Я держу тебя - Стейси Уильямс

придумать? — настаиваю я, желая знать настоящую причину, потому что это звучит как тупая отговорка.

— Шейн, я не могу. Дни, когда я танцевала на таком уровне, закончились.

— Почему? Когда концерт? Что тебе нужно сделать, чтобы подготовиться? — на протяжении всего этого дня в моей голове крутилось слишком много мыслей. Я хочу знать, что происходит на самом деле и какое, чёрт возьми, отношение к этому имеет Дэнни.

— Шейн. Я не могу. У меня нет времени, — она снова натягивает рубашку, её глаза сосредоточены на материале. — Я не знаю, выдержит ли моя лодыжка интенсивные тренировки. Плюс….

Она не смотрит на меня, и я хочу знать, что она собиралась сказать.

— Плюс, что? — я сосредотачиваюсь на её лице, ожидая.

Её грудь поднимается, когда она делает глубокий вдох.

— Это долгая история, и это не имеет значения.

Я жду, когда она встретится со мной взглядом.

— Я думаю, это очень важно.

— Мы с Дэнни… — начинает она, но Лив, шмыгая носом, вбегает в комнату и забирается ко мне на колени, обвивая руками мою шею и зарываясь лицом.

Всё чувства обострены. Я понятия не имею, что делать, когда кто — то плачет, не говоря уже о маленькой девочке, моей любимой. Я собирался лететь в Нью — Йорк и надрать задницу Дэнни, но теперь к этому списку добавился ещё кое — кто, потому что тот, кто заставил Лив плакать, будет разорван на части.

— Хей, — Мэгги подскакивает к Лив и пытается убрать волосы с её лица. — Что случилось? — Лив только сильнее сжимает мою шею, поэтому я кладу руку ей на спину. — Лив, что случилось? — Мэгги пытается снова.

Влага от её слез стекает по моей шее, её маленькие пальчики впиваются в неё, и я обнимаю её чуть крепче.

— Лив, — пытаюсь я. — Что случилось?

— Моя мама не пришла, — её голос тихий и приглушенный.

Мои глаза устремляются к Мэгги, которые широко раскрыты, как будто она тоже понятия не имеет, что происходит.

— Что ты имеешь в виду, милая? — спрашивает Мэгги.

Её тоненький голосок дрожит.

— Я задула свечи и хотела, чтобы моя мама пришла на мою вечеринку, но она не пришла.

Я провожу рукой по её волосам и продолжаю крепко обнимать её. Эта часть празднования дня рождения мне близка, хотя я понятия не имею, как сделать её лучше.

Мэгги выдыхает и потирает спину, её пальцы касаются моих.

— Знаешь, что моя мама сказала о желаниях? Она сказала, что они похожи на молитвы. Иногда мы просим Бога о чём — то, и Он отвечает на наши молитвы, но иногда Он решает, что сейчас неподходящее время, или у Него запланировано что — то ещё лучше.

Она делает паузу, но, поскольку Лив не двигается, продолжает.

— Красавица, то же самое и с желаниями. Иногда наши желания сбываются, а иногда… может быть, это просто неправильное желание. Твоя мама не смогла быть здесь сегодня, но посмотри, сколько людей было здесь. Все люди, с которыми ты хотела быть здесь, смотрели, как ты задуваешь свечи. Все они были желаниями, которые сбылись, и каждый из них так сильно любит тебя.

Лив поднимает голову и вытирает лицо, её маленькая губа всё ещё дрожит.

— Как ты думаешь, она когда — нибудь придет?

— Я не знаю, милая, — Мэгги прислоняется ко мне, чтобы посмотреть на Лив и убрать влажные пряди с её лица. — Но у тебя есть я, и Шейн, и Коул, и мальчики. Мы все есть друг у друга, и это самое лучшее.

Крошечные ручки Лив расслабляются на моей шее.

— Ты всегда будешь приходить на мои дни рождения, Шейни?

Я даже не колеблюсь.

— Ещё бы. Ни за что не пропустил бы. Это была лучшая вечеринка по случаю дня рождения, на которой я когда — либо был.

Она улыбается.

— Правда?

— Правда.

— Я действительно рада, что ты теперь часть нашей семьи, — говорит она, кладя руки на мои щеки, и вместе с её слезами улетучивается каждая капля моего недовольства. — Мэгги говорит, что семьи подобны волкам. Стая держится вместе. Так что, я думаю, тебе придется остаться с нами.

Я улыбаюсь, но моя грудь, кажется, вот — вот разорвется от надежды, которой я не должен позволять всплыть на поверхность, не говоря уже о том, чтобы разрастись.

— По — моему, звучит заманчиво, — говорю я. Она снова обнимает меня, на её лицо возвращается милая улыбка.

— Как насчет ванны с дополнительной пеной сегодня вечером? — спрашивает Мэгги.

— Да. Могу я принести свою новую игрушку?

— Конечно. Сходи и принеси.

Лив обнимает меня ещё раз и спрыгивает вниз. Слава богу, ей лучше.

— Я думал, мне придется кого — нибудь убить, — я разминаю шею, мне нужно взять свои эмоции под контроль.

— Слёзы грусти — это хуже всего, — Мэгги отодвигается от меня, её тепло и аромат исчезли. — Когда кто — то причиняет боль этим детям, мне хочется оторвать им головы, и прямо сейчас я хочу позвонить Монике и сказать ей, какой она эгоистичный кусок дерьма.

— Можно мне встать в очередь? — Мэгги фыркает, вставая, когда Лив возвращается с игрушками. — Мы ещё не закончили тот разговор, — предупреждаю я.

Она бросает на меня взгляд через плечо, но не отвечает, следуя за Лив по коридору. Я откидываю голову на спинку дивана, наблюдая за игрой Марка, слёзы Лив всё ещё на моей рубашке. Прошло много времени с тех пор, как я вспоминал свои дни рождения в детстве, и я действительно не хочу думать о них сейчас. Если они вообще праздновались, то с людьми, с которыми я не хотел быть.

Так много раз я мечтал, чтобы мои мама или папа вошли в дверь и забрали меня обратно, но они так и не сделали этого. Если бы я хоть что — то понимал в Боге и молитвах, я бы день и ночь стоял на коленях. Я разделяю слёзы и душевную боль Лив, которая так сильно хочет чего — то, что, скорее всего, никогда не сбудется.

Я думаю о том, что сказала Мэгги. Иногда Бог дарует то, о чём мы молимся, но иногда Он запланировал для нас нечто лучшее. Учитывая всё, через что я прошел, я должен смириться с этим хотя бы на минуту. Мне есть за что быть благодарным, но трудно представить, что что — то из этого лучше, чем иметь родителей, которые любят тебя и заботятся о тебе.

Коул заходит в комнату и садится на диван.

— Какой счет?

— 7:0, Нью —