Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса - Илья Гилилов

Другую группу кембриджских ученых называют "библиографической школой", хотя ее, наверное, точнее было бы называть "текстолого-книговедческой". Эти ученые (А.У. Поллард, Р.Б. МакКерро, У.У. Грег и их последователи) изучали тексты в тесной связи с условиями их появления. Они начали глубоко и систематически знакомиться с постановкой печатного и издательского дела в шекспировское время, выработали научные методы реконструкции оригинальных текстов; с помощью этих методов был решен ряд трудных текстологических проблем, проведен научный анализ таких литературных памятников, как шекспировское Великое фолио, шекспировские кварто, ранние издания произведений Бена Джонсона, Бомонта и Флетчера, других елизаветинцев. Можно заметить, что ни одна другая эпоха не требовала столь специальных и сложных методов исследования конкретных обстоятельств издания литературных произведений, как шекспировская. И прежде всего это относится к самому Шекспиру - появление текстов чуть ли не каждого его произведения представляет сложную проблему; мы убедились в этом на примере "Голубя и Феникс". Многое говорит за то, что эти трудности - не случайны, а органически связаны с "шекспировским вопросом", которого, однако, ученые респектабельной "библиографической школы" предпочитали напрямую не касаться. Особенное значение имели - и продолжают иметь - такие фундаментальные работы ученых этой школы, как "Краткий каталог титульных листов книг, отпечатанных в Англии, Шотландии и Ирландии, а также английских книг, напечатанных за границей в 1475-1640 гг." (А.У. Поллард и Г.Р. Рэдгрейв); "Словарь типографов и книготорговцев Англии, Шотландии и Ирландии в 1557-1640 гг." (Р.Б. МакКерро); "Эмблемы типографов и книгоиздателей Англии и Шотландии в 1485-1640 гг." (Р.Б. МакКерро); "Первое фолио Шекспира" (У.У. Грег). "Краткий каталог титульных листов...", выпущенный Поллардом и Рэдгрейвом в 1926 году, переиздавался с дополнениями в 1948, 1976, 1986 годах; последний том каталога, где книги сгруппированы по издателям и типографам, составленный К. Пантцер, вышел в свет в 1991 году; номера, присвоенные каждому старинному изданию этим "Кратким каталогом", применяются всеми научными библиотеками мира.

Широкий резонанс в английском шекспироведении второй четверти нашего века получили идеи Джона Довера Уилсона, также относящегося к "библиографической школе". Имя этого ученого читатель уже встречал ранее в связи с его высказываниями о стратфордском бюсте и графтонском портрете. Уилсон в своих трудах, особенно в небольшой книге "Подлинный Шекспир" (1932) и в осуществленном под его редакцией издании ряда пьес Шекспира (New Shakespeare) продемонстрировал новый подход не только к конкретным текстологическим проблемам, но и к некоторым принятым среди биографов-стратфордианцев представлениям о личности Великого Барда. Являясь сам правоверным стратфордианцем, Уилсон в то же время резко протестует против того образа удачливого дельца, который вставал со страниц биографии, написанной Сидни Ли. Уилсон не жалеет сильных выражений в адрес стратфордского бюста, который он считает едва ли не главной причиной того, что образ великого поэта приобрел ненавистные ему черты "преуспевшего мясника". Не только книга Сидни Ли, но даже гравюра Дройсхута оказывается, по Уилсону, созданной под влиянием этого злополучного творения скульптора-ремесленника;

и эти два изображения стоят между нами и подлинным Шекспиром, вызывая отвращение всех, кто понимает и глубоко чувствует Великого Барда. Отсюда и неприятие Уилсоном неоднократно переиздававшейся, долгое время считавшейся классической работы Сидни Ли: "Короче говоря, созданная С. Ли шекспировская биография - это жизнеописание не Уильяма Шекспира - человека и поэта, а другого "Уильяма Шекспира" - бюста в стратфордской церкви, если представить, что он существовал когда-то во плоти и крови".

И далее Уилсон в своей борьбе за подлинного, поэтического Шекспира поднимает "знамя крестового похода" против Янсена, Дройсхута и викторианских биографов Барда. Уилсон категорически не согласен с распространенным (и сегодня) утверждением, что Шекспир якобы "отсутствует" в своих произведениях, и требует, чтобы биографы и исследователи неустанно искали "живого Шекспира". "Если мы будем исходить из того, что он всегда отсутствует в своих произведениях, что он стоял всегда в стороне от жизни своего времени, мы никогда не сможем увидеть его. Наоборот, мы должны искать его в самом сердце той жизни. Жизнь дворца Елизаветы и Иакова, личности и дела выдающихся людей, общественные и политические события его времени - это реальная атмосфера его пьес" {42}. При этом Уилсон справедливо предостерегает, что Шекспир был не репортером, а поэтом.

В плане связей Шекспира с событиями его времени Уилсон придает большое значение тому влиянию, которое оказала на поэта яркая личность графа Эссекса и его трагическая судьба. В "Генрихе V" и особенно в "Гамлете" Уилсон почувствовал тревогу Шекспира за Эссекса, его обожание, его неизбывную боль. "Тайна Гамлета - это тайна Эссекса, тайна его сердца", - писал Уилсон.

Стремление Уилсона пробиться к "живому" Шекспиру, преодолеть то, что он называет "викторианскими представлениями" о великом драматическом поэте, его яростное неприятие стратфордского бюста не могли не вызвать интереса. Но ведь нельзя забывать, что "бюст" {Уилсон, как и многие другие, не обращает никакого внимания на то, что при своем появлении стратфордский бюст выглядел еще более непоэтичным, чем сейчас, - без красивой подушечки, пера и бумаги, но с прижатым к животу бесформенным мешком.}, который для Уилсона является символом темного, несовместимого с шекспировским творчеством начала, мешающего людям пробиться к Барду, - только один из элементов в целом комплексе стратфордских реалий, хорошо согласующихся между собой и обрисовывающих контуры одного и того же человека - Уильяма Шакспера из Стратфорда.

Уилсон же как будто отрывает стратфордский бюст от всего остального от неграмотных родителей, жены и детей Шакспера, от его ростовщической деятельности, от пресловутого завещания. Эти реалии Уилсон почти игнорирует, несмотря на их бесспорный, документальный характер. Он слишком глубоко чувствует Шекспира - художника, поэта, чтобы принять или попытаться как-то объяснить эти ужасные бумаги. Но он не может и совсем отмежеваться от них, как он отмежевался от настенного бюста, ибо, в отличие от произведения скульптора, эти бумаги неразрывно, неотделимо привязаны к человеку, чей прах покоится в стратфордской церкви св. Троицы.

Сосредоточивая все свое неприятие, весь сарказм на "бюсте" и связанном с ним викторианском, бескрыло-бюргерском представлении о Шекспире, Уилсон обходит то важнейшее обстоятельство, что эти представления выросли не на пустом месте и отнюдь не из одного "бюста". Атаки Уилсона на "викторианских" шекспироведов, и в первую очередь - на книгу Сидни Ли, несправедливы, ибо биографу не дано право игнорировать или затушевывать факты, как бы он к ним ни относился. Подлинный, то есть основанный на научном анализе всех свидетельств и источников, историзм не мешает и не противоречит постижению творческого наследия художника, когда речь идет о биографии одного и того же человека. Жизнеописание великого писателя, поэта содержит сведения о его происхождении, воспитании, образовании, его семье и окружении, о его делах и поступках, рассказывает о событиях, происходивших на его глазах в его стране и мире. И этот - социальный и личностно-бытовой - аспект жизнеописания переплетается с биографией творческой, то есть с историей создания его произведений, с рассказом о поэтическом мире, рожденном его гением. Эти два аспекта научной биографии не только не исключают, но и хорошо дополняют и обогащают один другой, хотя связь между ними подчас может оказаться совсем не простой и не прямолинейной. Все это справедливо в том случае, когда оба аспекта относятся к одной и той же личности.

В случае с Шекспиром дело обстоит иначе. Хочет того Уилсон или нет, он фактически защищает биографию поэта Уильяма Шекспира от биографии Шакспера из Стратфорда и пытается очистить первую от проникших в нее элементов второй, но не порывая при этом с основами стратфордской традиции. Сделать это ему, конечно, не удалось.

"Викторианский" образ расчетливого и благополучного приобретателя, для которого работа в театре и литературные занятия были прежде всего способом обеспечить себе материальную независимость, появился не в результате отсутствия воображения у Сидни Ли и других атакуемых Уилсоном стратфордианских биографов; такой "умеренный" образ великого драматурга представлял из себя осторожный компромисс, попытку по возможности сгладить несовместимость двух шекспировских биографий, свести все литературные и историко-документальные свидетельства в один непротиворечивый, пусть даже не очень "поэтичный" портрет.