Красный лик: мемуары и публицистика - Всеволод Никанорович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вчерашняя Радоница показала, что эта многотысячная русская толпа верит в Бога, чтит древний обряд, верит в Воскресение и что на неё нерелигиозные и безбожные проповеди последних лет не оказали никакого влияния…
Радоница – была вчера религиозным смотром…
Смотром сил православия.
* * *
Под пятичасовым нежарким уже солнцем, под летящей из-под автомобилей пылью – по обеим сторонам дороги на кладбище и обратно льётся сплошная разноцветная толпа. Уже у Чурина, то есть в расстоянии трёх-четырёх вёрст от кладбища – чувствуется оживление: покамест, мол, спутники идут к Чурину покупать фотографические пластинки – в наш автомобиль вторгается несколько желающих ехать на кладбище… Автобусы работают так, как они, вероятно, долго не работали; нужно изумляться, с какой ловкостью и смелостью мчатся они по узкой дороге…
И вот между двумя китайскими храмами – Ти-ло-сы и Конфуция – Успенская кладбищенская церковь, с крестом, попирающим полумесяц, на колокольне… Сколько исторических справок вызывает во мне вид этого креста… Уже в сотне сажен от ворот кладбища к ним нельзя проехать. Автомобили стоят сплошным тесным рядом.
Выходим и медленно, шаг за шагом, придерживаясь одной стороны, движемся в сплошной толпе, плотно заливающей путь… Дорогу с обеих сторон гирляндою обсели нищие всяких званий и видов… Тут и монах – живописная фигура с белыми кудрями и кружкой «на построение храма», и слепой китаец, и женщина – мать, кормящая нагой грудью младенца, и старик почтенного вида в старой толстовке, вся святая, хмельная во Христе, юродивая Русь. У тех и у этих огромные мешки с куличом и разной снедью… Насбирали!
* * *
На могилах – сидят, стоят люди: то в задумчивой позе, то в хлопотливых заботах о кресте, цветах. Там и сям на могилках, обращённых в столы, – постланы белые скатерти; на них – куличи, цветные яйца, пасхальная снедь, мелькает иногда и полубутылочка.
Какая смесь настроений, какая выставка людей, которых раньше никогда я не видал в Харбине… В каком-нибудь Желсобе, например, знаешь всех, кто там появляется…
Там – фигуры… Здесь же безвестная и вместе с тем грозная масса… Народ православный…
* * *
Служат панихиды.
Под голубым небом, на котором чётко прорисованы чернью уже набухающие почки деревьев, на зелёной травке могилок – среди прозрачных, похожих на весеннюю дымку сизо-голубую деревьев – цветные пасхальные ризы священников… Как вяжется с этим видом вон та, голубая с золотом, – то же голубое небо с золотом солнца… Звон кадила, голубой приторный дымок и простое пение пасхальных и похоронных гимнов, где два голоса, свиваясь и расплетаясь в тёплом вешнем воздухе, уже дают удивительные эффекты…
– Христос Воскресе! – слышится утверждение из одного места.
– Надгробное рыдание творяще песнь! – раздаётся мрачный баритон из другого…
Весна, когда надгробное рыдание превращается в светлую песню…
И невольно становится грустно на душе, когда видишь, как над могилой склонилась одинокая фигура бедно одетой пожилой женщины.
Где и как она может получить утешение тем своим страданиям, она, оплакивающая разорённое гнездо своё, если только не в вере в бессмертие? Что вы думаете, ей нужна электрификация или Волховстрой?
Есть одно состояние человеческой души, которое можно было бы назвать её первичным равновесием… Пока оно есть – всё хорошо… И горе тому, кто нарушит душевное равновесие целого народа!
* * *
Музыка. Кого хоронят сегодня в этот сияющий день? Наверно, это наш владивостокский деятель Ж.Ж.
И публика в погоне за звуками карабкается на фигурный забор кладбища, смотря туда, где скудно, по бедному звонит католический колокол…
Прохожу в левый дальний угол кладбища, где погребены наши «безбожники». Вот они.
Вместо торжественных крестов, имеющих свою трагическую двухтысячелетнюю историю, крестов, о которых написаны целые тома богословия, крестов как символов христианской культуры – какие-то немногочисленные нелепые красные доски, вроде гладильных, вбиты в головы могил.
И больше ничего.
Народу здесь меньше, нежели в других частях кладбища. И смотря на эти печальные «безбожные» могилы, невольно чуешь тщету человеческих мудрствований здесь, пред лицом смерти.
Насколько красочнее, утешительнее, гениальнее христианский обряд!
А вот даже не доска, а просто что-то вроде гранёного красного кола, вверху вырезаны по граням звёзды.
Под этим унылым памятником спит какой-то младенец.
Чья-то рука пририсовала тут же, под одной из звёзд, крест, и видна надпись карандашом:
– Спи! Ты не виноват… Твои родители св……
Иду дальше. Группа людей сидит и закусывает на могилке; стараюсь рассмотреть – доска или крест? Да, доска, но на неё предупредительно повешена верхняя одежда. Конспирация.
Вот небольшая группа родичей сидит, понурив головы, около доски. А на доске венок и икона Спасителя.
Какая чисто русская трагедия!.. Русского человека нельзя сломать, он только гнётся; он обтекает своим руслом препятствие и смыкает дальше уже за препятствием свои воды, как ни в чём не бывало…
Но из кучки родственников, бредущих мимо с кульками на могилку к своему родственнику, несётся ядовитое:
– Ишь, двух партий держатся!..
Да, две партии… И за ту, и за эту…
А это что? Опять доска без креста. На ней надпись: «Спи, дорогой товарищ! Такова воля Господня!».
А самое главное, что на всех этих немногочисленных красных могилках везде лежит цветная скорлупа яиц, или яички, или накрошен кулич…
Значит и здесь торжествует обряд…
* * *
Покачиваясь, идёт предо мной коренастая фигура мастерового. Очевидно, порядочно хватанул, поминая покойничков.
И в его словах, которые он перемежает с размашистыми жестами, я разбираю:
– Да, вот и пришёл на кладбище! Да, потому, что так полагается!..
И, подумав немного, прибавляет, выпаливает:
– Потому что мы русские люди!
* * *
Вчера на Радонице на Новом кладбище был смотр, смотр православных русских сил; и тот, кто понимает, что нельзя быть безучастным в дни, когда совершаются в своей стране исторические события, – тот поймёт:
– Вчера могильная земля была и по всей Руси прозрачна для русских людей, и многие миллионы смотрели в мёртвые и важные лица миллионов своих предков, учась от их немного властного вида, что нельзя отходить от национальности.
Ведь нация – это союз живых и мёртвых!
И над кладбищем чудесным образом витал дух жизни…
* * *
Вот заключение.
И после этого парада я шёл обратно значительно успокоенный:
– Есть ещё порох в пороховницах!..
Всё выше и твёрже подымается православие, и теперь только дело за священнослужителями, чтобы оказаться на должной высоте!
Время за нас!
Гун-Бао. 1928. 25 апреля.
Борьба за свободного человека
Можно сказать
