Непосредственный человек - Ричард Руссо

— Той вакансии, что он мне предлагал, теперь уже, само собой, нет. Но он считает, что, наверное, сможет что-нибудь устроить.

— В Атланте.

— Компания находится там, Хэнк. В Атланте. Если бы компания была в Рэйлтоне, все вышло бы иначе.

На время избавившись от образа Джули на сетчатке своего внутреннего ока, Рассел стал самим собой — чуть ироничным, чуть посмеивающимся.

— Это я понимаю, Рассел.

— Отлично. Мне показалось, не задремал ли ты на минутку.

Я заверил, что ловлю каждое его слово.

— Ладно. Если этот чувак позвонит, думаю, я соглашусь. Если наскребу на билет на самолет.

В доме зазвонил телефон.

— Должно быть, Лили, — сказал я. — Звонит предложить тебе денег.

— Она всегда вовремя, — согласился Рассел. — Повезло тебе с ней.

Телефон звонил, мы сидели и слушали.

— Ты не возьмешь трубку? — спросил Рассел, когда включился автоответчик.

Через секунду послышался голос, но сквозь закрытую дверь я не мог разобрать чей.

Рассел поднялся:

— Не буду больше тебе мешать. И я бы просил не говорить Джули про Атланту.

Я пообещал молчать.

— Спасибо за все, — сказал Рассел, окидывая взглядом веранду. — Я почему-то всегда чувствую себя здесь как дома.

Он осматривал мой дом с большей нежностью, чем когда-либо на моих глазах осматривал свой собственный.

— Но про ос ты мне соврал, — добавил он, указывая на свес крыши, где следовало бы висеть гнезду, будь наши дома идентичны.

Мы пожали друг другу руки.

— Обещай, что не уедешь, не повидавшись с Джули, — потребовал я, потому что подозревал, что именно таков его план.

— Я позвоню ей, — ответил Рассел, — но вряд ли она захочет меня видеть.

— Все равно ты должен съездить поговорить с ней, — повторил я. Он должен убедиться, что с ней все в порядке. Что она давно уже не лежит на полу. Что она не будет до конца своих дней прижимать руку к поврежденному глазу. — Лили вернется завтра, не знаю точно, в котором часу. Сможете встретиться здесь, если захочешь.

— Я подумаю.

— Где ты сейчас живешь?

— У друга.

Я сунул ему клочок бумаги и ручку:

— Запиши мне телефон, чтобы я смог найти тебя, если понадобится.

Нехотя он подчинился.

— А ты мне так и не скажешь, как ухитрился свалиться в сточную яму?

Я поднял глаза к звездам ради пущего драматического эффекта.

— Я уснул и обмочился. Мне стало стыдно, и я спрятался на потолке над кафедрой.

Он пожал плечами:

— Не хочешь говорить — так и скажи, Хэнк.

— В другой раз, — пообещал я. Что-нибудь сумею измыслить более правдоподобное, чем правда. Конечно, я давно не практиковался, но «Нью-Йорк Таймс» когда-то восхваляла юного Уильяма Генри Деверо Младшего, сына знаменитого литературного критика, — мол, его сюжеты «крепкими корнями уходят в сад реалистической прозы».

— Это немного обидно, — вздохнул Рассел. — То есть я-то рассказал тебе все.

— Не все, Рассел, — ответил я. — Люди никогда не рассказывают все.

Кажется, он удивился, что мне это известно. Неужто думал, это его личная тайна? А чем же, по его мнению, профессионально занимается мужчина вроде меня?

Глава 30

Не прошло и двадцати минут после отъезда Рассела, как в начале нашей дороги появился какой-то автомобиль. Я следил, как свет фар перемещается по склону мимо соседских домов. Когда он миновал последний поворот, стало ясно: это ко мне.

На миг я понадеялся, что это Лили возвращается пораньше, чтобы застигнуть меня врасплох, но я же знал — этого быть не может. Когда проживешь с женой столько, сколько прожил я, научишься узнавать не только рокот ее автомобиля, но и тот особый звук, который автомобиль производит, когда она за рулем. Сотни раз я видел, как моя жена въезжает на эту гору, и я знал, что сейчас едет не она — не ее автомобиль, не ее скорость, не так направлен свет фар. Едет человек, бывавший здесь раньше, но довольно давно и не ночью; он помнит, какие у нас крутые повороты, но не помнит в точности, где они, и вынужден снижать скорость, чтобы их не пропустить. Я устрашился, не Тедди Барнс ли это — спешит отпраздновать мою победу, спросить, права ли Грэйси и в самом ли деле я прятался на потолке, спланировать дальнейшие действия, выяснить, вернулась ли Лили, и сообщить ей последние известия о безумии ее супруга. Или, хуже того, он хочет поговорить о своей жене и Илионе.

Приказав Оккаму сидеть, — иногда он даже подчиняется — я встал, включил наружный свет и подошел к перилам как раз вовремя, чтобы увидеть, как из машины вылезает Тони Конилья, один из очень немногих людей, кому я в этот вечер мог бы и порадоваться.

— Ты не отвечаешь на звонки, — заявил он, — и не перезваниваешь, хоть твой автоответчик-врунишка обещает.

Из-под мышки у Тони торчала бутылка. Оккам гавкнул на него сверху.

— Я раз десять тебе сегодня звонил, — продолжал Тони. — Твои коллеги сказали, ты исчез после кафедрального собрания. Они подозревали, что ты прячешься у меня.

— Ты же знаешь моих коллег. Если б они не приходили к неверным выводам, они бы вообще ни к какому выводу не пришли.

Тони почему-то не продвигался к веранде, а перегнулся через капот своей машины и что-то рассматривал. Уже настала ночная тишина, и я слышал, как потрескивает, остывая, мотор. С тех пор как уехал Рассел, похолодало. Оккам дважды крутанулся вокруг своей оси, рухнул на пол, вздохнул и спрятал морду между лап.

— Поднимайся.

— Сейчас приду, — пообещал Тони, однако с места не тронулся. — Сначала попытаюсь разгадать загадку.

— Ладно, считай, я купился, — сказал я. — Какую такую загадку?

— Откуда на крыше твоего авто взялась блевотина. — Он ткнул пальцем.

Тони припарковал свой автомобиль бок о бок с моим, и теперь, когда он мне показал, я увидел, что так оно и есть. Всё мой отец виноват. Если бы гараж не был завален его книгами, там стояла бы моя машина — в безопасности.

Тони подошел ближе, чтобы исследовать блевотину.

— Свежая. Полицейские эксперты установили бы время — не более часа.

Я не удержался от смеха.

Тони поднялся по ступенькам веранды, прошел сквозь раздвижные двери в кухню и вернулся с двумя стаканами, один вручил мне.

— Алкоголь, — заговорщицки сообщил он, предъявляя мне бутылку. Четверть галлона дорогущего кентуккийского бурбона, трети уже недостает. Даже при слабом освещении на веранде я увидел, что глаза Тони налиты кровью и что пить он начал без меня.

— Когда прикончим эту, я знаю, где раздобыть