Непричесанные мысли - Станислав Ежи Лец

Даже верить не хочется, что подробности обычно не всем известны.

Имей в виду: на этой земле все падает вниз.

Давайте не будем строить приюты для нищеты мысли.

Есть глубоко верующие люди, они ждут только подходящей религии.

Среди карликов время от времени бушуют эпидемии слоновой болезни.

Две гильотины стояли рядом. Палачи соревновались – у кого дольше продержится голова на плечах?

Плоскость взаимопонимания представляет собой идеальное поле битвы.

Достигнет ли когда-нибудь человек такого уровня нравственности, чтобы создать для кочевников передвижные тюрьмы?

Со временем правосудие перешло от обмена – око за око, зуб за зуб – на уровень купли-продажи.

Для непреходящих ценностей, к сожалению, не установлен срок реализации.

Люди часто путают правосудие с предписаниями вышестоящих.

«Мысли свободны от таможенной пошлины?» —

Да, до тех пор, пока не переходят границ.

Кто слышит, как растет трава? Косари.

Человек – персона нон грата.

Нравственность падает на все более удобные ложа.

И чужое невежество затрудняет работу писателя.

Не тратьте зря энергию, полученную от падения.

Я многому научился в своих снах – в них люди говорят без обиняков.

Действительность можно изменить, фикцию придется придумывать заново.

Как распознать свободу тем, кто ее никогда не видел?

Ведь это может быть новая маска тирана.

Я видел клетки с крыльями. Там сидели орлы.

Последовательно идти к цели в течение всей жизни можно лишь тогда, когда цель все время отодвигается.

Постоянно приходится заново учиться писать и читать.

Или читать и писать?

Существует идеальный мир лжи, где всё по-настоящему.

Из улыбки родится смех, а из него уже рождается насмешка.

Несовершенные поступки часто вызывают катастрофическое отсутствие последствий.

А сколько было потопов и без Ноя!

Выходя из родной каморки, искусство порой попадает в камеру.

Какой прок от широты взглядов, если демонстрировать ее можно только в узком кругу.

Триумф человековедения – документы тайной полиции.

На пути наименьшего сопротивления подводят даже надежные тормоза.

Давайте проявим деликатность – не будем спрашивать о человеке, жив ли он.

«Упал – отжался!» – лишь тренировка рекрута, жизнь – это «умри – воскресни!».

Не каждая серость имеет свойства серого вещества мозга.

Элитарность следует сделать всеобщей!

Самые благородные слова вылетают из его уст. Стоит ли им удивляться?

И полицейская дубинка может указывать направление.

У актера должно быть что сказать, даже если он играет роль без слов.

Великий актер создает собственное лицо с помощью грима, парика или накладного носа.

Я видел больших актеров, которые играли самих себя. Тогда я заметил, какими они были бы маленькими, если бы не были такими великими.

Валаамова ослица заговорила человеческим голосом. Неужели кое-кто из актеров не способен последовать ее примеру?

Шекспир, возможно, и не был Шекспиром, но то, что Х не Шекспир, – это точно.

Мир его пьес так тесен, что поместится на любой сцене.

Самая кровавая трагедия – это когда кровь ударяет в голову зрителя.

Старайтесь разминуться с целью на безопасном расстоянии.

Будешь гнуть хребет – сгорбится душа.

Эксплуатация человека человеком? Это как раз по-человечески.

Некоторые страдают гиперфункцией политических желез.

И механизм диктатуры не перпетуум мобиле.

Если бы зверь убил преднамеренно, это было бы по-человечески.

По крайней мере из одной системы мы еще очень долго не выберемся – из Солнечной.

Гамлет давно уже должен стать Крезом – на протяжении веков кто только не подбрасывал в его монолог свою лепту!

Каждый зритель в театре воспринимает представление через свою собственную акустику.

Настоящий актер, покинув сцену, до конца жизни играет только человека.

Хлеба и зрелищ! И хлеб должен быть все белее, а зрелища все кровавее.

Искусство – огромная сила.

Его героем может быть даже трус.

Сыграв свою роль, актеры сходят со сцены. В театре.

Порой фарс действительности может передать на сцене лишь трагедия.

Писатели! Писать надо не чернилами, а кровью! Но только не чужой.

Как часто мы играем комедию без надежды на аплодисменты.

Ничего удивительного, что трагедия родилась в греческом театре – а чего еще ждать при таком болтливом хоре?

Лишь вечная неудовлетворенность поэтов может удовлетворить литературу.

Плагиаторы могут спать спокойно. Муза – женщина, она вряд ли расскажет, кто у нее был первым.

Многие люди переживают свои трагедии.

Но не каждому их пишет какой-нибудь Софокл.

Решающую роль в этой пьесе играет политика. И проваливает ее.

Сколько прекрасных трагедий один-единственный хлопок в зале тут же превратил бы в комедию!

Берегитесь тем, от которых нельзя уйти!

Извечный гамлетовский вопрос в каждой стране звучит по-своему.

Некоторые писатели напоминают мне берлинских дамочек, которые пристают по ночам на улицах, мяукая как кошка: «Я так люблю царапаться…»

Тот, кто родится классиком, не умирает. О нем забывают.

Крупнейшие шедевры гениальных авторов способны уместиться в сердце одного человека. Пьескам халтурщиков не хватает места и на огромных сценах.

У того, кто первым уловил смысл анекдота, еще есть время притвориться, что он его не понял.

Скуку не следует разгонять силами полиции!

Странно, что «философии отчаяния» больше всех боятся оптимисты.

Этот писатель оригинально и совершенно по-новому сказал: «Хочу пописать!»

Сатирики, забудьте про слова, за них все скажут цифры!

В некоторых театрах царит просто невероятный натурализм – даже портянками со сцены несет! Только вот персонажи неправдоподобные.

Опера еще не исчерпала своих возможностей – ведь нет на свете такой глупости, которую нельзя было бы спеть.

Сатиру не привлекает то, что смешно само по себе.

В зеркале речи часто отражаются обнаженные человеческие гениталии.

«Я не был экзистенциалистом!» – заявил покойник.

Неписаный театральный принцип: актер-заика не должен играть заику.

Многие «железные репертуары» давно пора сдать на металлолом!

Два черных злодея – но какие разные краски!

Тот, кто пережил трагедию, не был ее героем.

Порой кажется, что за поступками людей и богов стоит неизвестная третья сила.