Новый Мир ( № 1 2012) - Новый Мир Новый Мир

— А теперь — во! — Володя рубит кирпич наискось, и становится видно, что внутри мякотного кусочка прячется преогромный сустав, размером с два кулака. Мяса практически нет, так что часть эта должна идти даже не вторым, а третьим сортом. Володька быстро расколотил испорченный кирпич на несколько кусочков и приложил их в качестве довесков к приличному мясу.

Вообще-то никаких довесков с косточкой в мясницком деле быть не должно. Довески получаются либо у неумехи, либо если мясник отрубил кому-то чистой мякоти, а оставшуюся кость распихивает прочим покупателям. А кирпич и впрямь покупается неопытными хозяйками по цене первосортного мяса, а потом неудачливая повариха не знает, что делать с купленным мослом. Я и сам когда-то, в доуниверсамной жизни, цапнул с прилавка такой привлекательный кирпичик, а потом мучился, пытаясь выкроить из покупки какое-то подобие обеда.

Коммуникабельный Володя не только рассказывал о тайнах своей профессии, но и с готовностью взялся учить меня ремеслу, хотя становиться мясником я совершенно не собирался. Рука у меня верная, поэтому блинов я не лепил и довольно быстро выучился разделывать свиные туши. А вот с говядиной вышел затык. Оказалось, что силы и точности для рубки мяса совершенно недостаточно. Главное в этом деле — резкость. А я человек очень медлительный. Силы прорва, а чтобы выплеснуть ее в одном ударе — этого нет. В результате единственное, чего я достиг, — умение разрубить полутушу напополам, затем отделить от передка часть, которая называется “корыто”, и аккуратно разделать его на грудинку. Тут тоже есть свои хитрости. Можно вырубить соколок, который идет на элитную грудиночку, а остальное, с твердыми ребрами, сбросить быдлу, можно рубить тонкие и длинные кусочки, так что в каждом весе достанется и ребер и соколка.

А прочие части говяжьей полутуши моим медлительным ударам не поддавались.

Получается, чтобы стать мясником, тоже нужен талант. И как бы ни мечтал я царить над разрубочной колодой, эта карьера для меня заказана.

Кстати, о разрубочной колоде. Настоящим шоком было, когда магазин получил для мясного отдела две новые колоды. Здоровенные, метр диаметром и полтора метра в высоту, кряжи красного дерева, прибывшие в наши палестины прямиком из Вьетнама.

— А из чего еще? — объяснял Володя, любовно зарубая торец колоды. — Хвойные нельзя, мясо смолой пропахнет. Береза щепиться будет, липа слишком мягкая. Вот и остаются дуб и красное дерево.

С боков колоду выкрасили масляной краской, скрыв благородную текстуру, торец очень быстро почернел. Каждый день в конце смены мясники скоблили его ножом и посыпали крупной солью. Колода стала как колода, обычная большая деревяха. И ничто не напоминало о ее благородной сущности.

Подошел Новый, 1986 год. Тридцать первое декабря пришлось на нашу смену. Никакого сокращенного рабочего дня нам не полагалось, работали до девяти вечера. Машин, правда, было немного, зато винный отдел пришлось дотаривать трижды. За день до праздника машина, привозившая бочковые соленые помидоры, привезла одну бочку соленых огурцов — подарок базы работникам универсама. Отдел обслуживания ветеранов по спискам выдал наборы со сгущенным молоком, зеленым горошком и колбасным фаршем “Завтрак туриста”. Говорят, прежде директор перед Новым годом выставлял бригаде грузчиков бутылку водки, но, по случаю борьбы с алкоголизмом, эта добрая традиция осталась в прошлом. Ничего нового не предвиделось, рабочие ждали конца смены.

От нечего делать я забрел в мясной отдел и обнаружил, что там царит паника. Мясник Сережа слишком рано начал отмечать Новый год. Теперь он, наподобие свиной туши, лежал на оттайке, и его можно было рубить хоть московским, хоть ростовским, хоть забытым смоленским разрубом, — Сережа не понимал и не чувствовал ничего. А между тем обеденный перерыв кончался, и у дверей универсама толпились граждане, отпущенные из своих предприятий не на час раньше, а сразу по проходу комиссии. И все они намеревались купить что-нибудь к Новому году.

Меня никто ни о чем не просил, я просто сунулся не в свое дело. Взял тесак и довольно успешно раздолбал три свиные полутуши. Окорок рубил крупновато, ну да перед Новым годом и такое возьмут, на буженину.

Тем временем магазин открылся, толпа кинулась к прилавку, и в рубочную донеслось: “Говядины!”

Легко сказать: “Говядины!” А я ее рубить не умею. А Сережа спит, и ничьи вопли проснуться его не заставят. А Володи дома нет, к телефону он не подходит, и вообще кто-то вспомнил, что он собирался на выходные на дачу и даже настрогал по этому поводу пять килограммов свиного шашлыка.

Делать нечего, взвалил на колоду передок, оттяпал “корыто” и принялся рубить грудинку: демократично, тонкими полосками, чтобы и простому люду соколка досталось. Один передок обкорнал, второй, третий…

Из зала кричат: “Хватит уже грудинки, на второе мяса дайте! Толстый край, тонкий филей, сек!..”

Вот ведь народ грамотный! Я и сам все эти слова знаю, а как его отрубить, это слово?

Высунулся к покупателям, крикнул: “Мясника нету, а я что умею, то и рублю!”

По счастью, в рубочной появился Иван, вызванный Сергей Санычем с заслуженной пенсии. Что Ивану было обещано, даже и не гадаю, но магазин он выручил. Оглядел дела рук моих и “якши” сказал с большим сомнением. Потер ладонью ноющую грудь, потом забрал у меня тесак, и размеренные удары возвестили, что возле колоды стоит настоящий мастер. Последний раз в универсаме царил ростовский разруб.

Рассказ о мясе и мясниках был бы неполон, если не рассказать, как грузчикам удавалось погреться около мясного отдела. Как на мясе поднималось магазинное начальство, было темой табуированной, ни Сережа, ни Володя ничего об этом не рассказывали, так что об этом я могу только догадываться. А что делали грузчики, я видел сам.

Смена близится к концу. Припозднившиеся покупательницы с грустью смотрят на мясной прилавок, где лежит такое первосортное мясо, что лучше бы и никакого не было. Я возле овощного отдела собираю ящики из-под капусты. Шесть ящиков на тележку: пять пустых, шестой с ободранными капустными листьями, которые во дворе надо будет высыпать в бак с пищевыми отходами. Совсем недавно на этой мелкой работе прокололся и был уволен Толик Рецидивист, и теперь рабочие стараются с капустой дела не иметь. Толик был пойман Мармеладовной (вот уж от кого не ожидал!) на том, что запрятал среди грязных капустных листьев несколько пачек “тридцать шестого” чая и пытался вывезти их во двор.

А меня уже давно никто ни в чем не подозревает, и мне все равно, капусту вывозить или винные ящики.

И тут я вижу Лешу Морячка, который выходит из служебных помещений и передает ждущей у стеночки женщине увесистый пакет. А та в ответ вручает Леше заранее приготовленную бумажку. Перехватив мой взгляд, Леша гордо улыбается:

— Видал?

— Видал.

— Смотрю, стоит баба, чуть не плачет. Я ее спрашиваю: “Надо хорошего мяска?” — “Надо”, — говорит. Ну я ей: “Давайте рублик, сейчас вынесу. Вам сколько?” Пошел, взвесил, чек пробил — рублик в кармане.

— Ты, главное, другим не рассказывай, — посоветовал я, вспомнив отшумевшую пивную эпопею. — И не слишком зарывайся с этим делом.

— Что я, дурной? — оскорбленно говорит Леша.

Леша не был бы Морячком, если бы сумел удержать в тайне такое открытие. Через неделю вся бригада промышляла содействием в покупке хорошего мяса. Главное, этот способ приработка был безопасен; всегда можно было сказать, что вынес мясо жене или просто хорошей знакомой. Мясо потом покупательницы проносили через кассу, где оплачивали полную его стоимость, так что, с точки зрения закона, никто ничего не воровал. Вот только лучшие куски, нарубленные для своих, стали исчезать со скоростью свиста.

Кончилось тем, что мясники стали рубить для своих только во время обеденного перерыва.

Легкотрудник

В тот не самый приятный день я, как обычно, поднялся в полшестого, а без пятнадцати семь уже сидел в раздевалке родного магазина, натягивая поверх своей одежды куртку и передник. Спустился вниз, начал прибираться в зале, вывозить во двор разбросанные ящики… Все как обычно, но что-то не так. Вроде ничего не болит, а в ногах слабость, спина не держит; хочется согнуться в комочек и замереть.

Можно было бы попытаться себя пересилить, но, сам не знаю почему, подошел к Нилке и сказал, что плохо себя чувствую и пойду домой.

Отпустили сразу, и я ушел, даже не сняв передника.