Древнерусские учения о пределах царской власти - Владимир Вальденберг

Гораздо определеннее и решительнее политические взгляды князя Курбского. Изложены они в его «Истории о великом князе Московском», в его посланиях, главным образом – в посланиях к Ивану Грозному, а отчасти в других сочинениях и летучих заметках. Все эти сочинения представляют довольно пеструю картину и не могут быть названы политическими в собственном смысле слова. В них отразилась и личная обида Курбского против Ивана Грозного, и его обличение жестокостей и несправедливостей царя, и ненависть к московским князьям, врагам удельных порядков, и боярские притязания. Эта пестрота содержания, в особенности – присутствие в нем личного элемента, сообщает сочинениям его своеобразный характер и живость. Сухой анализ, имеющий целью выделить из сочинений Курбского его политические взгляды, должен, по необходимости, их сильно обесцветить.

Обычные для древней русской письменности политические темы Курбский затрагивает очень слабо. Только мимоходом говорит он в послании к неизвестному старцу (Вассиану?) о том, что «державные на власть от Бога поставлены» [751] . О том, что царь должен соблюдать закон Божий, Курбский в положительной форме не говорит почти ничего. Лишь в своей «Истории» он упрекает Грозного, что тот попрал «заповеди Христа своего» и отверг «законоположение евангельское» [752] . Зато мы узнаем из его сочинений, что он был сторонник теории естественного права или естественной морали и считал то или другое обязательным для царя. Кроме евангельских заповедей существуют, по его мнению, заповеди естественные, «которые в поганских языцех соблюдаеми и сохраняеми и сохранитись будут и соблюдатись по впоенному в нас прирождению от Бога» [753] . Если языческие народы признают естественный закон, то тем более он обязателен для христианского государя, – такова, очевидно, мысль Курбского. Об общем значении законности для государственной жизни он говорит в одном из посланий к Ивану Грозному. Он приводит большую выдержку из речи Цицерона, в которой к этому вопросу относится следующее место: «Который есть град? Всяко ли сошествие лютых и нечеловеколюбных? Всяко ли лотров (=latronum) и бегунов собрание на едино место множество? Заисте прети будешь. Ибо не был он в то время град, егда законы в нем ничего же возмогали; егда суды попраны; егда обычай отеческий загашен был» [754] . В этом отрывке излагается известная мысль Цицерона, которую он проводит и в своем диалоге «De republica», что не всякое собрание людей может быть названо государством, а только то, которое устроено на началах права [755] . Приведя эту мысль, Курбский указывает затем царю, что к своим воззрениям Цицерон пришел «по естественному закону». Следовательно, христианское государство, можно заключить, также должно основываться на идее права. Но, как сказано, эти вопросы слабо разработаны в сочинениях Курбского. Главную же политическую тему их составляет изображение тирании, преимущественно на примере образа действий Ивана Грозного, причем и в тех случаях, когда Курбский говорит о тирании в общей форме, для читателя не остается сомнения, что автор имеет в виду того же царя.

Упрекая Ивана Грозного в жестокости и несправедливости, называя его мучителем, варварским и нерассудным царем [756] , Курбский анализирует образ действий царя, старается точно формулировать свои обвинения и ищет причин происшедшей в царе перемены. Прежде всего, Иван Грозный повинен в совершении целого ряда личных тиранических действий. Он «Нерона презлого превзыде лютостию», он «домов грабитель и убийца сынов», он «сильных во Израили побил» и воевод, от Бога данных, «различным смертем предал» и т. д. [757] Все такого рода обвинения сводятся, в сущности, к одному: Иван Грозный практически или даже и теоретически отрицает существование над собой какого-нибудь закона. Царь ваял «волю естественного самовластия» и отверг необходимость покорения ее Творцу, т. е. закону Божию; он возненавидел «уский и прискорбный путь» и потек с радостию «по широкому и пространному пути , водящему в погибель» [758] , т. е., иными словами, по тому пути, где естественное самовластие не встречает никаких препятствий. И Курбский, действительно, упрекает Ивана Грозного в нарушении и естественного закона, и Христовых заповедей. Обвиняет он его и в нарушении положительного закона, в том, что он действует «без суда и без права» [759] , а по поводу отношений Грозного к митрополиту Филиппу он говорит: «Кто слыхал где епископа от мирских судима и испытуема?» Приведя затем выдержку из сочинений Григория Богослова, подтверждающую неподсудность епископов и пресвитеров мирскому суду, Курбский говорит: «Где законы священные ? где правила седьмостолпные ? где уложения и уставы апостольские ? Все попраны и наруганы от пресквернейшего кровоядца зверя» [760] . Таким образом, корень изображаемого им мучительства Курбский видит в нарушении закона: во-первых, христианских заповедей, во-вторых, церковных постановлений, и в-третьих, положительного государственного закона.

Но всего охотнее Курбский говорит об отношении Ивана Грозного к советникам. Хорошо известно, как он упрекает царя в том, что тот действует вполне единолично, не выслушивая своих советников; в этом он видел одно из главных проявлений его тирании. Но при ближайшем знакомстве с сочинениями Курбского дело оказывается несколько иначе. Во всех тех случаях, когда он говорит на эту тему, он не отрицает того, что Иван Грозный с кем-то советуется, что он выслушивает советников и даже поступает по их советам, но это не те советники, каких хотел бы видеть Курбский. Иван Грозный, вместо «избранных и преподобных мужей», вместо «нарочитых, доброю совестию украшенных мужей», собрал себе «человеков скверных и всякими злостьми исполненных», которых Курбский называет паразитами, маньяками, ласкателями; и к этим людям царь обращается «за советом и думою» [761] . Итак, по признанию Курбского, царь советуется и думает со своими советниками. Но они дают дурные советы, «на лютость и бесчеловечье» подвигают царя; советы их идут против закона Божия. В предисловии на «Новый Маргарит» Курбский подробно перечисляет, в чем состоят беззакония этих советов. Закон Божий говорит, что сын не должен отвечать за грехи своего отца, а ласкатели советуют, чтобы предавать казни не только изменников, но и их родственников до третьего колена; закон Божий запрещает клятву, а ласкатели советуют царю связывать своих подданных присягой; закон Божий учит душу свою полагать за други, а ласкатели советуют, чтобы приближенные царя отрекались от своих близких и во всем повиновались только ему одному. Таковы «добры думы» ласкателей, и царь их «слушает» [762] . Ласкатели действуют так по своекорыстным побуждениям. Они «человекоугодники», потворствуют дурным наклонностям царя, ожидая себе от этого различных выгод. Захватив в свои руки политическое влияние, они, прикрываясь именем царя, совершают всякие беззакония [763] .

С точки зрения исторической правды Курбскому едва ли что можно возразить. Весьма возможно и даже вероятно, что в тот период царствования Ивана Грозного, о котором говорит Курбский, в числе царских советников не было людей разумных, имеющих в виду государственную пользу, а не свою собственную, и что известные беззакония и жестокости Грозного объясняются не только характером и наклонностями царя, но и думами его советников. Но, рассматривая вопрос исключительно с точки зрения политических понятий, нужно сказать, что Курбский мыслит так же неясно и непоследовательно, как и автор «Беседы». Если собрать вместе все то, что он говорит о необходимости для царя действовать в согласии с советниками, можно подумать, что Иван Грозный действует всегда единолично, не спрашивая ничьих советов. Но он сам признает, что советники у царя есть; следовательно, царь поступает именно так, как Курбский считает нужным, и, следовательно, его упреки и обвинения не имеют смысла. Что советниками являются люди, которые способны советовать только безнравственное и беззаконное, этому нельзя придавать большого значения. Это имело бы значение только в том случае, если бы политические воззрения Курбского основывались на идее закона, как у древнерусских книжников, которые требовали, чтобы царь «хранил закон» и «судил в правду», но не обязывали царя поступать по чьему-нибудь совету. Но тогда уже безразлично, действует ли царь по своему почину или по совету, лишь бы он соблюдал закон и правду. Если же на место идеи закона поставить как основное условие правильного государственного порядка идею совета, то уже нельзя требовать, чтобы советниками были непременно люди одинаковых с нами убеждений и одинаковых взглядов на закон и правду. Между этими двумя идеями всякая политическая теория непременно должна сделать выбор. На это, конечно, можно возразить, что к сочинениям Курбского нельзя предъявлять таких строгих и отвлеченных требований, что они имеют только историческое, а не принципиальное значение. Против этого можно еще спорить, но если это верно, то нужно будет тогда признать, вместе с одним из защитников Курбского, что его послания к Ивану Грозному имеют чисто личный характер, и что ничего «государственного» в них нет [764] . Впрочем, может быть, Курбского надо понимать иначе. Может быть, его теория состоит в том, что царь должен действовать в согласии с законом, а чтобы это согласие обеспечить, у него должны быть советники. Но, во-первых, текст дает очень мало для такого понимания, а во-вторых, и при этом ему можно было бы возразить, что Иван Грозный слушает советников, следовательно – ему уже нельзя делать упреков в нарушении закона.