Нифриловая башня - Дмитрий Яковлевич Парсиев

– А ты се думал? Ты се думал? – Короток не замечал, как по его щекам бегут горячие злые слезы, – Сто я тебя бросу сто ли?

Вершок не нашелся, что ответить на странное обвинение и просто обнял Мышонка. Следом приблизился Акима, свой арбалет он небрежно нес на плече:

– А правда, Короток, – как всегда пережитой страх он прятал за показной бравадой, – Ты ведь, считай, и меня спас. Этот ухарь скорее всего нас обоих по очереди зарезал бы. Ты как оказался здесь?

– А се я? Я все сделал, как Вася сказал, – Мышонок насупился.

– Да ладно. Ты чего? Я ж тебя не обвиняю, вот, дурашка, – Аким тоже его обнял, – Пошли вниз, вон ребята нас уже ждут.

Они спустились и подошли к остальным, и там уже все стали обниматься, кричали, смеялись, радуясь, что все выжили. А больше всех внимания досталось Мышонку, хотя он и нанес в бою единственный удар, никто не стал бы оспаривать, что этот его удар был самым важным.

– Я нес камень, как Вася мне и сказал, двадцать минут, – рассказывал он, – Потом увидел хоросэе место для привала. Там дазэ дупло было. Я полозыл камень в дупло, и посол обратно.

– Ну, Мышонок. Ну герой! – его хвалили наперебой, – А как же ты наверх залез незаметно?

– Осень просто. По Версковым следам.

– Да ты, молодец, – нахваливал его Акима, – Прям Коперфильд – Гудини. А я думал конец нам с Вершком. Зато теперь, брат, наступает твой главный мародерский праздник. Пятьдесят тел, да с конями!

– Кстати о телах. Там не все мертвы и без сознания, – предостерег Вася, – А кто-то вообще может мертвым только прикидываться. Пойдем все вместе. И ухо в остро.

Вася оказался прав. В живых осталось аж семнадцать человек. Правда, у некоторых были такие тяжелые раны, что уже и заморозку делать бессмысленно. Но делали все-равно, хотя бы как обезболивающее. А вот оказывать сопротивление собирался только один. Акимин болт пробил ему ногу навылет, он потерял немало крови, но держался, поджидал их, сидя в снегу, сжимая нож, с выражением угрюмой решимости.

– Эй, не дури, – грозно окрикнул его Вася, – Хотели бы тебя добить, твой нож тебе бы не помог.

Раненый отдал нож и позволил Акиму сделать себе перевязку и наложить на ногу заморозку. Ребята посовещались, что делать с остальными выжившими, и решили, что первую помощь все-таки оказать надо, но не более того, не выхаживать же их. Кому повезет, тот выживет. Они соорудили для них из палок и шкур навес. Натаскали дров, подтащили провизии, развели костер и на огонь поставили котел со снегом. Получилось подобие стоянки.

Бобры привели двух лошадей, тех что тащились в конце колонны, впряженные в примитивные волокуши. Они так и топтались там, где их оставили в начале боя. Парни думали, что там продовольствие, а оказалось, лошади тащили двух мертвецов. Тот раненый, что встречал их с ножом, по-прежнему оставался в сознании и с недоумением следил за их хлопотами. Наконец, он не выдержал:

– Почему помогаете? – спросил он, – Мы бы никого в живых не оставили.

– Я знаю, – невозмутимо ответил ему Вася, – Но, думаю, если ты сам до сих пор не понял, то и объяснять бесполезно.

Раненый настаивать не стал:

– А лихо вы нас переиграли. Вдесятером против полусотни, да еще без потерь. Лихо!

– Ну, вообще-то вы сами подставились. Слишком понадеялись на нифрил, – думали, что про маяк мы не знаем. Проявили чрезмерную самонадеянность, – разведку вперед не выслали, походный строй сильно растянули, передовой отряд оставили без стрелкового прикрытия. Сунулись в незнакомую местность без подготовки, – Вася развел руки в стороны, мол чего тут еще объяснять, – Уверен, что снег вы раньше в глаза не видали. Те двое мертвецов, что вы с собой тащили, не иначе получили обморожение, а вы не знали, как им помочь, и просто наложили на них заморозку.

– Верно говоришь, – раненый не стал отрицать очевидное, – Мы потом уж сообразили, а поначалу это даже смешным показалось, – наложить заморозку на обмороженных…

– Ладно, теперь о деле. Выживших мы не обыскивали. Думаю, нифрил у них в карманах найдется, будет, чем раны подморозить. Насчет обморожений ты уже и сам понял, лучше растереть снегом, – Вася увидел в его глазах недоверие, – Я не шучу, растереть снегом и закутать в теплое. Кое-что из оружия мы вам оставили, но луки все забрали, уж не обессудь. Если захочешь здесь задержаться и помочь товарищам, сделай к навесу стенки хоть из того же снега. Дров мы сколько-то натаскали, но их хватит ненадолго. Имей ввиду, им еще долго неподвижно лежать, если будут не в тепле, они не выживут. Лошадей ваших мы тоже оставили. Ну все, бывай.

Они уже отошли довольно далеко, когда Вася вдруг вспомнил:

– Эх, про снегоступы ему не сказал.

– Перебьется, – Акима решительно пресек этот порыв человеколюбия, – Нечего ему по нашим землям на снегоступах шастать.

– Принимается, – согласился Вася, и больше уже об этом не вспоминал.

Глава 35. Безупречный труд старшего секретаря

Старший секретарь головного офиса объединенной зерновой компании – фигура значимая и по-своему могущественная. И не только в глазах обширного штата своих подчиненных. Даже сильные мира сего пытаются его задобрить, стараются ему понравиться; с ним приветливы и обходительны, ибо он тот, кто может посодействовать, а может и воспрепятствовать. Ибо он тот, кто докладывает Самому!

Людское мнение наделяет его этой значимостью, и это, пожалуй, даже льстит самолюбию, однако не мешает старшему секретарю отдавать себе отчет в том, что на деле он лишь пашет как каторжный, и как каторжный имеет много обязанностей и почти совсем не имеет прав. А пуще прочего он не имеет права на ошибку.

Ему приходится удерживать в памяти сотни малых дел и десятки крупных. Он вынужден быть беспощадным к писарям и счетоводам, которые своей ленью и необязательностью всеми силами стремятся свети его в могилу. А получив очередную заслуженную выволочку, косят ему в спину взглядами, полными зависти и злобы, не понимая, не желая понимать, как тяжел его труд и велика ответственность.

Он приходит на работу раньше других, потому что не может позволить себе ни единой минуты утраченного впустую времени. Под его