Когда вмешалась жизнь - Джуэл Э. Энн

— Просто устала. Пойду распаковывать вещи.

— Хочешь, я подниму наверх твой чемодан? — спросил Калеб.

Добрый поступок с его стороны. Слишком добрый. Паркер не заслуживала ничьей доброты.

Паркер покачала головой.

— Распаковывать? Означает ли это, что ты остаешься? Ты не ответила на вопрос Пайпер. Где Леви?

Паркер боролась со слезами, но убегать не собиралась. Она не хотела, чтобы мама их видела, не хотела, чтобы мама задавала больше вопросов.

— Он не смог приехать. Объясню позже.

Поднимаясь по лестнице, она затаила дыхание, когда все сдерживаемые эмоции ударили по ней, отчаянно пытаясь вырваться наружу.

Бросив чемодан и сумочку на пол, она рухнула на кровать и уткнулась лицом в подушку, чтобы заглушить горе. Миллион вопросов «что, если» не собирались сдавать своих позиций.

Что, если Леви знал бы всю правду?

Что, если она сказала бы ему, что они с Гасом никогда не занимались сексом?

Что, если она рассказала бы ему о найденных презервативах?

Что, если она рассказала бы ему, что Гас собирался бросить Сабрину, несмотря ни на что?

Что, если бы она могла объяснить, почему не рассказала ему всего?

Что, если бы она рассказала ему все той ночью в сарае?

Она подавила рыдания, оставаясь неподвижной, пока матрас не прогнулся. Пайпер легла рядом с ней, толкнув Паркер своим животиком.

— Это очень сильная боль для того, чтобы терпеть ее в одиночку. Почему бы тебе не поделиться немного со мной, прежде чем она окончательно сломает тебя? — прошептала Пайпер.

Паркер зарыдала сильнее. Она этого не заслуживала. Не от Пайпер. Паркер осудила ее несправедливо. Испортила ее свадьбу. Держала обиду целую вечность. А потом сделала то, чего поклялась никогда не делать, — стала изменщицей.

Лгуньей.

Презренным человеком.

— Леви не приедет, — прошептала Пайпер. Это не был вопрос. Она просто знала.

Паркер покачала головой.

— Его потеря. — Сестра погладила ее по волосам, как Паркер делала это со Стефани после похорон.

— Моя… — голос Паркера прерывался между рыданиями, — …э-это моя п-потеря.

Пайпер поцеловала Паркер в затылок.

— Я люблю тебя.

Паркер повернулась к своему отражению. Пайпер окружало сияние беременности, и оно ей очень шло.

— Я тоже тебя люблю. — Она всхлипнула. — Но теперь я ненавижу себя.

Наружу вырвалось еще больше рыданий.

— Ох, Паркер… — Пайпер стерла слезы со щек Паркер большим пальцем, и Паркер зажмурилась.

— Я у-ужасный ч-человек.

— Нет, — прошептала Пайпер. — Если хочешь, чтобы это утверждение было верным, тебе нужно убрать прилагательное.

* * *

Паркер плакала, пока не заснула. Проснулась она уже посреди ночи.

Не одна.

Окруженная теплом.

И в ловушке. Пайпер спала с одной стороны, а мама — с другой.

В тот момент она знала, что даже если никогда больше не увидит Леви, с ней все будет в порядке. У нее была семья. Которая любила ее без осуждения. Кому она могла доверить свои самые сокровенные тайны.

— У меня был роман с Гасом Уэстманом.

Оба тела рядом с ней зашевелились. Она знала, что они проснулись, но никто не сказал ни слова.

— Мы никогда не занимались сексом. И у его жены тоже был роман, но это ничего не меняет. Я полюбила женатого мужчину, а он полюбил меня. Это было неправильно. Я ничего не сказала Леви, и это тоже было неправильно. Никто мне не поверит, но я сделала это, чтобы не запятнать его воспоминания о них. Хранить все в секрете было труднее, чем рассказать ему. Это причиняло боль, сбивало с толку, смущало и было уничижительно. Очень уничижительно. Но я надеюсь, что это не то же, что как я всегда считала измену… — она вытерла скатившуюся по лицу слезу, — …непростительной.

Пайпер взяла Паркер за одну руку, а Джейни — за другую. Паркер сжала их руки в знак молчаливой благодарности, нерушимой связи. Любви, которая будет длиться вечно.

* * *

На следующее утро три женщины завтракали в фермерском доме без Калеба и Барта. Было пролито больше слез, принесены извинения и даровано прощение. Паркер должна была исправить то, что могла, и отказаться от того, что уже не подлежало исправлению. Отпустить было тяжелым уроком.

— Итак, что ты теперь предпримешь в плане работы? — спросила Джейни, наполняя кружки кофе и стаканы соком.

— Не знаю. Поищу что-нибудь. Я знаю, ты хочешь, чтобы я осталась здесь, но…

Джейни накрыла ладонью руку Паркер.

— Но ты взрослый человек с мечтами, и тебе нужна свобода.

Паркер вскинула брови и взглянула на Пайпер, которая с усмешкой пожала плечами держа стакан с соком.

— Инопланетяне похитили нашу маму?

— Нет. — Их мама откинулась на спинку стула. На ее лице отразилось нечто напоминающее смесь любви и беспокойства. — Я хочу быть вашим спасательным кругом, а не якорем.

— Не знаю, Пайпер… она выкладывается на все сто, устанавливая мамину планку довольно высоко. — Паркер ухмыльнулась.

— Ммм… — кивнула Пайпер, потирая живот. — Давно пора.

Джейни притворно нахмурилась.

Задняя дверь открылась.

— Тук-тук. Риэлтор только что отдал ключи. — Калеб показал всем связку. — Раз его не закроют до часу, можем начать переносить кое-что из вещей уже сейчас.

— Носите, сколько хотите, ребята. Я подожду здесь, под кондиционером, с поднятыми опухшими лодыжками. — Пайпер послала Калебу воздушный поцелуй.

— Я могла бы отвлечься и потратить немного энергии. Давайте уберем эти коробки из моей кухни.

Паркер встала и отнесла тарелку и кружку в посудомоечную машину. На мгновение она остановилась, глядя на стойку, где они с Гасом были в ночь вечеринки. Горе было подлым мелким ублюдком, всегда прятавшимся за углом. Возвращение в Айову, возвращение в этот дом, а также переезд Пайпер и Калеба в дом Гаса и Сабрины означало, что в ее жизни будет много таких углов. Ей нужно найти способ пережить их, принять, и, возможно, когда-нибудь эти углы исчезнут.

Глава 42

— Уходи! — Леви отогнал Рэгса от себя и зарылся лицом в подушку.

Рэгс залаял.

Леви отключился после неизвестного количества пива в неизвестное время. На нем был только один ботинок, за который зацепились шорты, а футболка обвивала его шею, как шарф. Во рту было такое ощущение, будто он по ошибке съел корм Рэгса. Потерев глаза, ему показалось, будто по ним прошлись наждачной бумагой. Он плакал? Леви не мог вспомнить.

Злость. Это единственная эмоция, которую он помнил с некоторой долей ясности.

Злость на Паркер, Гаса, Сабрину, себя, жизнь и снова на Паркер.

— Пошла ты, Паркер, — пробормотал он, переваливаясь с живота на спину и щурясь от утреннего света, пытавшегося пронзить сетчатку. — Я не хотел тебя любить.

Леви потер виски,