Испанский сон - Феликс Аксельруд

— Вообще-то… хотелось бы.

— А как бы ты предпочла — чтобы занималась или нет? Наверно, тебе хочется, чтобы сегодняшнее, с тобой, было уникальным опытом во всей моей жизни?

— Да, — призналась Вероника.

— Наверно, это сорт ревности.

— Наверно…

— Но завтра я буду спать с Филом. К нему — тоже?

— К нему — нет. Наверно, это только к женщинам.

— Ага, — отметила Ана. — Не только к прошлым небось. К будущим тоже, а?

— Да.

— Ну, а я, — спросила Ана, — как ты думаешь, я должна интересоваться, было ли это с кем-нибудь у тебя?

Ее будто забавлял этот сорт исследования.

— Не знаю, — хмуро сказала Вероника. — Я очень просто устроена. Я люблю тебя, вот и все. И всегда хотела этого, хоть и не всегда себе в этом признавалась. И сейчас я более счастлива, чем когда-либо. А еще — надеюсь, что это будет взаимно и долго.

— Ты формулируешь, как мужчина, — задумчиво сказала Ана. — Если мыслить по аналогии, ты не должна ожидать от меня встречного интереса к своему лесбийскому прошлому.

— А его и не было, — сообщила Вероника с легкой обидой. — Это для меня не сексуальная ориентация, а просто любовь к тебе, к одной-единственной на всем белом свете.

— Это хорошо, — сказала Ана и поцеловала то место, которое продолжала поглаживать. — Приятно быть для кого-то одной-единственной на всем белом свете. Но я не хочу отвечать на твой вопрос.

Вероника изумилась.

— Секрет? Между нами?

— Ника, — попросила Ана, — сними этот вопрос. Нет никакого секрета. Просто очередной долгий разговор, и я не хочу сейчас.

— Хочешь, чтобы я мучилась ревностью.

— А ты хочешь, чтоб я тебе наврала, лишь бы ты отвязалась? Ты этого хочешь?

— Чую, ты та еще би, — сказала с тоской Вероника.

— Прекрати, дорогая. Эй, что с тобой? — спросила Ана, глядя на потерянное лицо подруги. — Теперь моя очередь утешать, да? Проблемки психоаналитические?

— Нет, нет, как скажешь… Я забылась, прости; твое слово закон для меня… ты вольна делать что хочешь…

— О, моя глупенькая…

Ана еще раз поцеловала кудрявую шапочку. Потом еще и еще. Потом Вероника не выдержала, ответила на ласку бурно и повсеместно. Они опять любили друг дружку, забыв о выяснении отношений. Только физическая усталость ставила им предел.

— Я не хочу с тобой расставаться, — сказала Вероника после очередного короткого отдыха. — По крайней мере сегодня не хочу. Можно мы хотя бы разок поспим вместе?

— Ты думаешь, нам удастся заснуть?

— Мы попробуем.

— Ну ладно, — согласилась Ана. — В порядке исключения. Поверь, — добавила она, глядя на огорченное ее последней фразой лицо Вероники, — это для нас же самих… Нам не нужно превращаться в семейную парочку. Мы должны быть любовницами… постоянно тоскующими, ждущими, жаждущими… уж поверь мне, я знаю!

— Я верю тебе.

— Хочешь, сходим на пляж? Или в кафе?

— Сейчас — нет.

В Глазках мелькнула тень разочарования.

— Мы будем ходить, обещаю, — заспешила оправдаться Вероника, — я не буду заставлять тебя лежать со мной целыми днями все в той же постели… Ну правда. Только сегодня, прошу. Будь сегодня только моей, ладно? Необязательно новые ласки… Расскажи мне что-нибудь, милая. Расскажи что-нибудь перед сном. Почему бы тебе не продолжить ту серию, которая так драматически прервалась днем в кофейне? Помнишь? — ты говорила о Гласснере…

Вероника села на постели. Ана молчала.

— Он сделал тебе предложение, он убеждал тебя, — перечисляла Вероника, стараясь увлечь Ану, будя в ней воспоминания, — и ты, кажется, фактически согласилась, сказала, что не нужно письма в банк, что ты сама решишь эту проблему…

— Не так, — усмехнулась Ана, — я сказала ему, что обычно я сама решаю свои проблемы, только и всего. Это я помню очень хорошо, потому что тогда я еще ничего не решила…

Да, жаркое слово прозвучало, но получить приглашение — еще не значит его принять. Простившись с Гласснером, я задумалась по-настоящему. Целый год! Как же они без меня? Конечно, ужасно интересно все это… и вообще славно бы вернуться к активной деятельности… но одно дело — трехдневный симпозиум… а год…

Вернувшись в гостиницу, я обнаружила на стойке довольно толстый пакет, переданный госпоже *овой от господина доктора Гласснера. В пакете оказалась масса общей информации о фонде, его истории, программах, участниках и так далее; затем было описание барселонского института, тоже с историческими экскурсами; описание цикла, который ждали от меня; и, наконец, пачка форм, которые необходимо было заполнить участнику проекта. Я позвонила Гласснеру, поблагодарила за пакет и обещала сообщить свое решение «as soon as possible».

Визит в банк был примечателен. Я вдруг поняла, что не знаю, как себя вести, и это случилось за десять секунд до встречи. У меня просто не было времени подумать об этом заранее. Ведь почти до самого отлета я думала, что буду не одна; меня больше занимал вопрос, как правильно построить с Владимиром Эдуардовичем отношения в поездке, нежели то, что будет после нее. Когда он объявил, что не едет, я полностью погрузилась в дела; я отправила Сашеньку к маме не перед вылетом, как было решено, а сразу же, освободив себе несколько оставшихся дней, и все равно они были сумасшедшими. В тени банковского босса я обошлась бы тремя костюмами — для доклада, для приема, для отдыха; это у меня было, я и не беспокоилась; кое-что, между нами, собиралась прикупить на месте; но когда на меня в одночасье свалилась чертова уйма представительских задач… в общем, ты понимаешь. Потому-то я и не привезла оттуда ничего — просто некогда было ходить по магазинам. Ты бы видела эти горы баулов в аэропорту, с которыми возвращались золотозубые госбанковские тетушки! В Москве тогда действительно нечего было купить, но я в своих дешевеньких дорожных шмотках и с одним-единственным чемоданом на колесиках выглядела среди них — клянусь! — как настоящая иностранка.

Итак, весь симпозиум был для меня сплошной суетой; еще и Гласснер туда же; мне опять-таки некогда было подумать о Владимире Эдуардовиче, и даже два часа в самолете, страшно усталая, я полностью проспала. Потом — Фил, Сашенька, мама… встреча с тобой… Я даже разговор с Филом отложила на денек, решила вначале встретиться с Владимиром Эдуардовичем; и только увидев перед собой приветливо раскрывающуюся дверь его кабинета, я с ужасом осознала, что совершенно не готова к этой встрече. Ну, съездила, выступила… Дальше что? Сказать — спасибо, я пошла? Идиотизм.

Он вышел мне навстречу:

«Рад видеть вас, Анна Сергеевна… прошу, прошу…»