Дань псам - Стивен Эриксон

Тисте Анди надели доспехи. Они взяли оружие и всё, что необходимо для убийства. Нимандеру не надо было оглядываться, чтобы представить их преображение. Он знал, как изменились лица идущих за ним. Улыбка Скиньтика исчезла, глаза его светятся ярко и лихорадочно. Всегда рациональная Кедевисс надела маску безумия, и красота ее исказилась, став чем-то страшным. Ненанда, привыкший к воинственным позам, идет пепельно-бледный, бесцветный, словно истина желаний отравила его разум. Десра, пылающая каким-то возбуждением. Одна Араната не изменилась: глаза стеклянные от концентрации, лицо застывшее и смазанное.

Скиньтик и Кедевисс несли Скола. Ненанда положил на плечо его оружие — лук и колчан, меч и поясной нож — связанным одним кожаным ремешком, чтобы при нужде можно было мгновенно приготовиться к бою. Они проскальзывали мимо зданий, внутри которых плясали богопоклонники, махая истощенными конечностями, качая растянутыми животами — двери были распахнуты, ставни раскрыты в ночь. Бормотание голосов не сливалось в хор. Лица тех, кто по случайности оборачивались к Тисте Анди, не озарялись узнаванием — глаза были пустыми, тусклыми, невидящими. Теплый воздух смердел кислой солью умирающего озера, смешанной с гораздо более сильной вонью разложившихся трупов.

…они достигли центральной площади, оглядели пустоту. Алтарь был темным, на вид безжизненным.

Нимандер пригнулся пониже. Он сомневался. Охрана должна быть. Было бы безумием думать иначе. Смогут ли они дойти до алтаря, прежде чем скрытая толпа рванется наперерез? Это кажется маловероятным. Они не видели Каллора со вчерашнего его похода к алтарю. Ненанда думает, что старик мертв. Он ожидает найти его тело, холодное и бледное, валяющееся где-то на плитах пола внутри сооружения. Однако сам Ниманедр почему-то думает иначе.

Скиньтик прошептал из-за спины: — Ну? Почти рассвело, Нимандер.

Что их ждет? Есть лишь один способ узнать. — Вперед.

И с первыми их шагами по площади воздух будто завихрился, став густым и плотным. Нимандер ощутил, что приходится давить на него, что горло и грудь чем-то сжаты.

— Они жгут это дерьмо, — прошипел Скиньтик. — Чуешь? Келик…

— Тихо.

Пятнадцать, двенадцать шагов. Вокруг тишина. Нимандер устремил взор на вход алтаря, на ступени, блестящие от росы и куда худших жидкостей. Черные знаки, казалось, пульсируют, давят на глаза, словно строение задышало. Он ощутил в собственных венах нечто чуждое и неприятное, какие-то пузырьки в крови — или семена, готовые взорваться жизнью. Казалось, сейчас он потеряет контроль над собой.

За спиной хриплые, тяжелые вздохи — они тоже ощутили это, все до одного — они все…

— Сзади, — буркнул Ненанда.

Толпы закрывали все улицы и переулки, медленной темной массой вытекая на прямоугольник площади. «Они походят на пугала, срезанные с крестов… Матерь благая…»

До центра площади сорок шагов. Все выходы перекрыты, остается лишь войти в здание алтаря.

— Нас загоняют, — напряженно сказала Кедевисс. — Они хотят, чтобы мы были внутри…

Нимандер оглянулся, нашел взглядом обвисшее тело Скола. Голова его качалась, волосы волочились по камням. Глаза были полуоткрыты. — Он еще жив?

— Едва, — сказала Кедевисс.

Сотни фигур подбираются ближе, блестят черные глаза, раззявлены рты. Ножи, мотыги, вилы и кувалды сжаты в руках. Единственный исходящий от них звук — шорох босых ног.

Двадцать шагов до ступеней. Справа и слева первые ряды поклонников начали поднимать оружие. Шедшие за ними сделали то же самое.

— Скиньтик, — сказал Нимандер, — возьми Скола. Араната, возьми его оружие. Десра, береги сестру. Кедевисс, Ненанда, будете в арьергарде — едва мы войдем, остановите их у входа. «Двое против по меньшей мере тысячи. Фанатики, не знающие страха и пощады… боги, во что мы вляпались!»

Он услышал, как два меча покидают ножны. Звук распорол воздух, и он как очнулся, словно по лбу провели холодным железом. Толпа смыкается, нарастает звериный рев. Нимандер шагнул на первую ступеньку. — Давайте!

Они ворвались внутрь — Скиньтик сразу за спиной Нимандера, на его спине изогнулся Скол, схваченный за руку и бедро. Араната скользила за ними, словно привидение. За ней шла Десра. Ненанда и Кедевисс, обратившиеся лицами наружу, ступали медленно и осторожно.

Передние ряды богопоклонников что-то забормотали — и бросились на них.

Зазвенело железо, вгрызаясь в плоть и кости. Нимандер шагнул через порог. Света нет — все факелы на стенах закрыты колпаками — но его глаза смогли проницать полумрак. Как раз чтобы увидеть десятка два жрецов, несущихся к ним. Предостерегающе крикнув, Нимандер выхватил меч…

Эти глупцы — люди. В темноте они почти слепы. Он взмахнул клинком и увидел, как покатилась голова, покинув падающее тело. Обратное движение меча перехватило направленную в его грудь руку с кинжалом. Лезвие отделило кисть, так и не отпустившую оружия, и она, падая, ударилась о грудь Тисте Анди. Прицелившись, Нимандер уколол однорукого жреца в горло. Краем глаза заметил, как падает на пол тело Скола: Скиньтик освобождал руки, чтобы защищаться.

По комнате метались тошнотворные всхлипы кусающих плоть мечей. Кровь хлестала на плиты пола.

Нимандер отразил нападение еще одного священника, вонзив острие меча под ребро и достав до сердца. Падая, враг попытался ухватиться за клинок, однако Нимандер резко повернулся и сильным рывком освободил оружие.

Слева по кольчуге заскрежетал нож; он отстранился, взмахивая мечом и чувствуя, как тот режет мягкую плоть. Кислота из распоротого желудка хлынула на лезвие, обожгла костяшки пальцев. Жрец согнулся, прикрывая рану. Нимандер пнул его между ног со всей мочи, ломая кости. Едва враг упал, он перескочил его, встречая следующего.

Меч против ножей — неравное состязание. Когда бедняга упал, всхлипывая от боли в смертельной ране, Нимандер махнул клинком, стряхивая кровь, и обернулся, отыскивая следующего.

Такового не оказалось.

Скиньтик был рядом. Он вставил окровавленный меч в ножны и присел, осматривая Скола. Десра — с клинка капает кровь — встала около Аранаты, а та, невредимая, прошла мимо. Глаза ее были устремлены на резные створки дверей, означавшие некое большое помещение. Десра пошла за ней.

От внешних дверей по-прежнему доносились отзвуки бешеного боя; вопли людей рождали эхо, сталкивались в безумной какофонии. Нимандер оглянулся: Кедевисс и Ненанда все еще удерживали проход, кровь и желчь текли из-под ног, разбегаясь по выемкам и узорам плит. Нимандер заворожено смотрел на эти струйки, пока тычок Скиньтика не пробудил его.

— Идем, — прохрипел Нимандер, направившись вслед за Аранатой.

Десра чувствовала, что все тело ее бурлит жизнью. Даже секс не сравнить с этим ощущением. Два десятка очумелых священников набежало на них — и они трое попросту изрубили их в куски, даже не сбив дыхания. Она видела, как Нимандер расправляется с последним так небрежно-грациозно, что она могла лишь взирать в изумлении. О да, он считает себя плохим мечником — возможно, в сравнении с Ненандой или Кедевисс он действительно слабее. И все же… «Бастион, твои дети не должны были бросать нам вызов. Не должны были давить на нас.

Смотрите же, что с вами будет».

Она поспешила вслед безмозглой сестрице.

Скиньтику хотелось плакать, но он понимал — лучше приберечь слезы на потом, для того тайного места, в котором все будет кончено, для того времени, когда они начнут нормальную жизнь, почти мирную жизнь.

Он не любил молиться, особенно Матери Тьме — сердце ее жестоко, измена ее стала незаживающей раной всех Тисте Анди. Тем не менее он молился. Не богу или богине, не той неведомой силе, что охотно делится милосердием. Нет, Скиньтик молился о мире.

О царстве покоя.

Он не знает, существует ли хоть где-то подобное царство. Не знает, заслужил ли его такой, как он. Рай принадлежит невинным. Вот почему он был и навсегда останется… пустым. Вот почему он зовется раем.

У внешних дверей продолжалась бойня. Кедевисс видела, что Ненанда улыбается. Будь у нее возможность, дала бы ему пощечину. С размаху. Так сильно, чтобы радость выкатилась из глаз. Во всем этом нет ничего славного. Алчные дураки идут и идут, отталкивая друг дружку, а она с Ненандой режут и режут их.

Ох, сражения в стиле «один против толпы» им привычны, они чертовски хорошо знают эту технику. И в них нет гордости. Отчаянное сопротивление требует опыта — и ничего больше. А Тисте Анди прежде всего опытный народ.

Так что кровь хлещет и хлещет, тела содрогаются под ногами, пока их не оттащили другие, жаждущие получить свое.

Она убила двадцатого богопоклонника, и он ничем не отличался от девятнадцатого, как и от первого. Кровь подобна дождю. Кровь подобна слезам. Быстро просыхает.