Любовь, только любовь - Жюльетта Бенцони

— Но я не желаю привлекать его! — запротестовала Катрин. — Признаюсь, я хотела бы понять, почему он ведет себя так странно, но я вовсе не хочу отдаться ему…

Сара бросила на нее взгляд, исполненный столь глубокого презрения, что Катрин застыла на месте. Она пожала плечами и отвернулась. Катрин не помнила, чтобы Сара когда-либо смотрела на нее так.

Ты не нестоящая женщина! — презрительно сказала ей цыганка. — По правде сказать, вы очень подходите друг другу! Ни одна женщина, то есть ни одна настоящая женщина не позволила бы так унижать себя, не узнав причин. Это вопрос гордости.

— Вовсе нет. Просто я люблю другого. Вот и все.

— О, да, я знаю. Ты хотела бы сохранить себя чистой для какого-то молодого парня, который не хочет иметь с тобой дела. Ты действительно думаешь добиться своего? Глупая маленькая девчонка! Как долго, по твоему мнению, ты сможешь сопротивляться герцогу? Хочешь дождаться, пока твой муж, которому, видимо, эта роль и отводится, просто вручит ему тебя, связанную по рукам и ногам, как откормленную маленькую гусыню. Принимаешь эту рабскую участь? Так я скажу: если бы в твоих жилах текла хоть малая толика моей крови, простой красной крови, горячей от гордости, ты бы пошла и бросилась в объятия мужа и заставила бы его исполнить свои обязанности… хотя бы для того, чтобы отплатить этому Филиппу Бургундскому, как он того и заслуживает! Но в твоих жилах не кровь, а вода! Тогда дожидайся, пока тебя не отдадут бургундцу, это все, чего ты заслуживаешь…

Громовой удар не смог бы потрясти Катрин сильнее, чем этот взрыв негодования Сары. Она стояла, не совсем понимая, как на это отреагировать. Сара подавила улыбку, прежде чем добавить с убийственной кротостью:

— И самое плохое во всей истории — это то, что на самом деле ты тайком мечтаешь пойти к мужу и заняться этим — потому что ты и целомудрие несовместимы. Ты же надулась от досады, как индюк!

Это второе сравнение, почерпнутое Сарой из птичьего двора, вывело Катрин из себя. Она вспыхнула и сердито сцепила руки.

— Так, значит, я не заслуживаю ничего лучшего, чем быть поданной на блюде, как откормленная гусыня, не так ли? И я надута, как индюк, да? Ну, это мы еще посмотрим! Пойди и собери служанок!

— Что ты собираешься делать?

— Увидишь! В одном ты не ошиблась: я очень сердита! Я хочу сейчас же принять ванну, и подай все мои духи и благовония!.. И позволь мне заметить, что если тебе не удастся сделать меня неотразимой, я прикажу бить тебя кнутом и заживо содрать кожу, когда вернусь.

— Если бы это только зависело от меня, — воскликнула Сара, смеясь и бросаясь к звонку, — твой муж был бы в смертельной опасности!

Несколько минут спустя, чуть дыша, вошли служанки Катрин. Серебряную ванну наполнили теплой водой, и Катрин погрузилась в нее на несколько минут. Ее промассировали с головы до пальцев ног, припудрили, а потом Перрина умастила ее духами и ароматными маслами под бдительным оком Сары. Сара сама убирала волосы Катрин. В то время как остальные служанки были заняты каждая своим делом, Сара расчесывала и расчесывала длинные мягкие волосы, так что они стали сверкать, как золотые, и потрескивать, когда она до них дотрагивалась. Она оставила их свободно сбегать по спине Катрин. Затем Сара отпустила служанок, собираясь сама завершить туалет Катрин.

— Что мне надеть? — спросила Катрин, взглянув на нее, когда служанки вышли.

— Надень то, что я скажу, — сказала Сара, собирая волосы Катрин в длинный сверкающий пучок, схваченный на макушке золотым браслетом с бирюзой. Она определенно получала большое удовольствие от своей работы и загадочно улыбалась сама себе.

Несколькими минутами спустя Катрин вышла из комнаты, освещая себе путь свечой. Перрина сообщила, что Гарэн еще не отправился спать. Он беседовал с Абу-аль-Хайром о медицине… Катрин шла по коридорам, закутанная в халат из шелка, отороченный бледно-серым мехом, в туфлях в тон ему. Она хотела попасть в комнату Гарэна прежде него.

Когда она подошла к тяжелой дубовой двери, ведущей в комнату мужа, света из-под нее не было видно. Она приподняла щеколду и заглянула в темную комнату. Затем она подняла свечу, вошла и закрыла за собой дверь. Все складывалось хорошо…

Она обошла комнату, зажигая светильники, приготовленные слугой, от своей свечи. Наконец большая, роскошно убранная комната оказалась залита светом. Кресло, отделанное серебром и хрусталем, сверкало, как драгоценный камень, но Катрин интересовала кровать. Медленно и чуть боязливо она поднялась по двум покрытым бархатом ступеням и остановилась, рассматривая простую, но роскошную постель. Жермен, слуга, убирая постель, откинул край одеяла, и она остановилась в нерешительности, раздумывая, не скользнуть ли под него на лиловые шелковые простыни. Но вспомнив совет Сары, осталась стоять возле кровати. В этот момент она услышала быстрые приближающиеся шаги по галерее.

Когда Гарэн открыл дверь комнаты, первое, что он увидел, была Катрин, стоявшая возле его кровати с гордо откинутой головой и смотревшая на него. Она все еще была в шелковом халате. Он на мгновение отвел от нее взгляд и осмотрел комнату, всю в сияющих канделябрах, а затем вновь взглянув на нее с нескрываемым удивлением.

— Что вы здесь делаете?

Не говоря ни слова, она сбросила халат — на ней осталось лишь ожерелье, которое он подарил ей несколько часов назад. Она вызывающе ему улыбнулась. Ее стройная фигура резко выделялась на фоне темной драпировки кровати, а золотой нимб волос оттенял открытую высокую гибкую шею. Она выглядела, как языческая богиня.

Гарин отступил назад, пошатнулся, будто пронзенный стрелой, и оперся о стену, закрыв глаза.

— Уходите, — запинаясь, хрипло произнес он. — Оставьте меня… Сейчас же.

— Нет!

Он больше не мог скрывать своего глубокого потрясения. Он больше не мог управлять собой. С чувством триумфа Катрин наблюдала страдания этого обычно невозмутимого человека. Она отбросила последние остатки скромности. Молча, босая, она подошла к нему через комнату, улыбающаяся и неотразимая.

— Я не уйду, — сказала она. — Я остаюсь здесь, поскольку здесь мое место, как вашей жены. Посмотрите на меня, Гарэн! Неужели вы так меня боитесь?

Он пробормотал, не открывая глаз:

— Да, я боюсь вас… Неужели вы не понимаете, что я не могу дотронуться до вас, что у меня никогда не было на это права? Зачем мучить меня, соблазняя сделать то, что мне запрещено? Оставьте меня, Катрин. Пожалуйста!

Но вместо того чтобы послушаться его, она подошла еще ближе, обвила руками его шею, несмотря на его сопротивление, и прижалась к нему всем телом, обдав ароматным теплом. Она прикоснулась к его белому лицу губами. Гарэн, стоя с закрытыми глазами, выглядел как мученик, прикованный к столбу пыток.