Каждый Наследник желает знать… - Светлана Багдерина

– Угу… брюзгливый и вздорный… это я… давайте познакомимся… – прошептал менестрель, исподтишка косясь на Анчара. Но рассслышал ли тот, осталось непонятным: взгляд лежащего на боку ренегата, хоть и затуманенный лихорадкой и болью, был устремлен к горизонту, лицо сосредоточено и хмуро.

– И всё равно я не понимаю, как мы в этой прорве камня найдем одного маленького человечка, будь он хоть трижды магом, – недовольно прошелестел Масдай, – даже если ориентироваться на тучу. Она, вон, полнеба заняла!

– А я полагаю, что нет нужды возмущать гладь пруда уверенности рябью сомнений, о быстролётное чудо шатт-аль-шейхской магии! – успокаивающе развел пухлые ладони Ахмет. – Ибо кажется мне, что премудрый Адалет, будучи несравненным не только по силе волшебства своего, но и дальновидности, непременно даст нам какой-нибудь знак, чтобы мы могли отыскать его!

– Твоя вера в прозорливость этого старого баламута делает честь, скорее, тебе, чем ему, – проворчал ковер. – Готов поставить все свои кисти против выводка моли, что он полагает, будто стоит лишь ткнуть пальцем в карту…

Что произойдет, по мнению Масдая, если кто-либо из имеющих пальцы ткнет ими в не имеющуюся у них карту, так и осталось невыясненным, потому что именно в эту секунду Серафима выбросила вперед руку с вытянутым указательным пальцем и обрадованно завопила:

– Вижу знак!!!

– Где?! – позабыв про рассуждения, ее спутники метнулись глядеть в ту сторону, куда указывала царевна.

– Вон там, прямо по курсу!!!

С первого взгляда различить что-либо на фоне свинцовой тучи, нечистым пятном расплывшейся по горизонту было невозможно. Но стоило приглядеться подольше и повнимательней,[123] как на темно-сером поле удавалось рассмотреть почти такое же расплывчатое светло-черное пятно.

– Что это? Еще одна туча? – недоуменно глянул на Серафиму отряг.

Та пожала плечами,[124] но задумалась.

– Похоже… на дым пожарища, – первым предположил Ахмет.

– Похоже, – чуть поколебавшись, согласился Иванушка. – Но чему там гореть?

– Чему вообще в этой стране гореть? – хмыкнул волшебник.

– Но если там знак Адалета, то это магия! – осенило принцессу. – Он подает нам сигнал магическим дымом, чтобы мы увидели его издалека и летели туда!

– Ну вот видите! – просиял калиф. – Верблюды наших сомнений, миновав пустыню неверия, достигли оазиса надежды, чтобы испить из озера убежденности! Премудрый Адалет позаботился о том, чтобы мы не плутали среди этих, несомненно, красочных, но абсолютно одинаковых вершин!

– И теперь мы все узнаем, что такое плато! – оптимистично продолжила гвентянка – коренная обитательница равнин.[125]

– Плато?.. – лукоморцы и отряг обменялись недоуменными взглядами. – Причем тут плато?

– Там, скорее, какая-то пропасть.

– Но погодите… я думала… Адалет ведь говорил вам, если я ничего не путаю, что Гаурдак восстанет на каком-то плато? – обеспокоенно повернулась к друзьям Эссельте.

– На плато? – нахмурился, вспоминая, Иван. – Да… Кажется, да.

– Но, может, он просто обозначил место встречи! – предположил Ахмет. – Мы заберем его здесь и полетим дальше вместе!

– Или сделал новый расчет и внес небольшую поправку, – усмехнувшись, добавила царевна. – А ведь могло быть гораздо хуже. Могло быть не ущелье здесь и сейчас, а вершина подводной скалы в центре океана на другом конце Белого Света и через десять лет.

– И да устыдятся маловерные! – победно глянул на супругу лукоморец, цитируя классика.

– Масдай, скорей! – восторженно сжала кулачки принцесса. – Мы нашли его! Нашли!

– Премудрый Сулейман, наконец-то! – воздел очи и руки горе калиф.

– Мы успели!

– Быстрей к нему!

– Вот он обрадуется!..

И ковер, повинуясь не столько просьбе пассажиров, сколько своему собственному желанию, рванул вперед так, что люди посыпались друг на друга под громкое радостное уханье и хохот.

И одинокое «А если там ренегаты?» Агафона, произнесенное лишь из чувства противоречия, услышано было только Анчаром.

Атлан обеспокоенно завозился и застонал, неуклюже пытаясь то ли сесть, то ли свалиться за борт, и Кириан, назначенный опекуном раненого мага на время пути, растерянно замер, не зная, помогать ему или держать и не пущать.

– Адалет, Адалет! Мы здесь! – отряг вскочил, выхватил из-за спины топор и замахал им как флагом в знак приветствия. – Мы успели, клянусь Старкадом!!!

Нестройные, но дружные крики и свист грянули аккомпанементом его словам, и Олаф, не в силах больше сдерживать бушующие в груди эмоции, взревел как атакующий гиперпотам:

– Мьёлнир, Мьёлнир, Мьёлнир!!!..

Масдай снисходительно фыркнул и буркнул:

– Если не хочешь оказаться там вперед всех, то сядь, снижаемся.

Конунг фыркнул в ответ – не менее снисходительно – но совету последовал.

И в следующее мгновение огненный шар, вырвавшийся из ущелья, просвистел там, где только что была его голова.

– Ч-что это?.. – разделяя секунды всеобщего замешательства, калиф ошеломленно уставился на сыплющий искрами снаряд.

– Ренегаты!!! – опомнился первым Агафон и, предусмотрительно не поднимаясь с коленок, кинулся вперед, чтобы встретить врага лицом к лицу.

В этот момент ковер резко затормозил, крутанулся несколько раз вокруг своей оси по восходящей, сбивая с курса и с панталыку оказавшийся самонаводящимся шар. Пассажиры повалились друг на друга, демонстрируя в полном объеме эффект домино, его премудрие хлопнулся набок, покатился к краю и затормозил в последний момент лишь о запасной арсенал Олафа. Связка топоров, поддавшись под натиском, кувырком отправилась к земле. Агафон же, потеряв инерцию, но приобретя обширный синяк на боку,[126] уткнулся носом в пыльный ворс и испуганно застыл, чувствуя как левая его половина летит не на Масдае а параллельным с ним курсом.

Уклоняясь от очередного маленького, но чрезвычайно навязчивого шарика, ковер шарахнулся вправо, и волшебник с воплем вцепился в жесткий мохер его спины, с ужасом ощущая, что по всем законам зловредной науки физики летит в сторону, противоположную маневру.

– Держись, кабуча!!! – огромная лапа конунга сцапала мага за шкирку в тот самый момент, когда на Масдае, кроме полной горсти шатт-аль-шейхской шерсти, чародея не удерживало ничто.

Его премудрие хотел было сообщить, что в последние несколько минут исключительно этим и занимается, но новый маневр ковра подбросил его на метр и шмякнул спиной на музыкальный арсенал Кириана.

Из смеси чародея с балалайками исторгся похоронный звон и стон, в живот ему ударили чьи-то ноги, в ухо заехала голова, на грудь приземлился мешок с продуктами в сопровождении калифа и принцессы, а над ним, в синем-пресинем небе, взорвались ультрамариновыми искрами ледяные молнии.

– Поднимите мне… мну… с меня… меня!.. – задыхаясь от бессилия и ста восьмидесяти кило элиты шатт-аль-шейхского и гвентянского общества,[127] прохрипел Агафон. Но выполнять его пожелание никто не стремился, ибо каждый был занят лишь тем, чтобы удержаться на бешено маневрирующем и финтящем Масдае и удержать ближнего своего.[128]

Время от времени в просветы, открывающиеся между частями тела и остатками багажа, его премудрие успевал углядеть то круговерть гор и небес, то искры, молнии и пламя, то нечто прямоугольное, изрыгающее огненные шары и проклятья…[129]

После нескольких попыток подняться и оказать если не сопротивление, то хотя бы отправить к матушке-земле не успевшие перевариться остатки завтрака, Агафон зажмурился и притих. Мертвой хваткой вцепившись в плечо Эссельте и пояс Ахмета, зеленый, как трава у дома, он уже не хотел ни боя, ни свободы. Всем заинтересованным богам молился он лишь об одном: чтобы безумная воздушная свистопляска поскорее кончилась, и ему было позволено умереть спокойно и, желательно, на твердой земле. Думать же о том, за что держатся и держатся ли вообще принцесса и калиф, он не хотел и боялся.[130]

Вверх, вниз, вправо, влево, еще раз влево, и опять, и опять, и снова вправо и вниз, и еще, кажется, одновременно по крайней мере в десятке направлений, названий которым еще никто не придумал[131]…

Ковер крутился и метался по небу, точно сухой лист, пойманный шайкой бродячих ветров, и вокруг него, за ним и под ним лопались, рвались, рассыпались искрами и неистовствовали десятки молний, струй и шаров самых разнообразных размеров, составов и цветов. А позади – но с каждой минутой оказываясь всё ближе и ближе – неотступно носилась на обитой коврами створке ворот[132] четверка ренегатов.

Как бы ни был ловок и проворен Масдай, бесконечно уворачиваться от буйствующей магии, не стряхнув никого из сваленных в кучу пассажиров, было не под силу даже ему.