История отечественной философии XI-XX веков - Борис Емельянов

После отъезда Герцена из Лондона он постепенно расходится во взглядах со старыми товарищами, а с «молодыми штурманами будущей бури» не находит взаимопонимания. В «Письмах к старому товарищу» (1870) он своеобразно подводит итог своей революционной пропаганде, критикуя Бакунина, призывающего «бунтовать народ». Чтобы создать новое общество, нужен не бунт, а новые идеи и воспитание народных масс. «Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри»667.

Скончался Герцен 11 января 1870 г., похоронен на парижском кладбище Пер-Лашез. В похоронах участвовали французские рабочие и социалисты, гроб провожал декабрист Н. И. Тургенев. В том же году прах Герцена был перезахоронен в семейной могиле в Ницце.

Теоретическое развитие А. И. Герцена распадается на три периода.

Первый – период становления его мировоззрения. Закончившийся в 1839 г., он как бы создает тот фундамент, на котором будет создан материализм и социализм русского мыслителя.

Во второй период (1840–1846) Герцен усваивает и перерабатывает гегелевскую философию, идет «дальше Гегеля к материализму» (Ленин), создает основные философские труды, развивает материалистические взгляды на природу и познание.

Третий период, начавшийся с переездом Герцена в Западную Европу в 1847 г., разрушил его абстрактные мысли о революции. Это период обоснования теории «русского» общинного социализма, материализма и атеизма, последовательного революционного демократизма, борьбы против крепостничества и самодержавия, обращения к Интернационалу.

Свою философскую систему он называет реализмом, поскольку его не удовлетворил не только идеализм, но и материализм. Для Герцена «идеализм не что иное, как схоластика протестантского мира»668, он оторван от науки и практики повседневной жизни. Герцен – как революционный демократ – провозглашает необходимость активного революционного действия, сказанного с наукой.

В противоположность идеалистам русский мыслитель считал, что мысль без дел мертва. Чем более она расходится с жизнью, тем становится суше, холоднее, ненужнее. Для него было аксиомой, что философия и частные науки могут существовать лишь в единстве: «философия, не опертая на частных науках, на эмпирии, – призрак, метафизика, идеализм», а «эмпирия, довлеющая себе вне философии, – сборник, лексикон, инвентари»669. Дальнейший путь развития философии и естествознания русский мыслитель видел в их соединении с диалектическим методом.

Материалистов же (Герцен имеет в виду механистический материализм ХVII–XVIII вв.) он критикует за непонимание самодвижения материи, идеи развития, а в гносеологии – за непонимание активности мышления, его объективной природы, социально-исторической сущности. В гносеологии «материалисты никак не могли понять объективность разума, и оттого, само собою разумеется, они ложно определяли не только историческое развитие мышления, но и вообще отношение разума к предмету, а с тем вместе и отношение человека к природе. У них бытие и мышление или распадаются, или действуют друг на друга внешним образом»670. Неудивительно поэтому, что «материализм со стороны сознания, методы стоит несравненно ниже идеализма»671.

Реалист Герцен не только материалист, доказывающий первичность объективного мира, но и диалектик, пытающийся с материалистических позиций обосновать тождество бытия и сознания.

Для Герцена-диалектика материя не только первична, она – процесс, несомненным для него является признание развития, «брожения» природы, приводящее в конечном итоге к возникновению сознания. Он пишет: «Движение невозможно, если вещественность – только немое, недеятельное, страдательное наполнение пространства; но это совершенно ложно: вещество носит само в себе отвращение от тупого, бессмысленного, страдательного покоя; оно разъедает себя, так сказать, бродит, и это брожение, развиваясь из формы в форму, само отрицает свое протяжение, стремится освободиться от него, – освобождается, наконец, в сознании, сохраняя бытие»672. Философ неоднократно возвращается к доказательству «естественности мысли», утверждая, что мышление является высшим этапом развития природы.

Как материалист и диалектик, Герцен большое внимание уделял теории познания, пытаясь преодолеть односторонность, крайности эмпиризма и рационализма. Проанализировав достоинства и недостатки двух ступеней познания, русский мыслитель утверждает их неразрывную связь. В «Письмах об изучения природы» он пишет: «Опыт и умозрение – две необходимые, истинные, действительные степени одного и того же знания: спекуляция – больше ничего, как высшая развитая эмпирия, взятые в противоположности, исключительно и отвлеченно, они так же не приведут к делу, как анализ без синтеза или синтез без анализа.

Правильно развиваясь, эмпирия непременно должна перейти в спекуляцию, и только то умозрение не будет пустым идеализмом, которое основано на опыте. Опыт есть хронологически первое в деле знания, но он имеет свои пределы, далее которых он или сбивается с дороги, или переходит в умозрение»673.

Критикуя метафизическую односторонность эмпиризма и рационализма, Герцен, однако, неправомерно отождествлял первый с материализмом, а второй – с идеализмом. Это, в свою очередь, привело его к неверным историко-философским выводам. Например, для Герцена Юм – материалист (!) «бэконовского направления».

В гносеологии русский мыслитель диалектически подходит не только к анализу взаимосвязи чувственного и логического, но и логического и исторического («логическое развитие природы идет теми же фазами, как развитие природы и истории»), абсолютной и относительной истины.

Однако не во всех областях философского знания Герцен остается верен диалектике. Так, в определении критерия истины он явно склоняется к рационализму, утверждая, что критерием истины является лишь разум: «Что разумно, то признано человеком; другого критериума человек не ищет; оправдание разумом – последняя безапелляционная инстанция»674.

Вся сознательная творческая деятельность Герцена характеризуется попыткой найти теоретическое обоснование социалистическому переустройству общества. Его социологические взгляды тесным образом связаны с непрекращающимися поисками революционной теории. Анализ поражения революционных выступлений во Франции и Польше показал бесплодность европейского либерализма и конституционализма. Необходимы были новые теории социального преобразования общества. «Время, следовавшее за усмирением польского восстания, быстро воспитывало, – писал А. И. Герцен. – Мы начали с внутренним ужасом разглядывать, что и в Европе, и особенно во Франции, откуда ждали пароль и политический лозунг, дела идут неладно; теории наши становились нам подозрительны. Детский либерализм 1826 года… терял для нас после Польши свою чарующую силу… Средь этого брожения, средь догадок, усилий понять сомнения, пугавшие нас, попались в наши руки сен-симонистские брошюры, их проповеди, их процесс. Они поразили нас… Они возвестили новую эру»675.

В работах французских социалистов-утопистов Герцена привлекли прежде всего идеи социального равенства и социального преобразования на основе совершенствования человеческого рода, идеи исторической закономерности в развитии общества, понимание социализма как нового христианства. И если первая идея вошла в арсенал его социологии, то от религии, от мистических увлечений периода вятской ссылки Герцен постепенно, не без влияния Л. Фейербаха, освободился.

Плодотворной для русского мыслителя оказалась и сенсимонистская идея «реабилитации плоти», т. е. материальных потребностей. Она давала ему возможность начать философские и социально-политические поиски новой теории, обратив внимание на народ как движущую силу социальных изменений, на необходимость революционных действий. Особое значение русский мыслитель придавал науке, философии, понимая их как орудие социальных преобразований и постепенно утверждаясь в мысли о необходимости соединения социализма с философской теорией. Он пишет: «Социализм нам представляется самым естественным философским силлогизмом, приложением логики к государству»676.

Критическое усвоение гегелевской философии позволило ему углубить мысль о закономерном поступательном характере исторического развития. Герцена не удовлетворял панлогизм Гегеля, его понимание истории как «прикладной логики». По мнению русского философа, необходимо «одействотворение» знания практикой и направление последней на дальнейшее преобразование жизни. Субъектом «деяния» при этом выступает человек, который не может отказаться от участия в человеческих деяниях, совершающихся около него, поскольку в этом его «всемирное признание».