Антоний и Клеопатра - Колин Маккалоу

Как триумвир, ответственный за Рим и Италию, он занимал курульное кресло на возвышении магистратов в конце новой курии, которую построил его божественный отец. Она строилась так долго, что не была закончена до года поражения Секста Помпея. Поскольку Октавиан обладал imperium maius, по положению он был выше консулов, чьи курульные кресла были расположены по обе стороны от его кресла и далеко позади него.

Он поднялся, чтобы произнести речь. В руках у него не было заметок, он стоял очень прямо, и его волосы светились золотым нимбом в сумеречном здании. Свет лился через верхний ряд окон и поглощался мраком пространства, которое вмещало тысячу человек на двух скамьях в три яруса, по одной скамье с каждой стороны возвышения. Сенаторы сидели на складных стульях: старшие магистраты — на нижнем ярусе, младшие — на среднем, а pedarii (заднескамеечники), не имевшие права голоса, — на верхнем ярусе. Поскольку партийной системы не существовало, было неважно, где сидит человек, справа или слева от возвышения. Но члены фракций старались сидеть вместе. Некоторые делали записи для личных архивов, а шесть клерков записывали для сената, потом делали копии, ставили печати консулов и помещали в архив, находившийся рядом с конторами сената.

— Уважаемые сенаторы, консуляры, преторы, экс-преторы, эдилы, экс-эдилы, плебейские трибуны, почтенные отцы, я здесь, чтобы отчитаться перед вами о том, что сделано. Мне жаль, что я немного запоздал с этим, но мне было необходимо поехать в провинцию Африка, чтобы представить ее губернатора Тита Статилия Тавра и самому посмотреть, что там натворил экс-триумвир Лепид. Он набрал огромное количество легионов, которые затем использовал в попытке захватить власть в Риме. Как вы знаете, с ситуацией я справился. Но никогда впредь ни одному промагистрату любого ранга или полномочий не позволено будет набирать, вооружать и тренировать легионы в своей провинции или вводить легионы в свои провинции без разрешения сената и народа Рима. Далее. Мои самые первые легионы, ветераны Мутины и Филипп, будут распущены. Легионерам дадут земли в Африке и на Сицилии. На Сицилии еще большие беспорядки, чем в Африке. Она нуждается в хорошем руководстве, надлежащем ведении сельского хозяйства и в преуспевающем населении. Эти ветераны будут расселены на ста-двухстах югерах земли. Они должны выращивать пшеницу, через каждые три года заменяя ее на бобовые. Старые латифундии Сицилии будут поделены, кроме того, который отдан императору Марку Агриппе. Он возьмет под свою опеку ветеранов, выращивающих пшеницу. Сами они не будут продавать зерно. Он будет делать это от их имени и справедливо, без обмана платить им. Ветеранам понравился такой порядок, и они ждут не дождутся, когда их отпустят домой. После их ухода у Рима останутся двадцать пять хороших легионов. Этого достаточно, чтобы справиться с любыми войнами, которые Рим вынужден будет вести. Очень скоро они отправятся в Иллирию, которую я намерен подчинить в этом году или в ближайшие годы. Пора защитить людей восточной части Италийской Галлии от набегов иапидов, далматов и других племен Иллирии. Если бы был жив мой божественный отец, это было бы уже сделано. А теперь это моя задача, и я выполню ее вместе с Марком Агриппой. Ибо я не могу покинуть Рим дольше чем на несколько месяцев. Первостепенная задача — эффективное руководство, и сенат и народ Рима оказали мне честь осуществить это эффективное руководство.

Октавиан сошел с курульного возвышения, прошелся вдоль длинной скамьи, на которой сидели десять плебейских трибунов, и встал в центр мозаичного пола. Оттуда он говорил, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, чтобы все могли видеть его лицо, а не только затылок. За ним следовал нимб золотого света, создавая впечатление нереальности его тонкой фигуры.

— Мы не знали покоя с тех пор, как Секст Помпей стал мешать нам запасать зерно, — продолжил он ровным голосом. — Казна была пуста, народ голодал, цены взлетели так высоко, что только люди с достатком могли жить так, как должны жить все римляне, — с достоинством и хотя бы с минимумом комфорта. Увеличилось количество людей, которые не могут позволить себе даже одного раба. Неимущие, которые не получали жалованья солдата, оказались в таком отчаянном положении, что ни один магазин в Риме не отваживался открыться. Не их вина, почтенные отцы! Наша вина, потому что мы слишком долго терпели Секста Помпея. Но у нас не было ни флота, ни денег, чтобы выступить против него, как все вы хорошо знаете. Потребовалось четыре года, чтобы собрать столько кораблей, сколько нам нужно. В прошлом году у нас появился необходимый флот, и Марк Агриппа навсегда выгнал Секста Помпея с моря.

Голос его изменился, стал суровым.

— Я расправился с пехотой Секста Помпея так же сурово, как с его матросами и гребцами. Рабы были возвращены своим хозяевам с просьбой никогда не освобождать их. Если их прежних хозяев нельзя было найти, потому что Секст Помпей убил их, этих рабов сажали на кол. Да! На кол! Через прямую кишку в жизненно важные органы. Вольноотпущенников и иноземцев выпороли и поставили на лоб клеймо. Адмиралов казнили. Экс-триумвир Марк Лепид хотел ввести их в состав своих легионов, но Рим не нуждается в таких мерзавцах и не потерпит их. Они или умерли, или стали рабами. И это правильно. Консулы, преторы, эдилы, квесторы и военные трибуны Рима имеют определенные обязанности и должны исполнять их с усердием и эффективно. Консулы вырабатывают законы и санкционируют предприятия. Преторы заслушивают судебные иски, гражданские и уголовные. Квесторы следят за деньгами Рима, будь это квесторы казначейства, или какого-то губернатора, или порта. Эдилы служат самому Риму, следя за состоянием водного снабжения, стоков, рынков, зданий и храмов. Как триумвир, отвечающий за Рим и Италию, я буду внимательно следить за магистратами и позабочусь о том, чтобы это были хорошие магистраты.

Он озорно улыбнулся, блеснули белые зубы.

— Я признателен за мои позолоченные статуи, поставленные на Форуме, — это говорит о том, что я восстановил порядок на суше и на море. Но больше всего я ценю хорошее руководство. И Рим еще не настолько богат, чтобы позволить себе тратить на статуи деньги из своих доходов. Тратьте разумно, почтенные отцы!

Он сделал несколько шагов, потом повернулся к возвышению и остановился, собираясь произнести заключительную часть своей речи, к облегчению присутствующих оказавшуюся короткой.

— Последнее, но не менее важное, почтенные отцы. До меня дошли слухи о том, что император Марк Антоний одержал большие победы на Востоке, что его лоб венчает лавровый венец и что у него огромные трофеи. Он дошел даже до Фрааспы, что в двухстах милях от Экбатаны, и везде побеждал. Армения и Мидия у его ног, их цари — его вассалы. Поэтому давайте проголосуем за двадцатидневное благодарение в честь его подвигов. Кто согласен, скажите «да»!

Крики «да!» потонули в топоте ног, в аплодисментах. Октавиан сосчитал голоса. Да, все еще около семисот сторонников.

— Я их опередил! — самодовольно сообщил он Ливии Друзилле, вернувшись домой. — Я не дал его сторонникам возможности прокричать с места о подвигах Антония.

— Разве еще никто не знает о поражении Антония? — удивилась она.

— Кажется, не знают. Предложив проголосовать за благодарение, я лишил их возможности поспорить.

— И предотвратил предложение проголосовать за победные игры в его честь и еще за что-нибудь, что станет известно всем, вплоть до неимущих, — сказала она, очень довольная. — Отлично, любовь моя, отлично!

Он притянул ее к себе на ложе и стал целовать ее веки, щеки, ее восхитительный рот.

— Я хотел бы заняться с тобой любовью, — шепнул он ей на ухо.

— В чем же дело? — выдохнула она, беря его за руку.

Обнявшись, они покинули гостиную Ливии Друзиллы и прошли в ее спальню. «Сейчас, пока он этого хочет! Сейчас, сейчас!» — думала она, срывая одежды с себя, с него. Потом она легла на кровать, приняла соблазнительную позу. «Целуй мои груди, целуй мой живот, целуй ниже, покрой всю меня поцелуями, наполни меня своим семенем!»

Через шесть рыночных интервалов Октавиан снова созвал сенат, вооружившись горой свидетельств, которые могли и не понадобиться, но которые он должен был иметь под рукой на всякий случай. На этот раз он начал с объявления, что в казне теперь достаточно денег, чтобы простить одни налоги и уменьшить другие. И объявил, что надлежащее республиканское правление вернется, как только кампания в Иллирии закончится. Триумвиры перестанут быть необходимыми, кандидаты в консулы смогут выдвигать свои кандидатуры без одобрения триумвиров. Сенат будет верховным органом, собрания будут собираться регулярно. Все это было встречено с одобрением и громкими аплодисментами.

— Однако, — и голос его зазвенел, — прежде чем я закончу, я должен обсудить дела на Востоке. То есть дела императора Марка Антония. Во-первых, Рим получал ничтожно малую дань от провинций Марка Антония с тех пор, как он стал триумвиром Востока после Филипп, около шести с половиной лет назад. То, что я, триумвир Рима, Италии и островов, смог снизить одни налоги и отменить другие, — это моя заслуга, без помощи Марка Антония. И прежде чем кто-либо на передних или средних скамьях вскочит, чтобы напомнить мне, что Марк Антоний дал мне сто двадцать кораблей для кампании против Секста Помпея, я должен всем вам сказать, что он потребовал плату от Рима за эти корабли. Да, он выставил счет Риму! Я слышу, как выспрашиваете «сколько?». Сорок восемь тысяч талантов, почтенные отцы! Сумма, составлявшая сорок процентов содержимого подвалов Секста Помпея! Остальные шестьдесят шесть тысяч талантов пошли Риму, не мне. Я повторяю, не мне! Они пошли на уплату огромных общественных долгов и на урегулирование зерновых запасов. Я — слуга Рима, я не хочу быть хозяином Рима! Я могу получить доход, но только если этот доход — освященный веками обычай. Те сто двадцать кораблей стоили по триста шестьдесят шесть талантов за корабль, и Антоний их одолжил, а не дал. Новая квинкверема стоит сто талантов, но мы вынуждены были нанять флот Марка Антония. В казне не было денег, но мы не могли позволить себе отложить нашу кампанию против Секста Помпея еще на год. Поэтому от имени Рима я согласился на это вымогательство, ибо это настоящее вымогательство!