Арабская жена - Таня Валько

Мы едим молча, слышен только звон столовых приборов о тарелки. Лучше ничего не говорить, чем глупой болтовней вызвать ненужный скандал.

— Джойси, подавай десерт! — кричу я наконец в сторону кухни. — Мы будем есть его на крыльце, а то в гостиной стало уже душно.

Ничего не понимаю. Зачем же Мириам приехала, если так этого не хотела? А я-то мечтала, что мы опять станем подругами… На душе скверно, я разочарована. Не будь я так сердита, наверняка бы расплакалась.

— Можешь мне сказать, что с ней творится? — спрашиваю я Ахмеда уже перед сном, укладываясь в постель.

— Она помешалась. Абсолютно, — расслабленно отвечает он.

— Зачем ты ее сюда притащил? Видно же, что она не хотела этого.

— Ты сама говорила, что маме нужно отдохнуть. Она тоже уже не выдерживает, но, конечно, никогда не признается. Представь себе, она все это терпеливо сносит вот уже несколько месяцев.

— Кошмар. И лучше Мириам не становится?

— Мы же недавно имели возможность убедиться… Кажется, у нее претензии ко всем, только не к самой себе.

— Но она должна была принимать лекарства, и не только успокаивающие, а и повышающие настроение! Именно так вы тогда решили, если я не ошибаюсь. А она тем не менее не похожа ни на заторможенную, ни на фонтанирующую отличным настроением, — замечаю с иронией.

— Не все так просто. Даже в больницах пациенты порой обманывают врача или медсестру, пряча таблетки у себя во рту и не глотая. Иногда лекарства прячут даже в матрасе.

— А как же поступим мы? — Я начинаю тревожиться. — Не могу же я ей сказать, чтобы она отдала мне все таблетки, а я буду их выдавать. Она меня убьет!

— Я уже просил было ее об этом, вежливо и без крика, но ответ был весьма неприятный. — Ахмед прижимается ко мне и осторожно кладет голову на мой живот. — Только к матери у нее еще осталось хоть какое-то уважение. Малику она искренне ненавидит, а ко мне относится как к самому главному врагу. В ее глазах и ты разделяешь со мной вину, поскольку ты моя жена.

— Слушай, но это ужасно серьезные вещи, — говорю я, отстраняя его от себя и садясь на кровати. — Мы живем в безлюдном месте, вокруг ни души. Если она возьмет и проглотит разом все эти свои оглупляюще-веселящие таблеточки, нам конец. Я с ней не справлюсь, я не умею оказывать первую помощь, да и сил у меня на это сейчас не хватит. И прежде чем я успею тебе позвонить и ты приедешь домой, все может быть кончено.

— Не будь такой пессимисткой. — Он озабоченно потирает лоб. — Та ее попытка самоубийства — всего лишь желание нас напугать. Пустое. Кто хочет убить себя, тот делает это, а не режет себе кожу на запястьях, пуская две капли крови. Малика говорит, что даже швы накладывать не пришлось.

— Подумать только! Чтобы так пугать родственников!

— Тебе сейчас нельзя переживать, котик. — Ахмед тащит меня под одеяло.

— Ты прав. Но я даже не переживаю. Я злюсь.

— Злость вредит красоте, а если еще и малыш эту твою злость унаследует, то нам не позавидуешь.

Мы прижимаемся друг к другу, и то и дело кто-то из нас вздыхает. Ну что за качели: то мне с ним чудесно, то я снова разочарована и морально убита… Нет, все же мой муж добрый человек, он так заботится обо всей семье.

— Девчонки, желаю хорошо провести время! — кричит Ахмед, уходя на работу, и будит весь дом. — Только не поубивайте друг друга до моего возвращения, пожалуйста!

Я улыбаюсь его ироничному замечанию. Светит солнце, пробиваясь даже сквозь тяжелые шторы спальни. Из кухни доносится хрипловатое пение Джойси и смех Марыси. Я ощущаю, как меня переполняет энергия, и забываю о вчерашних печалях. Решаю, что дольше вылеживаться не буду, — в конце концов, у меня гостья. Сейчас возьму с собой девчонок и прогуляемся по ферме. Там все движется в бешеном темпе: то и дело подъезжают пикапы, переполненные людьми и набитые саженцами, — для земледельцев настал горячий сезон. Из хилой городской фифочки я превращаюсь в землевладелицу, и это мне очень по душе.

— Как дела? — Я вхожу в кухню, целую веселую доченьку и ищу глазами Мириам. — Наша гостья еще не встала? — спрашиваю я Джойси, которая только пожимает плечами. — Пойдем, Марыся, разбудим тетю.

Мы подходим к закрытой двери.

— Мириам, вставай, а то весь день проспишь! — говорю приветливо.

— Я сюда отдохнуть приехала, а меня будят на рассвете, — капризничает она вместо пожелания доброго утра, но дверь открывает. — Что это за отдых!

— Погода сегодня отличная, предлагаю прогуляться по ферме, — невозмутимо продолжаю я, поскольку ничего иного мне не остается.

— Не знаю, чему тут радоваться. При нашем географическом положении солнце светит в любое время года, — снова ворчит она, однако направляется вслед за мной в кухню.

— Завтракать будем в доме или на террасе? — интересуюсь я, действительно желая угодить ей. В конце концов, неделя — не целая вечность. Как-нибудь справлюсь.

— Мне все равно, как хочешь.

Я делаю глубокий вдох, зажмуриваю глаза и пытаюсь сохранить спокойствие.

— Значит, быстренько завтракаем в кухне и отправляемся гулять. — Надеюсь, на открытом пространстве будет полегче. Любую проблему лучше всего «выгулять».

Мы с Марысей надеваем ботинки по самые щиколотки, потому что я по-прежнему немного боюсь змей и скорпионов, хотя в это время года они вроде бы еще спят. Золовка, как назло выходит в шлепанцах. Сказать ей, что у нас в доме нет сыворотки? Что ж, она взрослая и знает, что делает. Марыся берет свою любимую прогулочную тросточку, и мы отправляемся.

— Ничего себе движение у вас тут, работа кипит. — В голосе Мириам слышится недовольство, но идти на поводу у этих эмоций я не буду. Может, я и преувеличиваю.

— Самая тяжелая и в то же время самая лучшая пора для земледельцев. До конца месяца нужно подготовить почву и все посадить.

— И ты позволяешь работникам слоняться по твоему двору?! Это уже слишком. — Она осуждающе смотрит на ободранных и худых наемников, которые прилегли отдохнуть в тени оливкового дерева напротив террасы.

— Ты права, нужно будет как-то это утрясти. Ахмед давно хотел оградить дом, окружив его маленьким двориком.

— Так почему он до сих пор этого не сделал? Вы ведь живете здесь уже больше полугода! — возмущается Мириам. Опять она всех и вся критикует. — Видимо, он слишком много занимается чужими делами и на свои у него не остается времени.

Я не поддаюсь на провокацию, лишь ускоряю шаг. Не обращаю внимания на ее слова, притворяюсь, будто не слышу их, но выдержу ли я так до вечера? Может, после обеда сказать ей, что я устала, и закрыться у себя в спальне? Это была бы хоть какая-то возможность отдохнуть от нее…

— Ты принимаешь лекарства? — Не знаю, зачем я спрашиваю ее об этом; впрочем, я ведь теперь за нее ответственна, а значит, должна знать.

Наступает неловкая пауза, только Марыся знай себе бегает туда-сюда, весело напевая что-то.

— Вам бы этого хотелось, да? Чтобы эти таблетки напрочь выели мне мозг, превратили меня в растение! — почти кричит Мириам. — Нет уж, не пойду я на это, даже если мой милый братец Ахмед и еще более любимая сестрица Малика взбесятся.

— Ну, я не буду занудствовать, что, мол, они делают это все для твоего же добра. Мне кажется, ты и сама должна осознавать это. — Я останавливаюсь и пристально смотрю ей в глаза.

— Да-да, конечно же, — отвечает Мириам, иронично усмехнувшись.

Прихожу к выводу, что Ахмед был прав: она совершенно свихнулась.

Не говоря больше ни слова, мы идем вперед и незаметно набираем такую скорость, что у меня начинаются судороги в икрах и внизу живота. Ну уж нет, я не замедлю движения, даже если придется разродиться прямо здесь! И я, стиснув зубы, шагаю с ней вровень.

— Мамочка, пошли домой, — жалобно подает голос Марыся.

Слава богу! Милая моя доченька! Я-то уже едва дышу.

— Ладно, — отзываюсь, — значит, возвращаемся.

— Я хочу пить и есть, — начинает капризничать она. — И мне скучно…

— Еще минутка — и мы снова будем дома, — утешаю я дочку. — А ты тоже немного устала? — утирая со лба пот, спрашиваю Мириам.

— Ты шутишь? Ни капельки, — отвечает она, презрительно окидывая меня взглядом. — Я еще пройдусь, а вы возвращайтесь. Не беспокойтесь обо мне.

— Но… — Мне не хочется отпускать ее одну. — Там, дальше, уже совсем безлюдно. Может, даже опасно. Дикие собаки и…

— Да, и тигры. Оставь меня, я же здешняя, меня пустырь не страшит. — Она отворачивается от нас и продолжает идти в никуда.

— Мириам, пожалуйста, пойдем домой! — кричу я ей вслед, но она лишь ускоряет шаг. — Не стоит одинокой женщине гулять в таком безлюдном месте. Тем более здесь, у вас… Не подставляй меня! — умоляю я ее и рысцой пускаюсь вслед.

Марыся садится на придорожный камень и развлекается выковыриванием дыр в глине. А я почти бегу — так быстро, как только позволяет мне мое положение. Едва-едва хватает дыхания.