогая под властью хозяев, рабы живут в постоянном страхе. Этот страх служит лучшей опорой власти владельца - и это единственное человеческое чувство, которое владелец стремится внушить своей живой собственности. Решив повесить несчастного, о печальной судьбе которого мы рассказали в предыдущей главе, судьи вовсе не были уверены, что именно он - виновник; да этот вопрос их не очень-то беспокоил: целью приговора было внушить страх и тем самым приостановить ограбление соседних плантаций. В известной мере это было достигнуто: как ни старался Томас ободрить нас, мы были страшно подавлены и не чувствовали желания помогать в осуществлении его планов, которые, по мере того как возрастали препятствия, становились все более дерзкими и смелыми.

Особенно один из нашей группы был так потрясен участью несчастного Билля, что, казалось, потерял всякую власть над собой, и мы со страхом ежечасно ожидали, что он выдаст всех нас. В первый вечер после казни он был в таком ужасе, что, вероятно, с легкостью сознался бы во всем, если б только кто-нибудь из белых оказался достаточно трезв, чтобы выслушать его. Немного погодя он как будто успокоился, но в течение следующего дня у него в порыве возбуждения, повидимому, вырвались кое-какие намеки, которые были услышаны одним из надсмотрщиков. Как я узнал позже, надсмотрщик доложил о слышанном мистеру Мартину, но управляющий еще не успел хорошенько протрезвиться после ночной попойки и не был в состоянии понять то, что шептал ему надсмотрщик.

Мы уже готовы были успокоиться, как вдруг произошло нечто, заставившее нас искать спасения в бегстве.

Какие-то люди, проходя по берегу реки, заметили нашу лодку, которую мы в ту ночь в спешке не укрыли с обычной тщательностью. В лодке находилась не только часть мешков с рисом, за которыми мы до сих пор не могли решиться сходить, но и вся наша обувь, вполне соответствовавшая мерке, предъявленной на суде. Это могло служить явным доказательством того, что в набегах участвовало много людей, а так как одного из них удалось проследить до самой Лузахачи, то и остальных, несомненно, нужно было искать здесь же.

К счастью, меня заблаговременно предупредила обо всем одна из служанок управляющего, с которой я поддерживал дружеские отношения. Девушка рассказала, что к управляющему прискакал какой-то незнакомый джентльмен. Лошадь его была вся в мыле, и он, казалось, очень спешил. Он настойчиво потребовал, чтобы его немедленно провели к мистеру Мартину. Когда управляющий вышел к нему, неизвестный выразил желание поговорить с ним с глазу на глаз. Мистер Мартин провел приезжего в другую комнату, где они и заперлись.