Секретная бухта в Хорватии - Джули Кэплин

– Не желаете ли прохладительный напиток? – спросил Ник, дойдя до верхней ступеньки. В руках у него был поднос с двумя высокими бокалами с колой, льдом и дольками лимона. Другого предлога, чтобы подойти к Мэдди, он не придумал. Последний час Ник пытался читать, но не мог сосредоточиться, ему хотелось… Хотелось быть с ней.

Мэдди обернулась. Один карандаш в зубах, другой в руке. Кудряшки она собрала на затылке и подвязала цветным платком. На ней был купальник красного цвета, каким обычно красят почтовые ящики, подчеркивающий ее белую веснушчатую кожу, и саронг, завязанный на талии. Богемная художница, не иначе. Ее глаза заблестели от радости, она вытащила карандаш изо рта и сказала:

– Ох, солнце мое, я с удовольствием!

Она загораживала собой картину, подпираемую шезлонгом, и, когда Ник подошел ближе, она прижала ее к себе, словно мать, защищающая дитя от солнца.

Ник опустил поднос и протянул девушке напиток.

– Если я мешаю, скажи, – попросил он, пытаясь понять выражение ее лица: она не защищается, но будто бы немного опасается. Он ей помешал? Она хочет, чтобы он ушел? И с каких пор он превратился в мямлю, который нуждается в ней и ее одобрении? Во всем виновато пищевое отравление.

– Нет, я уже собиралась отдохнуть.

– И как, много успела? – спросил он, нарочно сохраняя непринужденный тон. Да, его снедало любопытство, он жаждал увидеть картину, но не хотел доставлять неудобство Мэдди.

Мэдди вдруг просияла, и у Ника перехватило дыхание. Минуту назад все было нормально, а сейчас кто-то словно ударил его в самое сердце. И тут все его странные эмоции стали ясны.

Он сглотнул.

– Можно посмотреть?

Она кусала губу белыми зубами.

– Там ничего особенного.

Она говорила негромко, застенчиво, неуверенно, и Нику стало стыдно, что он давит.

– Если ты так смотришь на нее, значит, это что-то особенное, – тихо, но уверенно сказал он. Он потянулся и коснулся ее предплечья, чтобы успокоить. – Но если не хочешь показывать, то не надо. Мне просто любопытно. Но это личное.

Мэдди рассмеялась, потревожив полуденную тишину этим оживленным, искрящимся смехом, потом успокоилась, покачала головой и посмотрела на Ника с благодарностью.

– Что? – озадаченно спросил он, при этом чувствуя себя так, словно выиграл приз.

– Ты только что открыл мне важную истину. Я всегда говорила себе, что я не настоящая художница, что искусство не для таких, как я. Но… – Она снова ослепительно улыбнулась Нику, заставив его сердце забиться быстрее. – Но если это личное, как же я тогда пойму, могу ли я стать художницей?

– Хороший вопрос, – сказал Ник, стараясь выглядеть безразличным, хотя внутри у него взрывались фейерверки и он чувствовал себя на седьмом небе. Потом он добавил уже серьезнее: – А почему занятие живописью – это не для таких, как ты?

– Ты же помнишь, откуда я.

– С другой планеты?

– Нет, из муниципального жилья в Бирмингеме. Люди вроде меня не становятся художниками, только малярами и декораторами. Художниками становятся лишь действительно одаренные.

– Ты изучала историю искусства. Ты точно можешь назвать художников, которые произошли не из привилегированных слоев общества. – Он скрестил руки на груди и одарил ее суровым взглядом, под которым прятал бушевавшие эмоции. Ему казалось, он видит ее будто в первый раз. Как он не замечал, что она искрится светом и жизнью, что ее блестящие кудряшки с каштановым оттенком переливаются на солнце? Почему не замечал веснушек на кремовой коже носа и щек, широкий, подвижный рот, губы, которые чаще всего улыбались? Ник понял, что пялится на нее, складывая все ее черты, словно пытаясь вычислить сложную сумму. К счастью, Мэдди хмурилась, разглядывая картину, и не особо обращала внимание на Ника.

Она ничего не сказала, и Ника больно задело то, что она не верит в себя.

Он снова заговорил:

– Как я и сказал вчера вечером, можно быть кем угодно, но иногда приходится идти на компромисс. Думаю, что показать личное – это первой шаг в правильном направлении, не считаешь?

Мэдди быстро улыбнулась, подняла карие глаза на него – они, как обычно, сверкали – и покачала головой.

– Ты очень убедителен, Ник Хэдли.

– Я знаю. – Их взгляды встретились, и вот опять между ними что-то вспыхнуло. Ник заговорил тише, стараясь быть деликатнее: – Покажешь?

– Да, – сказала Мэдди и вскинула подбородок, словно воин, готовый к бою. – Но пообещай, что будешь честен. – Она серьезно посмотрела на него. – Я тебе доверяю.

Сердце Ника дрогнуло от ее торжественного заявления.

– Если не понравится или решишь, что картины – дерьмо, так и скажи. Иначе нет смысла их тебе показывать.

Ник сглотнул.

– Это сложно. Большая ответственность. Это все субъективно, да и я не эксперт. – Он немного помолчал, занервничав. – Тебе самой нравятся?

– Мне кажется, каждый творец думает, что может лучше. Наверное, надо рискнуть и вытолкнуть одну картину из гнезда. Они как птенцы: когда готовы, либо летят, либо умирают.

– Ну что ж, давай посмотрим на твоих птенчиков.

Мэдди подалась вперед и взяла одну картину из стопки плотной бумаги, которая лежала на шезлонге лицевой стороной вниз. Она отдала ее так, словно вручала Нику что-то, что можно легко сломать. Доверие.

Стоило Нику посмотреть на картину, как он резко втянул воздух ртом. Он не этого ожидал. Он громко рассмеялся.

– Боже, это прекрасно! Как здорово! – Он указал на угловатую собаку, брызги от которой летели на пухлого ребенка на бирюзовом мелководье. – Какой забавный!

Он наклонился ближе, чтобы рассмотреть пожилого мужчину. Солнце отражалось от солнцезащитных очков, устроившихся на его лысой голове. Картина передавала сразу несколько историй на галечном пляже с островами на горизонте. Чем дольше Ник на нее смотрел, тем сильнее его затягивало. Он широко улыбнулся: частично с облегчением, частично с искренним удовольствием. Боже, какой у нее талант! Она вдыхала в людей жизнь такими простыми штрихами.

– Кто это? – Он поднял бровь и указал на одинокую фигурку на краю набережной. Фигура как у Адониса, солнцезащитные очки покоятся на светловолосой голове, узкие шорты лососевого цвета. Он стоял чуть левее от центра картины, где его разглядывали три девчонки-подростка.

Мэдди приоткрыла рот от ужаса, глаза расширились, красные пятна поднялись от шеи и расползлись по лицу. Она захлопнула рот рукой.

– Даже не знаю, это обидно или льстит? – Он скрестил руки на груди и насмешливо посмотрел на девушку.

Ее губы задрожали.

– Радуйся, что они смотрят на тебя с восхищением.

Ник расхохотался.

– Мне нравится, что ты всегда ставишь меня на место.

Мэдди пожала плечами и отвернулась, но Ник видел, как тряслись ее плечи.

– Я же