Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева - Владислав Зубок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Восстановление «порядка» в 1956 г., травля Пастернака — все это отрезвляюще подействовало на идеалистов — тех, кто ожидал быстрых перемен. И все же процесс освобождения от идеологических мифов и удушливого страха в душах и умах людей не остановился. Контроль идеологических и культурных институтов государства над подрастающим поколением и творческими элитами страны продолжал давать сбои и постепенно ослабевал.
Размывание образа врага
После смерти Сталина Советский Союз стал постепенно приоткрываться для внешнего мира. В 1955 г. советские власти возобновили массовый иностранный туризм — впервые с конца 1930-х гг., когда въезд иностранцев в СССР по туристической линии фактически прекратился. Более того, был снят негласный запрет на зарубежные «неделовые» поездки для советских граждан. Конечно, между США и СССР массового туризма не возникло. К примеру, в 1957 г. Советский Союз посетили лишь 2700 американцев, и всего 789 советских граждан побывали в Соединенных Штатах. Зато свыше 700 тыс. граждан СССР в этом же году совершили поездки за границу в другие зарубежные страны, в том числе в Восточную и Западную Европу{655}.
Поскольку советское общество было закрытым, а информация, поступавшая из-за рубежа, полностью контролировалась государством, то все, что было хоть как-то связано с внешним миром, вызывало у советских людей огромное любопытство. В особенности это касалось Америки и американцев. Немногочисленные американцы, приезжавшие в СССР по туристическим путевкам или по культурному обмену, привлекали к себе исключительное внимание. Летом 1957 г. один из выпускников Йельского университета (в будущем — аналитик ЦРУ, а затем историк) Рэймонд Гартхофф путешествовал по Советскому Союзу. Его скромная персона вызывала чуть ли не экзальтацию среди советских граждан, прежде всего студентов. Гартхофф вспоминал, как однажды у здания сельскохозяйственного техникума в пригороде Ленинграда он и его спутник-американец были окружены толпой студентов. Собралось человек сто пятьдесят, желавших пообщаться с редкими гостями из-за океана. Вопросам молодежи не было конца; они всей толпой проводили американцев до железнодорожной станции{656}.
Многие граждане СССР, любители чтения, знакомились с жизнью других стран через художественную литературу, переводившуюся с иностранных языков. Журнал «Иностранная литература» зачитывался буквально до дыр. После смерти Сталина начался настоящий переводческий бум, но и он не мог удовлетворить громадный спрос на иностранную литературу. На русский язык были переведены или переизданы впервые после довоенного времени произведения американских писателей, среди них Эрнест Хемингуэй, Джон Стейнбек и Дж. Д. Сэлинджер. Их книги, печатавшиеся огромными тиражами, расходились по библиотекам на территории всего Советского Союза и стали доступны широкому читателю.
Еще одним «окном», знакомящим любознательную советскую публику с внешним миром, стал Голливуд. После окончания Второй мировой войны в советских кинотеатрах был разрешен ограниченный показ трофейных фильмов американского и немецкого производства. Это были черно-белые, в основном музыкальные ленты, беззаботные комедии и сентиментальные мелодрамы. Зрители в СССР, от мала и до велика, с огромным удовольствием смотрели эти фильмы по многу раз. Любая американская лента была сенсацией. Мелодии из американских кинофильмов, особенно джаз в исполнении оркестра Тленна Миллера, соперничали по популярности с советскими песнями и русской классической музыкой. Сериал о Тарзане с Джонни Вайсмюллером в главной роли, а также «Сестра его дворецкого» с участием Дины Дурбин стали частью повседневной жизни послевоенного поколения наряду с сувенирными банками из-под американской тушенки, продуктовыми карточками и безотцовщиной{657}.
В период «оттепели» приток западных кинолент на советский экран увеличился, а доходы от них стали постоянной и солидной частью доходов советского кинопроката. Особенно кассовыми были американские блокбастеры — деньги оказались достаточно весомым аргументом, который позволял преодолевать даже сопротивление партийных идеологов, озабоченных невероятной популярностью голливудской кинопродукции у советских зрителей любого возраста, пола и культурного уровня. Многие фильмы признанных американских режиссеров тех лет не дошли до широкого зрителя в СССР: советские цензоры браковали фильмы с непривычными темами и религиозным контекстом. К примеру, психологические драмы Элиа Казана и исторические ленты Сесила Б. ДеМилля не проникли за железный занавес. Однако приключенческую киноленту «Великолепная семерка» с Юлом Бриннером и музыкальную комедию «В джазе только девушки» с Мерилин Монро и Джеком Леммоном в главных ролях с восторгом смотрели миллионы кинозрителей. Переоценить влияние этих фильмов на советских людей в послевоенные годы невозможно. По словам лауреата Нобелевской премии по литературе поэта Иосифа Бродского, жившего в то время в Ленинграде, эти фильмы «захватывали и завораживали нас сильнее, чем все последующие плоды неореализма или "новой волны". И я утверждаю, что одни только четыре серии "Тарзана" способствовали десталинизации больше, чем все речи Хрущева на XX съезде и впоследствии»{658}. Писатель Василий Аксенов ходил на некоторые из этих фильмов по пятнадцать раз. Он вспоминал: «Было время, когда мы со сверстниками объяснялись в основном цитатами из таких фильмов. Так или иначе, для нас это было окно во внешний мир из сталинской вонючей берлоги»{659}.
Образы и звуки «из-за бугра» размывали образ вражеской Америки, который с таким трудом выстраивала советская пропагандистская машина руками тех же интеллектуалов, писателей и кинорежиссеров. Быстрее всего это размывание происходило среди образованной и, главное, привилегированной части советской молодежи. Под влиянием происходящих в стране процессов по разоблачению сталинского режима и «размораживанию» культуры все больше молодых людей хотели дистанцироваться от убогого советского окружения. Эти юноши и девушки, как правило, из семей советских функционеров, уже не верили официальной пропаганде, а то и вовсе не обращали на нее внимания. Стремясь выделиться из общей массы советских людей, они старались одеваться и вести себя «по-западному» — как они себе это представляли. В газетах и журналах стали появляться статьи с карикатурами на нелепо разряженных «стиляг»: их клеймили «тунеядцами» и «паразитами». Американец Гартхофф встречал некоторых из них во время своей поездки по Союзу. По его словам, молодых людей, с которыми он встречался и разговаривал в 1957 г., можно было разделить на несколько категорий. Одни были «наивняками»: особенно таких было много среди недавних школьников, еще не осознавших, как мало общего между идеалами, усвоенными за партой, и реальностью. Эти молодые люди продолжали верить всему, что твердила о США советская пропаганда. Юношей и девушек постарше можно было разделить на «верующих», молодых циников и на так называемую золотую молодежь. Последняя бравировала своей привилегированностью и спасалась от серости советских будней тем, что пыталась подражать всему «западному» и «американскому»{660}. Для «золотой молодежи» выдуманная Америка стала идеализированным мифом, антиподом советскому миру. Многие молодые художники, поэты, писатели и музыканты в Москве, Ленинграде и других российских городах пошли по тому же пути. Иосиф Бродский как-то заметил, что и он, и ему подобные в 1950-е гг. были «больше американцами, чем сами американцы»{661}.
Сильнейшее воздействие на значительную часть советской молодежи оказывали американские музыкальные радиопередачи. Американский джаз и свинг уже не раз запрещались в СССР: накануне Второй мировой войны, а затем после начала холодной войны. Многие молодые люди приобретали или даже собирали сами коротковолновые приемники, чтобы ловить западные радиостанции, в том числе «Голос Америки», только ради того, чтобы послушать запрещенный джаз. Незадолго до своей смерти Сталин распорядился, чтобы к 1954 г. производство коротковолновых радиоприемников было полностью прекращено. Однако после его смерти советская промышленность, реагируя на колоссальный спрос, развернула массовое производство этих приемников вначале на лампах, а потом портативных, на транзисторах. Вскоре ежегодное производство радиотранзисторов достигло 4 млн. В результате количество коротковолновых радиоприемников у населения выросло с 500 тыс. в 1949 г. до 20 млн. в 1958-м.{662} Особой популярностью у слушателей радиостанции «Голос Америки» пользовалась передача «Время джаза». Эту программу вел Виллис Коновер, обладатель изумительного по красоте низкого баритона. Ему тайно поклонялись многие юные москвичи, ленинградцы и молодежь других советских городов. Советские поклонники джаза переписывали и передавали друг другу хиты из репертуара оркестров Бенни Гудмена и Гленна Миллера. Плохое знание английского не смущало молодежь, слушавшую джаз в исполнении Эллы Фитцджеральд, Луи Армстронга, Дюка Эллингтона, импровизации Чарли Паркера. Позже появился Элвис Пресли. В общей сложности к началу 1960-х гг. у радиостанции «Голос Америки» было, по-видимому, несколько миллионов слушателей в СССР. Коллекционеры джазовых записей стали неформальной молодежной элитой, так как пластинки с записями звезд в магазинах не продавались, а потому заграничный виниловый диск казался чем-то вроде настоящего чуда. В самом конце 1950-х, когда в массовой продаже появились магнитофоны, ситуация резко изменилась: западная музыка стала доступна поистине всем желающим{663}.