Исповедь мантихоры - Лой Штамм

– Давай начистоту! – я резко выпрямилась, выпустила когти и прижала лапу к горлу Ассилоха, – либо ты говоришь, либо затыкаешься.

Честное слово, я пополню свой послужной список этой заразой. То ли нравиться дразнить, то ли просто издевается… Говорила же я, что шутки над мантихорами одноразовые!

– Сбавь обороты, – придушенно прохрипел вампир, – все я тебе и расскажу, и покажу, и дам попробовать.

Я, подумав, втянула когти и, схватив вампира за шиворот, притянула в сидячее положение. На его рубашке и шее была его кровь, тонким ручейком текущая из рассченой кожи. Я

– Откуда в тебе столько жестокости? – вздохнул Ассилох, все же отстраняясь, – разве у обычной семнадцатилетней девушки может быть такое? Что с тобой случилось, что теперь ты мстишь абсолютно всему миру? К психологу ходить не пробовала?

– Меня сразу перенаправят к психиатру, – ответила я, – да и смысла нет – уже не лечится. Я не хочу пока ничего менять, у меня нет пока стремления ни к чему.

– Скажи, тебя обижал кто-нибудь настолько сильно, чтобы ты вообще переставала верить людям?

– Как тебе сказать, – нахмурилась я, – на меня очень сильно повлияли смерти дяди и Лютомира. Этого вполне хватает. На самом деле, мне бы хотелось, чтобы в моей жизни случилось что-то, что заставило бы людям доверять. Потому что дружба не складывается, дяди нет, все криво и косо. Но, конечно, смерть дяди подкосила сильнее всего.

– Артема же ты убила, – вздохнул вампир, – отомстила. Не жалеешь?

– Я столько раз ругалась на саму себя за то, что говорила раньше, за свою слабость, мне было стыдно за все то, что было раньше. Но надо жить так, чтобы потом не было стыдно и грустно. И живу. Так, чтобы было больно кому угодно, но не мне. Чтобы никогда больше никогда не могла назвать никого скотиной кроме себя. Чтобы не допустить никого в душу и выгнать тех, кто раньше там обосновался. Чтобы больно не сделали. Чтобы если плохо – то сделать самой. А мама расстраивается. Мама честно говорит, что не такую дочь хотела. А что мне сделать, если я такая, а не иная? Я не хочу менять себя из-за кого-то. Почему когда говоришь это абстрактно, то это нонконформизм, а если с применением к кому-либо, то эгоизм?

Многих манит неприступность, или чем там еще я могу заинтересовать. Разговор даже не о симпатии, просто о дружбе. Как же потом велико удивление этих абстрактных 'кто-то', когда они узнают, что эгоизм и жестокость не напускные, что под коркой нет нежной и ранимой души. Непредсказуемо, да? А такое бывает, потому что это – жизнь. Потому что иначе и не бывает. Как там в книгах? 'Под жесткой коркой и камнем живет чуткое и ранимое сердце, которое плачет по ночам' и бла-бла-бла. А если нет под камнем чего-то нежного и трогательного, тогда чего? А, ну тогда все, приехали, эгоизм и жестокость. И плевать, что в первом варианте человек лжет своей показушной злобой, а во втором честно отвечает 'Не суйся – нос откушу'. Мы склонны идеализировать людей, мы стараемся вселить в них что-то доброе и хорошее, а на кой черт это нужно тому, кто изначально к этому не предрасположен?! – увлекшись, я вскочила с земли и нервно начала нарезать круги по поляне, – меня спрашивают, почему во мне нет какого-то особенного стремления, с моими-то талантами и качествами… А я просто не вижу смысла в этом. Нельзя ставить себе конечную точку – ты достигаешь ее и понимаешь, что теперь все, конец, дальше пути нет, и остается только выстрелить себе в висок или шагнуть из окна. Потому что ты пришел к концу, ты сделал все, что мог, на большее ты уже не способен, тебя использовали и выкинули. Мы неодинаково рождаемся и неодинаково живем, даже смерти бывают разные, но, в конце концов, мы всегда остаемся с одним и тем же – со своим гниющим телом в земле. Тогда зачем оно все это? Вселенной наши проблемы не рассматриваются вообще, как и наши жизни, в общем-то. Это мелочи. Кто-то говорит, что мы приобретаем опыт, но зачем он? Будущая реинкарнация закончится абсолютно тем же самым – дружелюбными объятиями земли, помойной ямы или огня. Если уж на то пошло, то жить мне в следующей жизни баобабом тыщу лет пока помру, или как там у Высоцкого поется? Сколько бы ты опыта не приобрел, все равно ты его забываешь, и это если на минутку поверить в бессмертие души. А если она смертна? Ад и альтернатива к нему? Не смешите, преисподняя давно бы уже переполнилась от такого количества желающих попасть в нее. Как-никак в Раю, конечно, хорошо, но в Аду компания лучше, не так ли? Лично я только туда и попаду, если с баобабом пролечу. Только нет ничего этого. И Бога нет. И реинкарнаций. И Рая с Адом. И даже жизни этой нет – иллюзорность это. Одна большая галлюцинация, и черт знает, в чьей голове она происходит? Возможно, даже галлюцинации нет, и ничего нет, ни Вселенной, ни бесконечности, ни черноты, нет ВООБЩЕ ничего. Страшно, наверное, думать так, я не могу представить абсолютное ничего. Обычно это либо всепоглощающая чернота, либо идеальный белый свет. Но если нет вообще ничего, то белого и черного тоже нет.

– Ну все, Остапа понесло, – Ас вдруг схватил меня за талию, крутанул вокруг оси и повалил на траву, сев сверху, – а теперь слушай. Я не знаю, откуда ты подобной дури набралась, но если ты не видишь смысла в дальнейшем, я прямо здесь на месте тебя убью, а? Просто возьму и убью. Тебе нет резона оставаться в этом мире, отправишься в свое абсолютное ничто или нигде, и будет там счастье и чаша покоя, рассветные бденья над вечной рекою и так далее по тексту. Идет?

– Ты слушаешь Тэм? – удивилась я, – никогда бы не подумала.

– Тьфу на тебя, только про Тэм и заметила, – Ас встал и протянул мне руку, – вставай уж, пора идти.

– Ага, – я схватила его за руку, встала и, сделав плавное движение вниз и влево, шагнула вбок. Вампир остался стоять в нелепой позе с заломленной рукой, я же осторожно опустила его на землю и приподняла сгибом локтя за шею. Осторожно, чтобы ненароком не навредить, но решительно, чтобы не обольщался, – мне самой проще убить тебя, для меня твоя кровь не является смертельной.

– Отпусти меня в сине море, добрый старик, – дурачась, попросил Ассилох и начал судорожно разминать то шею, то руку, когда я его отпустила, – ну вот что тебе не понравилось, а? Умереть в объятиях красавца-мужчины от его последнего смертельного поцелуя, романтика, м? Причем красавец мужчина тоже помрет от несварения желудка, так что поцелуй станет последним и для него… Нет, тебе не угодишь.

– Красавец-мужчина сказал, что я отвратительна. Значит, буду отвратительной, – фыркнула я.

– Так и знал, что обидишься, – Ассилох прикусил губу, – ну прости, лунышко, я глупость сказал. И вообще, я-то знаю тебя, как человека, значит, могу и как девушку оценить.